Не приведи меня в Кенгаракс - Курков Андрей Юрьевич - Страница 16

• Предыдущая
• 16/21
• Следующая

…И Выборг снова был в тумане.

Ночная электричка проехала лишние метры и Турусов, выходивший из первого вагона, уверенно ступил в темноту. Поднявшись на ноги и нащупав рядом на земле, слетевший с плеча вещмешок, бывший сопровождающий увидел зеленое тело электрички. Через пару минут он наткнулся на платформу, вскарабкался на ее влажную поверхность и уже по ней пошел дальше.

Пройдя через переход, попал в маленький вокзальчик, уютный и теплый. На скамьях дремали приезжие. Турусов подложил вещмешок под голову и тоже стал приезжим.

Под утро туман поредел и легко, словно занавес, поднялся вверх. Чистый свет разбудил Турусова. В вокзальном туалете удалось ему и побриться, и умыться. Приведя себя в порядок, он впервые задумался: зачем все-таки он сюда приехал? Зачем нужны были эти три дня дороги, три неспокойных дня, наполненных пересадками и случайными попутчиками?

Здесь он уже был, хотя этого никто не подтвердит. Был страшный туман, не было видно собственной протянутой руки. А в те минуты прошлого приезда, когда туман отодвигался, показывая старые домики города, Турусов смотрел на них, как на плоскую неестественно красивую безжизненную декорацию.

И все-таки здесь же покойный персональный пенсионер огромного значения пытался убить Радецкого ножом для разделки мяса. Здесь же о своего напарника споткнулся сам Турусов, и помог ему добраться до состава.

Все это действительно происходило здесь и с Турусовым, но живой город он видел впервые.

Город был приземистым и каменным. Однажды испугавшись Балтики, он отодвинулся от берега в некоторых местах на сотню-другую метров и так и застыл, тревожно выглядывая в сторону моря небольшими оконницами.

Ближе всего к воде стоял крытый рынок, потом — городская ратуша, вероятно символизируя единство торговли и власти, а также их взаимозависимую смелость. Потом начались жилые квартальчики, меж которыми пролегали булыжниковые просеки для колес, копыт и ног.

Турусов медленно брел вдоль узкой улочки. К городу он привык быстро и теперь, спустя почти пол суток после приезда, все казалось знакомым, уже много раз виденным.

Привлекали его внимание редкие прохожие, но в основном это были военные и молодежь.

«Странно, — подумал Турусов. — Такой старинный город и ни одного старика».

Из-за угла навстречу Турусову вышла маршевым шагом колонна моряков. Без песни, без громких команд они метрономно протопали по булыжнику и свернули за следующий угол.

А в другую сторону проехало несколько крытых военных машин. Так начинался вечер.

Турусов свернул на улицу, ведущую к центру, хотя городок только из центра и состоял. Впереди возвышалась башня ратуши.

Белое пятно упало Турусову под ноги. Он обернулся: включили свет в окне первого этажа и старческое лицо сверху вниз с грустным любопытством посмотрело на уличного прохожего.

Старику за окном было лет девяносто. Он вяло шевелил землистыми губами, не отличавшимися по цвету от пергаментной кожи его лица.

Турусов замер, глядя на него. Некоторое время они смотрели в глаза друг другу, пока старик не отошел вглубь комнаты. Через минуту он снова появился в окне, но уже в очках, толстые линзы которых неимоверно увеличивали зрачки.

Турусов жестом попросился зайти.

Старик перестал шевелить губами. Кивнул.

Он встретил Турусова в проеме входной двери.

— Добрый вечер! — остановился перед ним молодой человек.

— Я слушаю вас, — поспешно проговорил старик, не сходя с места.

Турусов почувствовал себя неловко. Перед ним стоял физически дряхлый человек, но в нем ощущалась огромная внутренняя сила, несгибаемость духа. А Турусов кто? Здесь он был мальчишкой, загоревшимся желанием открыть тайну, познать неведомое и запретное. И то, что путь к познанию уже был окроплен человеческой кровью, еще больше разжигало желание Турусова. Он вдруг подумал, что стремление его продиктовано даже не страстью к уже исторической конкретности, а всего-навсего необходимостью самоутвердиться в новой для себя вере, вере в существование реальной истории. Ведь если Радецкий ездил сопровождающим, как он говорил, уже двенадцать лет, то тому были веские основания: то ли бежал от кого-то, то ли действительно сломя голову пытался пролезть в историю. А Турусов бежал от своих прежних абстрактных убеждений к новым конкретным, и если бы не случай, никогда бы не оказался в этом поезде бесконечного следования. Закономерности могли быть только для Радецкого, закономерности развития событий и даже возможной смерти. Турусов жил случайностями, конкретными случайностями. Случайно он оказался и перед этой дверью, хотя и с конкретной целью.

