Другой взгляд - Квик Аманда - Страница 19

• Предыдущая
• 19/57
• Следующая

Харроу пронзил взглядом собеседника.

– Странно… миссис Джонс по-прежнему носит черное, хотя вы давно возвратились в мир живых.

– Она говорит, что у нее нет модных платьев других цветов, – объяснил Гейбриел. – У нас не было времени купить новый наряд специально для сегодняшнего вечера.

– Думаю, ей не терпится сменить весь этот траур на более жизнерадостные расцветки?

Гейбриел оставил это замечание без ответа. Он знал, что Венеция ни за что не бросится очертя голову к портнихе, чтобы отпраздновать его возвращение.

В этот момент один из окружавших Венецию мужчин наклонился к самому ее уху и что-то прошептал, заставив ее рассмеяться.

У Гейбриела возникло неожиданное желание пересечь комнату, схватить этого наглеца за горло и вышвырнуть его на улицу.

Харроу бросил на него подозрительный взгляд.

– Вы, должно быть, были страшно разочарованы, узнав, что у миссис Джонс уже есть планы на сегодняшний вечер.

– Прощу прощения? – рассеянно отозвался Гейбриел, все внимание которого было сосредоточено на мужчине, допускавшем такие вольности в обращении с Венецией.

– Сомневаюсь, чтобы мужчина, столь долго находившийся в разлуке с любимой женщиной, выразил бы удовольствие провести первый же совместный вечер на выставке фотографии.

«Харроу решил поменяться со мной ролями, – подумал Гейбриел. – Теперь этому юноше вздумалось самому задавать вопросы».

– К счастью, фотографии моей жены просто великолепны, – сказал Гейбриел.

– Согласен. К сожалению, этого нельзя сказать о большинстве представленных сегодня работ. – Харроу развернулся и посмотрел на снимок на стене. – Работы миссис Джонс имеют некую мощную, хотя и едва уловимую, власть над зрителем. Нe правда ли? Ее фотографии как-то странно заставляют вглядываться в них внимательнее, проникать в самую глубину.

Гейбриел посмотрел на снимок, которым так восхищался Харроу, относящийся к категории лондонских достопримечательностей. В отличие от других фотографий этой группы, в своей работе Венеция использовала человеческую фигуру. Молодая женщина (снова Амелия) сжимала шляпу затянутой в перчатку рукой. Она стояла в каменной арке у входа в старинную церковь. И снимок опять вызывал какое-то странное беспокойство.

– Такое впечатление, будто эта женщина – привидение, решившее показаться простым смертным, – заметил Харроу. – Она как будто усиливает впечатление от готического храма, не правда ли?

– В самом деле, – согласился Гейбриел, переводя взгляд на Уиллоуза. Тот направлялся к двери.

– Все фотографии миссис Джонс обладают какой-то непостижимой чувственностью, – продолжал Харроу. – Знаете, я рассматривал ее работы сотни раз, но так и не смог определить, что именно привлекает меня больше всего. Как-то я спросил ее, как ей удается достичь такого поразительного эффекта.

Уиллоуз скрылся из виду, и Гейбриел снова повернулся к Харроу, поинтересовавшись:

– И что же она ответила?

– Сказала, что все дело в освещении.

– Разумный ответ, – пожал плечами Гейбриел. – Талант фотографа заключается в том, чтобы правильно подобрать свет и тень, а потом запечатлеть это на пленке.

Красивый рот Харроу презрительно изогнулся.

– Вам это скажет любой фотограф. Я и не сомневаюсь, что доля правды в этом есть. Понимаю, работать со светом весьма непросто, это требует хорошо развитой интуиции и художественного чутья, но в случае с миссис Джонс здесь что-то другое. Причиной всему, как мне кажется, талант другого рода.

– И что же это за талант? – спросил Гейбриел, неожиданно заинтересовавшись.

Харроу не сводил глаз с фотографии женщины-призрака.

– Такое впечатление, словно миссис Джонс сначала видит в своих моделях и сюжетах нечто такое, что недоступно простому смертному. Видимо, она использует науку и искусство фотографии, чтобы в конечном снимке содержался намек на что-то непостижимое.

Гейбриел снова посмотрел на снимок Амелии у входа в старинную церковь.

– В ее фотографиях зашифрованы тайны, – сказал он.

