Погребальные игры - Рено Мэри - Страница 36
- Предыдущая
- 36/86
- Следующая
Утро у Птолемея выдалось многотрудное, но приятное. Он побеседовал с главным архитектором города Дейнократом о скульптурном оформлении храмов, выслушал отчеты нескольких инженеров, заменявших загрязненные нечистотами каналы крытыми водостоками, и принял номархов, которым дал право вновь самим собирать налоги. Это примерно вдвое уменьшало налоговый гнет, каким обременил местных жителей его алчный предшественник. Он, видно, решил, выполняя поставленные перед ним Александром задачи, заодно и обогатиться, обложив египтян повышенными поборами и, соответственно, вынуждая их гнуть спину от зари до зари. Те неустанно трудились на вымогателя под угрозой уничтожения священных крокодилов, чьи места обитания в случае неуплат было обещано пустить под строительство новых зданий. (В итоге именно так негодяй бы и поступил, выжав из несчастных туземцев все соки.) Более того, весь этот произвол творился от имени Александра, что Птолемея окончательно разъярило, и он прошелся по всем приспешникам получившего по заслугам правителя подобно всепоглощающему огню. Эти действия снискали ему всенародную славу и помогли вернуть любовь египтян.
Сейчас он занимался вербовкой. Отдавая ему во владение эту сатрапию, Пердикка разрешил держать в Александрии только две тысячи воинов. Прибыв на место, Птолемей обнаружил почти взбунтовавшийся гарнизон, солдатам которого постоянно задерживали жалованье, отчего их служебное рвение резко упало. Теперь все изменилось. Александр не считал Птолемея самым блестящим из военачальников, но всегда высоко ценил его надежность, сообразительность, смелость и преданность, а главное, то, что он неусыпно заботился о своих подчиненных. До того как Александр принял на себя командование войсками, Птолемей сражался под началом Филиппа; эти два великих стратега многому научили его. Верный слову, достаточно вежливый и привлекательный, он мало уделял внимания личному благоустройству. Не прошло и года, как тысячи деятельных ветеранов, обосновавшихся в Александрии, стали проситься обратно на службу, а сейчас уже новые добровольцы спешили к нему как по суше, так и по морю.
Птолемей не позволил такому взрыву популярности воспламенить его собственные амбиции. Он знал свой шесток и вовсе не собирался обременять себя лишней ношей. Получив желанные владения, он был вполне доволен и намеревался лишь удерживать их под рукой. Ну разумеется, при удачном раскладе горизонты можно бы и расширить, но лишь слегка. Его солдаты были прилично обучены и получали хорошее жалованье и кормежку.
— Ба, неужели передо мной сам Менандр! — сердечно воскликнул он, увидев последнего посетителя. — Мне казалось, ты где-то в Сирии. Что ж, здешним горам не сравниться с неприступными согдийскими скалами, где не гнездятся и птицы. На них ты запросто влезешь даже и без веревки.
Бывалый воин, признанный герой знаменитого штурма, радостно усмехнулся, почувствовав, что после года мучительной неопределенности прибыл наконец туда, куда нужно. Встреча порадовала обоих. После его ухода Птолемей решил передохнуть и прошел в свой кабинет. Его управляющий, на Редкость благоразумный и услужливый египтянин, осторожно поскребся в дверь.
' Мой повелитель, — пробормотал он, — из Вавилона прибыл тот евнух, о котором вы говорили.
Сломанный нос на грубом лице Птолемея, подобно носу гончего пса, тут же почуял запах добычи.
— Я приму его здесь, — сказал он.
В ожидании гостя он удобно расположился в уютной, прохладной комнате, обставленной в греческом стиле. И вскоре Багоас предстал перед ним.
Птолемей увидел перед собой знатного перса в неброском дорожном облачении, разумно экипированного портупеей, оттянутые прорези которой свидетельствовали об оставленном у охраны оружии. Евнух успел отрастить умеренной длины шевелюру, прикрытую сейчас круглой войлочной шапочкой. В общем, Багоас выглядел красивым, стройным, не лишенным изысканности мужчиной неопределенного возраста. Птолемей прикинул, что ему уже должно быть где-то около двадцати четырех лет.
