Подобно тысяче громов - Кузнецов Сергей Юрьевич - Страница 6

• Предыдущая
• 6/56
• Следующая

Подмосковное шоссе, воскресное утро, машин почти нет. Вместо Дэвида Тибета – навязчивые вопросы Зары Александровны: а снова в институт ты не собираешься? а на что живешь? надеюсь, ты не в коммерцию пошел? Отцу бы не понравилось. Нет, Зара Александровна, не в коммерцию. А что это у тебя здесь куриная лапка висит? Это, Зара Александровна, шутка. Ну, для прикола, как говорится.

В самом деле – что еще тут скажешь? Не объяснять же про аби адидж и акуки.

Воскресное утро, весь день впереди. Может, и к лучшему, что приеду так рано, думал Олег. Вечером завалюсь к Горскому, днем заеду к дилеру, травы возьму или даже шишек. Папа всегда говорил: в гости с пустыми руками приходить неприлично.

Остановил машину у самого подъезда, донес до лифта сумки, потыкал пальцев в кнопку. Тишина.

– Опять лифт поломался! – возмутилась Зара Александровна.

– Может, варенье в другой раз завезу? – предложил Олег.

– Да-да, конечно, – поспешил согласиться Станислав Петрович, но Зара Александровна тут же добавила:

– Но ведь сумки ты нам поможешь донести?

Олег кивнул и, взяв самую тяжелую из трех сумок, начал подниматься. Старики остались у подъезда, сторожить вещи. Что бы сказал Кроули, думал Олег, если бы его послали тащить сумку на шестой этаж? Наверное, уничтожил бы обидчика на месте. Да, никудышный из меня кроулианец.

На площадке пятого этажа Олег столкнулся с каким-то парнем. Ничего примечательного: джинсы, кроссовки, обычная куртка… разве что мокрое от пота лицо и прилипшие ко лбу волосы. Олег поднялся на этаж выше и увидел – Зарина дверь не заперта, только прикрыта. На всякий случай позвонил, потом вошел и крикнул, ставя сумку на пол:

– Ау! Мила! Ты дома?

Они толком не были знакомы. Конечно, он видел ее на даче у Зары Александровны, пару раз даже подвозил вместе с родителями на машине, но, пожалуй, ни разу не перекинулся даже парой слов. Ау! крикнул Олег, но вместо ответа услышал не то всхлип, не то тихий вой. Скинул сандалии, пошел по коридору – и на пороге спальни увидел Милу.

Совсем голая, она стояла в дверном проеме и, казалось, не замечала Олега. Светлые волосы всклокочены, на левой груди синяк, ноги в крови.

– Что случилось? – спросил Олег.

Мила продолжала тихо подвывать.

Полгода назад Паша выкурил за вечер недельный запас гашина и впал на несколько дней в полное невменялово. Обхватив колени руками, он сидел на кровати, раскачивался и выл – этот вой был страшней самого дурного бэд-трипа.

Именно этот вой вспомнил сейчас Олег. Он стоял, не зная, что делать – бежать вниз? вызывать врачей? – и вдруг Мила прекратила выть и спросила:

– Он ушел?

– Кто?

– Дингард, – сказала Мила, – принц Дингард.

Горский ясно видит их: неподвижных Милу и Олега, Станислава Петровича, сидящего на сумках у подъезда, Зару Александровну, поднимающуюся по лестнице.

Она устала ждать, сказала: наверное, Мила спит и не открывает, я сама. Подъем давался ей нелегко и, чтобы набраться сил, на каждой площадке она кого-нибудь ругала: Станислава, за то, что от него никогда не дождешься помощи, Олега, за то, что не может открыть дверь, Милу, за то, что проспит всю свою жизнь, как уже проспала два года после школы, пока наконец не поступила в дурацкий Историко-архивный, только чудом превратившийся в модный Гуманитарный университет.

Она толкнула незапертую дверь, про себя обругала Олега (на этот раз – чтобы унять тревогу) вошла в квартиру, едва не споткнулась о сумку, замерла в дверях: голая Мила посреди коридора, сбивчивая речь, а Олег слушает, точно это совершенно нормально – разговаривать в прихожей с малознакомой голой девушкой.

– Ты что, с ума сошла? – крикнула Зара Александровна и сразу подумала: Неужели действительно – сошла с ума? Оттолкнула Олега, сорвала с вешалки плащ, накинула на Милу.

– Зара Александровна… – начал Олег, но она не слушала.