Харроу непонимающе взглянул на собеседника.

– Прошу прощения?

Гейбриел думал о фотографиях, которые Венеция сделала в Аркейн-Хаусе. В каждом экспонате музея ей удивительным образом удалось уловить нечто таинственное, хотя от нее требовалось всего лишь сделать фотокаталог предметов коллекции.

– Фотографии моей жены одновременно показывают и скрывают, – проговорил наконец он. Удивительно, насколько легко он произнес «моя жена»! – Именно это и притягивает взгляды. В конце концов, людей всегда тянет к тому, что запрещено.

– Да, конечно, – мягко проговорил Харроу. – Запретный плод сладок. Нет ничего более волнующего, чем разгадывать секреты, не правда ли?

– Правда.

Харроу задумчиво склонил голову.

– Вы попали в точку. Странно, что я сам до этого не додумался. Ваша жена фотографирует секреты.

Гейбриел снова взглянул на фотографию и пожал плечами.

– Мне казалось, это очевидно.

– Напротив, если бы вы почитали критику, обязательно заметили, что притягательность работ миссис Джонс для зрителей не поддается словесным описаниям. В прессе ее критиковали как раз за то, что смысл ее работ не всегда понятен.

– Ее даже подвергают критике?

Харроу рассмеялся.

– Похоже, вам это пришлось не по нраву. Не тратьте свое время и силы. Критика есть везде, где присутствует хотя бы намек на искусство. Такова природа вещей. – Молодой человек посмотрел на другой конец комнаты. – Кстати, возле стола с закусками стоит один из представителей этой братии.

Гейбриел обернулся.

– Ах да, это мистер Отфорд из «Флайинг интеллидженсер». Мы знакомы.

– Это ведь он автор сенсационной заметки о вашем возвращении, что была напечатана в утренней газете? Уверен, в завтрашнем выпуске вы найдете подробнейший отчет о работах миссис Джонс.

– С большим удовольствием ознакомлюсь с его наблюдениями, – сказал Гейбриел.

– Фу! – презрительно фыркнул Харроу. – Не тратьте зря время. У этого молодчика мозгов как у курицы. Более того, мне кажется, что вы обладаете лучшим художественным чутьем, чем большинство коллекционеров, которых я знаю. – Он выдержал паузу и добавил: – Не говоря уже об абсолютном большинстве мужей.

– Спасибо, но я, кажется, потерял нить вашей мысли.

– Хочу сказать, немногие мужья обрадовались бы, когда, восстав из мертвых, обнаружили бы, что их жены занялись собственным бизнесом.

«Это правда», – подумал Гейбриел.

С этой галереей Венеция, Амелия и Беатрис сильно рисковали. За последние полвека мир сильно изменился, но к некоторым вещам привыкнуть было не так легко. Большинство профессий по-прежнему оставались закрытыми для женщин, а открытие собственного бизнеса вообще не вязалось с образом респектабельной дамы из общества. А то, что Венеция и ее семья происходили из уважаемых кругов, не подлежало сомнению.

– Моя жена – человек искусства, – раздраженно сказал Гейбриел.

Харроу заметно напрягся.

– Не стоит угрожать мне, сэр. Я не хотел вас обидеть. Напротив, я верный почитатель работ вашей жены.

Гейбриел сделал глоток шампанского, не произнеся ни слова.

– Пожалуйста, сэр, поверьте мне. – Харроу неуверенно сделал шаг к Гейбриелу. – Я восхищаюсь современностью наших взглядов. Немногие мужья мыслят так, как вы.

– Я и сам считаю себя современным человеком, – сказал Гейбриел.

Венеция снова заметила в толпе Гарольда Бертона. Избавившись от осаждавшей ее толпы фотографов-любителей, она сделала попытку пробраться к нему. Это оказалось непросто. На мгновение она потеряла его из виду, но потом вновь увидела. Находясь на противоположной стороне выставочного зала, возле боковой двери, он опасливо огляделся по сторонам, прежде чем скрыться за дверью.

«О нет, только не это, – подумала Венеция. – На этот раз ты от меня не скроешься, слизняк!»

Подобрав юбки, она решила как можно быстрее и незаметнее пробраться к двери, за которой скрылся Бертон.

• Предыдущая
• 19/57
• Следующая