Эрос и цивилизация. Одномерный человек - Маркузе Герберт - Страница 1

Философские концепции редко обретают массовую популярность или становятся политическим событием. Но если это происходит, их влияние становится грандиозным и может длиться столетиями. Ярчайшими, пожалуй, примерами выступают учения Маркса и Фрейда: зародившись еще в XIX веке, они — развиваясь и трансформируясь — определяют важные черты века XX, оставаясь актуальными и в начале XXI. Неудивительно, что крупнейший идеолог широких антитоталитарных движений шестидесятых годов прошлого столетия Герберт Маркузе осуществил органичный синтез идей марксизма и фрейдизма. По большому счету может быть не важно, какими именно личными мотивами и теоретическими резонами руководствовался эмигрировавший в США из-за прихода фашистов к власти немецкий мыслитель. Важно, что пересечение двух авторитетных течений оказалось не только продуктивным, но и провоцирующим, будоражащим умы и чувства.

В те годы в философии начали происходить многообразные сдвиги, намечающие постепенный переход к постнеклассическому образу мысли. Значительная часть их, однако, так и осталась за пределами общественного внимания. Тем не менее людей не могли не волновать глобальные социальные процессы, которые все больше и стремительнее захватывали и обычную жизнь. Устройство общества даже за границами фашистских или коммунистических государств отнюдь не воспринималось как идеальное, а ведь роль его во всех сферах человеческой деятельности не уменьшалась. Все эти обстоятельства требовали специального осмысления, которое могло быть осуществлено только новыми средствами.

Если марксизм идет от рассмотрения общества к пониманию отдельного человека, а фрейдизм, наоборот, переходит от анализа влечений индивида к трактовке общественных тенденций, то Маркузе стремится совместить обе линии рассуждений. Репрессивное общество порождает одномерного человека, а подавляемый человек воспроизводит отношения принуждения. В отличие от Хоркхаймера и Адорно, своих коллег по Франкфуртскому институту социологических исследований, Маркузе не усматривал прямой связи между западным рационализмом и капиталистическим обществом. Критическая теория общественного развития и организации общества может и должна быть построена на основе новой рациональности, которая реабилитирует и освободит чувственность от подавляющих ее культурных нормативов. А «великий отказ» от господствующих ценностей западной цивилизации во всех ее разновидностях способен открыть возможности «третьего пути» трансформации общества. Именно свободная многомерная личность может взорвать социальный порядок, созданный господством человека над природой и человека над человеком, может осуществить «тотальную революцию», радикально пересматривающую самовосприятие и мироотношение. Преодоление «катастрофы человеческой сущности» должно происходить не путем модернизации внешних политических и экономических условий, но путем изменения внутреннего сознания человека.

Пересказывать взгляды Маркузе бессмысленно: знакомство с его произведениями может дать заинтересованному читателю много больше, чем любые схемы неизбежно упрощающих трактовок.

В состав предлагаемого тома вошли наиболее сильные и известные книги Маркузе, отображающие важнейшие грани его творчества, — «Эрос и цивилизация» и «Одномерный человек».

Как и другие концептуальные философские тексты, произведения Маркузе никоим образом не сводятся к своим названиям. Конечно, про эрос, цивилизацию и одномерного человека речь в них идет. Равно как также и о вечном возвращении и бытии, о фантазии и утопии, о труде и игре, об эстетике и субъекте, о дискурсе и администрировании — и о многом, многом ином…

Василий Кузнецов

В этом эссе я использую психологические категории, так как они уже стали политическими. Традиционное разграничение психологии, с одной стороны, и политической и социальной философии, с другой, устарело вследствие условий человеческого существования в современную эпоху: прежде автономные и осознаваемые психические процессы поглощаются функцией индивида в государстве, его публичным существованием. Таким образом, психологические проблемы оборачиваются политическими: частное расстройство более непосредственно, чем прежде отражает расстройство целого, и лечение индивидуального расстройства более непосредственно, чем прежде зависит от лечения общего расстройства. Современная эпоха склонна к тоталитарности даже там, где она не произвела на свет тоталитарных государств. Психологию можно было разрабатывать и практиковать как частную дисциплину, до тех пор пока душа могла оградить себя от публичной власти, пока существовала потребность и возможность самостоятельно строить частную жизнь. Но если у индивида нет ни умения, ни возможности жить для себя, термины психологии становятся терминами общественных сил, определяющих душевную жизнь. В этих условиях применение психологии для анализа социальных и политических событий означает выбор подхода, этими же событиями скомпрометированного. Задача состоит скорее в обратном: в разработке социального и психологического содержания психологических понятий.

Я попытался по-новому сформулировать некоторые основополагающие вопросы и двинуться с их помощью в еще не исследованном полностью направлении. Я сознаю пробный характер этого исследования и надеюсь в недалеком будущем более детально заняться некоторыми проблемами, в частности, касающимися эстетической теории.

Идеи, развитые в этой книге, были впервые представлены в серии лекций в Вашингтонской школе психиатрии в 1950–1951 гг. Я бы хотел поблагодарить г-на Джозефа Боркина (Вашингтон), побудившего меня к написанию этой книги. Я также глубоко признателен проф. Клайду Клугхону и проф. Баррингтону Муру-мл. из Гарвардского университета и док. Генри и Еле Левенфельд из Нью-Йорка, прочитавшим рукопись, за их ценные замечания и критику. Ответственность за содержание книги всецело лежит на мне. Что же касается моей теоретической позиции, здесь я многим обязан моему другу профессору Максу Хоркхаймеру и его сотрудникам Института социальных исследований, который теперь находится во Франкфурте.

Г.М.

Утверждение Зигмунда Фрейда, что в основании цивилизации лежит постоянное обуздание человеческих инстинктов, было принято как бесспорное. Но его вопрос, стоят ли выгоды, предоставляемые культурой, тех страданий, которые она приносит индивиду, не был воспринят всерьез, тем более что сам Фрейд считал этот процесс неизбежным и необратимым. Свободное удовлетворение инстинктивных потребностей человека несовместимо с цивилизованным обществом, прогресс которого зиждется на отказе от них или отсрочивании их удовлетворения. Счастье, по словам Фрейда, не является культурной ценностью. Оно должно быть подчинено дисциплине труда как основного занятия, дисциплине моногамного воспроизводства, существующей системе законодательства и порядка. Культура — это методическое принесение в жертву либидо, его принудительное переключение на социально полезные виды деятельности и самовыражения.

Эта жертва принесла недурные плоды: в технически развитых странах цивилизованного мира практически завершился процесс покорения природы, в результате чего стало реальным удовлетворение умножающихся потребностей для большего, чем когда-либо прежде, количества людей. И ни механизация и стандартизация жизни, ни духовное оскудение, ни возрастающая деструктивность прогресса пока не заставили поставить под сомнение сам «принцип», направлявший прогресс западной цивилизации. А в свете непрерывного увеличения производительности все более реалистичным выглядит обещание лучшей жизни для всех.