Пуля нашла героя - Курков Андрей Юрьевич - Страница 16

• Предыдущая
• 16/66
• Следующая

Подошел горбун-счетовод.

— Ну все, — сказал он с облегчением.

— А со строителями? — спросил ангел, будучи не в силах оторвать свой оцепеневший взгляд от страшной полыньи. — Что решили?

— Одного простили, он пообещал школу в одиночку достроить. Остальных под лед, они ведь и там, в колхозе, чего-то натворили. С бабами…

Ангел кивнул. И вдруг его затошнило — почудился в воздухе запах копченого мяса. Ангел в испуге оглянулся на дом Захара и действительно увидел вылетающий из трубы дымок.

Горбун-счетовод тоже посмотрел туда.

— Колхозники свинины принесли, вот Петр и коптит, он ведь знает это дело, от Захара выучил.

— На ужин? — спросил ангел, и стало ему не по себе от чужеродности заданного им самим вопроса.

— Ага, они ж ночевать у нас будут. Хотят за ужином суд отпраздновать, Захара помянуть. Водки тоже принесли.

Ангел снова кивнул. На душе у него было тяжело, будто одною своею душою удерживал он все небо над этой страной, не давая ему рухнуть, удерживал из жалости к людям, которых не понимал и, казалось, больше не любил.

Ко Дню Победы в Краснореченске установилась хорошая погода. Дожди и грозы прекратились, выглянуло солнце и за пару дней высушило все улицы и площади города. И хоть в окружающих город лесах и рощицах еще лежал снег, в самом Краснореченске зеленела трава и на клумбах распускались первые нарциссы.

Девятого мая, перед тем как идти на почетную трибуну Добрынин положил букет цветов на могилу друга. В прошлом году они вместе с ним, Дмитрием Ваплаховым, приветствовали демонстрацию и оба радовались, глядя на пионеров и октябрят с шариками и надувными фигурами в руках. Теперь, год спустя, Добрынин был один. Он уже свыкся со своим одиночеством, но одиночество это было скорее душевного характера, ведь знакомых у него в Краснореченске имелось множество, и все они хорошо относились к народному контролеру, уважали его и, может быть, даже по-человечески любили. Не было у Добрынина только друга, такого близкого друга, каким был раньше Дмитрий. Но Добрынин знал, что настоящая дружба рождается сама по себе, ее нельзя найти на работе или на улице. Настоящая дружба очень часто скрепляется кровью, но сейчас было другое время. Сейчас было мирное время, и редко выпадали на долю людей испытания, в которых могла бы родиться настоящая дружба.

Демонстрация закончилась к полудню, но праздник в городе продолжался, и из репродукторов на фонарных столбах неслась бодрая музыка. Люди наслаждались солнечной погодой, гуляли по городу.

Горком партии поехал на пикник. Куняев приглашал и Добрынина, но народный контролер в больших компаниях чувствовал себя неуютно, терялся. Он поблагодарил секретаря горкома, но, сославшись на трудовую усталость, отказался от приглашения. Вместо этого он пошел домой.

Открывая дверь, заметил кончик письма, выглядывавшего из почтового ящика. Вытащил письмо и зашел.

Первым делом поставил чайник. Потом по привычке сел на кухне за стол. Вскрыл письмо.

«Дорогой товарищ Добрынин», — прочитал он. Округлый аккуратный почерк показался знакомым, и он посмотрел на адрес отправителя, указанный на конверте.

Адреса там не было, но фамилия отправителя присутствовала: Таня Ваплахова.

Добрынин удивился: ведь это было ее первое письмо за долгое время. Первое письмо после ее приезда в Краснореченск в прошлом октябре.

«Дорогой товарищ Добрынин, — снова прочитал он. — Извините, что долго не писала, и большое спасибо за заботу, которую вы мне оказали осенью. Пишу вам, потому что больше написать некому. Нет у меня больше никого из родных и близких, кроме вас, поэтому и пишу с просьбой о помощи. Со мной случилось что-то непонятное. Напишите: можно ли мне к вам приехать? Уже несколько месяцев я в отчаянии, и некоторые надо мной смеются. Жду ответа, с уважением, Таня Ваплахова».

Это сумбурное короткое письмо озадачило Добрынина. Сначала озадачило, а потом взволновало. Он нашел ее адрес и, не выпив чаю, поспешил на дежурную почту. Отправил Тане телеграмму: «Приезжай, жду. Добрынин».