— Я приезжий… — начал Турусов. — Первый раз в Выборге…

— Ну-ну, — подбодрил его старик.

— А вы какого года рождения? — вдруг спросил гость.

— Девятьсот третьего, — взгляд старика смягчился и он сделал шаг назад. — Ну, проходите!

Комната, из которой старик выглядывал на улицу, была довольно просторной. На стене висела парочка старых фотографий. Турусов остановился возле них.

— Я слушаю вас, — старик сел на диванчик.

— Скажите, у вас здесь есть какой-нибудь совет или клуб ветеранов? — Турусову надоело ходить вокруг да около и он решился говорить напрямую.

— Да, конечно, — кивнул старик. — При ДОСААФе, еще где-то… вы военных ветеранов имеете в виду?

— Ну да. А что, есть и не военные? — заинтересовался гость.

— Всякие есть. Тыловые, к примеру.

— А «тыловые» где собираются?

— А кто вам нужен? Я почти всех по фамилиям знаю.

— Может… там есть персональные пенсионеры?! — спросил Турусов.

— А! — усмехнулся хозяин квартиры. — Почетные граждане города!

— Да.

— Это вам надо в клуб собаководства.

— И часто они там собираются?

— Каждый день. Даже сейчас застанете. Пойдете в сторону судоремонтного завода и, не доходя до него, увидите маленькое старинное зданьице: лошадь в длину, лошадь в ширину. Там этот клуб и распологается.

Расспросив старика поподробнее, Турусов отправился в путь. Путь предстоял близкий, но туманный занавес опускался все ниже и ниже. Воздушное молоко колыхалось на уровне второго этажа, укутывая балконы и все то, что создано, чтобы быть видимым.

Когда Турусов дошел до клуба, молоко уже «съело» вторые этажи зданий и упрямо тянулось к земле.

Турусов поднялся на крыльцо и постучал.

Дверь, обитая листовым железом, тяжело приоткрылась и седой невысокий старичок с усиками щеточкой пристально глянул на посетителя.

— Разрешите войти? — обратился Турусов.

— У нас клуб теоретического собаководства, — отчеканил старичок и хотел было закрыть дверь, но Турусов успел вставить в проем носок ботинка.

— Я по другому вопросу, — как можно загадочнее произнес он.

— По какому? — старичок недовольно поморщил нос.

— Касательно ящиков с шифром ТПСБ… — негромко сказал Турусов, и тут же понял, что пришел по правильному адресу.

Старичок разволновался, на его лбу выступил пот. Он впустил Турусова.

Внутри было тесно. Ярко горела стоватка без абажура, свисавшая с потолка: освещала грубо сколоченный стол на коротких ногах и четыре стула. На каждой стене висело по портрету: Сталин, Хрущов, Брежнев и пустая еще рамка под стеклом.

Турусов поздоровался и огляделся. На него пристально смотрели три старика, сидевших неподвижно под портретами.

— Присаживайтесь, молодой человек! — сказал старик, открывший двери.

— Итак, вы историк?

— Нет. Бывший сопровождающий.

— Значит все-таки историк. Что ж, давайте сначала познакомимся, — старик подошел к столу. — Меня зовут товарищ Федор, а это, слева направо, товарищ Михаил, товарищ Алексей и товарищ Борис.

Старики величественно кивнули, услышав свои имена.

— Моя фамилия Турусов. Можно: товарищ Турусов, — усмехнулся сопровождающий.

— Нельзя, — строго произнес товарищ Федор. — Вы не товарищ, у вас другая система отношений, и смысл у слов другой. У вас нынче никаких, в принципе, настоящих товарищей и нет, одни граждане. Ну рассказывайте!

• Предыдущая
• 16/21
• Следующая