С подобающим изяществом Багоас преклонил колени перед сатрапом, а его пригласили присесть и предложили вина, припасенного для дневного отдохновения. Памятуя о хороших манерах, Птолемей степенно поинтересовался, не сказались ли тяготы путешествия на здоровье гостя; он отлично знал, что с персами лучше не поспешать. Очевидно, о той полуночной встрече в райском уголке вавилонского сада тоже не стоило упоминать без особой необходимости: следовало соблюдать этикет. Как ему помнилось, в былые времена Багоаса отличали безграничные запасы тактичности.
Только после целой цепи учтивых фраз Птолемей счел возможным спросить:
— Какие новости?
Багоас отставил в сторону кубок с вином.
— Его отправят из Вавилона примерно через два месяца, считая с этого дня.
— А эскорт? Кто им будет командовать?
— Ариба. Никто не оспаривал его права.
Птолемей вздохнул с явным облегчением. Перед походом на юг он предложил поручить этому командиру разработку проекта и присмотра за сооружением погребальной лодки, упомянув о его обстоятельности и опытности. Арибе уже приходилось по велению Александра курировать возведение нескольких важных гробниц, и он умело руководил мастерами. Не было упомянуто лишь о том, что в Индии Ариба служил под началом Птолемея и что между ними сложились самые теплые отношения.
— Для вящей уверенности я выждал какое-то время, — продолжил Багоас. — Он нужен им. На случай, если в дороге придется ремонтировать лодку.
— Ты добрался сюда на редкость быстро.
— Я поднялся вверх по Евфрату, а потом на верблюдах доехал до Тира. Дальше морем. В общей сложности — сорок дней.
— После короткого отдыха сможешь ли ты до выступления сопровождающего царя каравана опять попасть в Вавилон?
— Да, с божьего соизволения. Но так и так погребальный кортеж в лучшем случае доползет до побережья месяца через три. Перед ним, выравнивая дорогу, двинется отряд рабочих. Ариба прикинул, что они смогут преодолевать по десять миль в день на равнинных участках и по пять на холмистых при условии, что тянуть лодку будут шестьдесят четыре мула. Для переправы из Азии во Фракию намечено навести мост через Геллеспонт.
Исчез тихий безумец, скрывавшийся от мирских горестей в маленьком домике вавилонского парка. Багоас говорил с сосредоточенностью человека, нашедшего свое призвание. После долгого путешествия перс выглядел стройным, окрепшим.
— Значит, ты видел ладью? — спросил Птолемей. — Она Достойна Александра?
Багоас задумался.
Да, они сделали все, что в человеческих силах.
Ариба, должно быть, превзошел самого себя, подумал Птолемей.
— Давай-ка подойдем к окну. Там есть кое-что интересное для тебя.
Он показал на храм, строящийся на берегу. Голубоватое море под выцветшими небесами плескалось за незаконченной колоннадой.
— Там будет его гробница.
Сдержанное лицо евнуха на мгновение озарилось светом лучистых широко распахнувшихся глаз. Именно так, по воспоминаниям Птолемея о былой жизни, этот мальчик смотрел на Александра, когда тот проезжал мимо него на триумфальных парадах.
— Ее должны закончить через год. Жрецы Амона хотели отвезти его в Сиву. Они заявили, что он сам того пожелал бы. Но подумав, я решил, что его место все-таки здесь.
— Если бы они, господин, увидели его ладью, то и думать забыли бы о таком путешествии. Как только колеса войдут в песок, даже слонам не удастся выволочь ее оттуда… А здесь строится прекрасный храм. Рабочие, видимо, трудятся на совесть, раз успели сделать так много.
Птолемей понимал, что Багоасу понадобится время, чтобы смириться с очередным его сообщением. Он мягко сказал:
— Строительство начали еще до меня. Александр лично одобрил проект. Этот храм он приказал возвести для Гефестиона. Он не представлял, как скоро такое сооружение может понадобиться ему самому.
Взгляд Багоаса вновь обратился к вечности. Он молча взирал на залитые солнцем стволы колонн. Потом спокойно произнес:
— Гефестион подарил бы ему свою гробницу. Он все, что угодно, готов был сложить к его ногам.
- Предыдущая
- 36/86
- Следующая