Через несколько дней она приехала.

Добрынин как раз возвращался с работы. Возвращался позже обычного: контролировал загрузку двух внеплановых цистерн.

Поднялся на свой второй этаж, уже и ключ дверной вытащил, и вдруг увидел Таню. Она сидела на верхней ступеньке лестницы, рядом стоял ее фанерный, обтянутый брезентом чемодан.

Добрынин заметил, что Таня изменилась, но слабосильная лампочка плохо освещала лестничную клетку и при таком свете мало что можно было рассмотреть.

— Вы откройте дверь, а я сейчас встану, — сказала Таня, придвигаясь к стене и пропуская Добрынина.

Она зашла следом за ним у сразу нырнула с чемоданом в комнату.

Добрынин закрыл дверь, разулся. Включил свет.

— С приездом! — крикнул он из коридора.

Но Таня не ответила.

Он удивленно заглянул в комнату и тут понял, что изменилось в ее внешности. Таня сильно пополнела — тут Добрынин еще больше удивился — казалось, была беременна. От неожиданности народный контролер замер, уставившись на ее живот, выпиравший под легким зеленым пальто.

— Не смотрите на меня так! — жалобно попросила Таня. — Не надо?

Добрынин кивнул и вернулся в коридор. Нашел свои тапки. Обул их.

— Вы не обижайтесь, — донесся из комнаты Танин голос. — Я так намучилась там… Столько стыда натерпелась. Ведь никто не верит…

«Вот оно что», — вдруг подумал народный контролер. Смысл письма теперь был ему ясен. Вспомнил он о той девушке в Сарске, которую красноармеец бросил, вспомнил, к чему это привело, и понял, что должен он позаботиться о Тане, чтобы ничего подобного с ней не случилось. Ведь ясно было, что теперь она одна, и неважно — кто ее бросил: красноармеец или инженер!

Вернулся Добрынин в комнату, сел на табурет у окна и уставился на фотографию урку-емца, висевшую на стене, — не хотел больше смущать Таню своим взглядом.

— Это ничего, не бойся! — произнес Добрынин как можно мягче. — Кушать хочешь?

— Да, — призналась Таня.

Добрынин с радостью ушел на кухню. Почистил картошку. Потом варил ее долго на плите. Вдруг услышал за спиной шаги. Обернулся.

Перед ним стояла Таня. Она уже переоделась в широкий домашний халат. На ногах — тряпичные тапочки. Широкий халат почти полностью скрывал беременность, может быть, поэтому сейчас она выглядела более уверенно.

— Может, я помогу? — спросила Таня.

— Садись, уже все готово, — ответил Добрынин. За поздним ужином они сидели почти до полуночи.

То, что Таня рассказала народному контролеру, так озадачило и удивило его, что он и не знал, верить ей или нет. С одной стороны, он не мог ей не верить, ведь была она теперь вдовой его друга Дмитрия Ваплахова. Но с другой стороны, весь ее рассказ вызвал в Добрынине сомнения с точки зрения нормального разума. «Как же это так? — думал народный контролер. — Разве можно забеременеть без хотя бы какого-нибудь захудалого мужика? Разве может это из ничего получиться?» Но Таня настаивала на своем. — Я это заметила где-то через месяц после того, после брака, — говорила она. — Думала сперва, что живот болит. ! Поболитпоболит и пройдет, решила. А он не проходит. И тогда я к врачу пошла, а он говорит: «Вы, гражданка, беременны!» Я чуть не отравилась! А тут еще подруги заметили, извели меня совсем. Все «кто» да «кто» спрашивают. Еще обижались, почему им не сказала раньше. А как же я знаю, кто? Я ж после брака ни с кем не была. Только работа и общежитие…

Под конец Таня расплакалась, и сам Добрынин за нее расстроился.

Он уже почти верил в ее рассказ. Постелил ей потом свою кровать, а сам на завод пошел. Спал на полу, подстелив одеяло. Да и не спал, а ворочался всю ночь, все о Тане думал.

Вечером после работы пришел домой.

Таня его с ужином ждала. Картошки с мясом натушила.

Поели они молча.

— А ты вообще надолго? — осторожно спросил Добрынин перед тем, как на завод идти ночевать.

• Предыдущая
• 16/66
• Следующая