– Быстро в спальню! – крикнула она дочери, но Мила вдруг закричала Нет, я не пойду!, толкнула в грудь, бросилась к двери.

– Ты куда? – только и успела крикнуть Зара Александровна. Олег, на ходу вдевая ноги в сандалии, побежал следом.

Она неслась вниз по дворцовой лестнице, мрамор звенел под каблуками. Безмолвие упало, словно приговор. Они не простили измены. Ничто не могло спасти Имельду. Она, она сама привела в Семитронье чужака, едва не разрушила то, что воздвигалось годами. Он не был Дингардом, теперь она поняла – она нарушила обет, она заслуживает изгнания. Имельда выбежала через раскрытые ворота, побежала к мосту. Стражник заступил дорогу, звал незнакомым именем, Имельда оттолкнула его. За спиной – нарастающий шум погони. Нет, ей не суждено спастись! Рев диких зверей по ту сторону моста… Она обернулась и в последний раз кинула взгляд на башни Семитронья.

– Нет! – закричал Олег. Визг тормозов, тупой удар, лужа крови. Он замер посреди тротуара и в этот момент запыхавшаяся Зара Александровна тронула его за плечо:

– Где она?

Олег покачал головой.

– Где Мила, Олег? – еще раз спросила Зара Александровна и услышала, как зарыдал Станислав Петрович.

Антон знает: самый удачный трип можно испортить. Кто-нибудь придет не вовремя, кто-то сядет на измену и обломает всех, мало ли что. Психоделия требует мужества: никто ничего не гарантирует. Главное – что бы ни случилось, запомни тот момент, когда ты смотрел на мир открытыми глазами, когда врата восприятия распахнулись, когда истина и красота слились воедино.

Антон снова и снова напоминает себе об этом: помни безмолвный балет, потаенный смысл, не забудь, навсегда запомни семь фигур в колодце круглого холла. Что бы ни случилось потом – помни. Не дай себе обломаться, не впадай в панику, смотри на все без страха и привязанности.

Громадный холл, семь комнат вокруг. Женино тело на столе, оплывшее лицо. Шесть одноклассников, врач в белом халате, молодой лейтенант.

Врач приехал первым, хотя «скорая» и застряла по дороге. Пока толкали – прошло десять минут, может, их и не хватило. Искусственное дыхание, массаж сердца – все без толку. Врач озирается – раньше был Дом Политпросвета, теперь вот, приватизировали. Лейтенант с плохо скрываемым раздражением вертит в руке серебряную ложку, плюет в сервизную тарелку – видать, дорогую – под нос ворчит буржуи, блин, достает бумагу, начинает писать протокол. Хозяин дома, Владимир Сидоров, отзывает обоих в сторону.

– Я не буду ничего скрывать, – говорит он, – это была передозировка наркотика.

Лейтенант собирается сказать, что наркотики – это уголовное дело, но врач с сомнением качает головой. Можно подумать, уголовное дело воскресило хотя бы одного человека.

– Будем считать – это сердечный приступ, – говорит он, и Сидор тут же соглашается:

– Вот и хорошо, пусть будет сердечный приступ. В любом случае – никаких расследований. Закроем дело, подпишем бумаги, разойдемся с миром, – и тянет бумажник из кармана джинсов.

Врач смотрит на Сидора. Что за люди, думает он, считают, за все нужно платить. Я бы и так сказал, что сердечный приступ, но теперь даже не знаю. Он оглядывает комнату: Роман неподвижно сидит в кресле, Поручик одной рукой обнимает Леру за плечи, Альперович барабанит пальцами по столу, плачет Онтипенко… нет, не похожи на убийц. Хотя, конечно, столько денег так просто не нахапаешь, это да.

– Поймите нас, – говорит хозяин, – не хочется, чтобы Женькино имя трепали… – и открывает бумажник.

– А если это убийство? – спрашивает лейтенант.

– Какое убийство, – говорит Сидор, – Мы все видели: сама приняла эту гадость, никто не заставлял, даже отговаривали.

– А что это было? – спрашивает врач. Он все еще не верит в передозировку.

– А я почем знаю? – говорит хозяин, вынимая из бумажника стодолларовые купюры.

– Так надо выяснить, как этот наркотик к ней попал… – начинает лейтенант, но Сидор прямо спрашивает:

– Сколько?

Врач молчит, а лейтенант судорожно соображает: сколько назвать, чтоб не продешевить? На дворе – девяносто четвертый год, кто их знает, этих крутых, какие деньги для них большие. Тем более, из Москвы приехали, не местные.

• Предыдущая
• 6/56
• Следующая