Любимая песня космополита - Курков Андрей Юрьевич - Страница 3
- Предыдущая
- 3/32
- Следующая
– Ну вот теперь вы все знаете! – улыбнулся портье, подходя к двери. – Если нужна помощь – всегда к вашим услугам!
Я остался один в небольшом номере на двоих с широким окном, за которым виднелись домики города, сбегавшие вниз к пускающему на солнце блики морю. Ветра не было. Южная волшебная тишина проникала в комнату. Сначала, с непривычки, она меня настораживала и уже я сам боялся нарушить ее, словно был окружен врагами и не хотел выдать себя ни вздохом, ни шорохом. Вскоре боязнь прошла, но вместо нее появилось некое уважение к тишине и теперь я не хотел ее нарушать совсем по другой причине, по причине, которую трудно было бы объяснить в словах.
Я присел на кровать. Звякнула металлическая сетка под матрасом. Посидев еще немного, я поднялся – сетка еще раз звякнула – и вновь подошел к окну.
Там внизу, совсем недалеко от берега, кто-то учился плавать на яхте. Яхта была крошечная, но даже над ней кружилась чайка.
Наблюдая за галсами этой яхты я словил себя на совершенно порочной мысли – мысли о том, что в такую маленькую яхту попасть из пушки береговой артиллерии должно быть совсем нелегко. Закрыв глаза, я легко представил себе ту же самую маленькую яхточку под обстрелом, но тут же прогнал сей плод больного воображения.
Начиналась иная жизнь, и начиналась она со всего, замечаемого мною в этом городе. С улыбок незнакомых мне людей, о которых я знал лишь одно – герои, отличившиеся в мастерстве убивания врагов своей страны, своего правительства или племени, со светлых просторных кафе на широкой набережной, с полного отсутствия стариков и старух, в ином месте заполнивших бы скамеечки, с которых так приятно и успокоительно наблюдать за приближением морских волн и их постоянным единоборством с песком и камнями этого южного берега.
Начиналась иная жизнь и единственно во что я не верил и не хотел поверить, так это в то, что жизнь эта продлится всего лишь двадцать дней.
Зайдя в первое попавшееся мне кафе, я присел за столик к русоволосому парню.
Молодая девушка подошла ко мне почти балетной походкой – принесла кофе и спросила: не желаю ли я пирожного или взбитых сливок.
Я усмехнулся сам себе: меня никогда еще не спрашивали: не желаю ли я чего-либо! Только в самом раннем детстве бабушка могла побаловать меня подобным вопросом.
– Сливок с орехами и шоколадом! – произнес я, чувствуя некоторую неловкость, словно собирался съесть чей-то военный паек, оставив неизвестного мне человека голодным.
– Минуточку! – каким-то удивительно певучим голосом пропела девушка и той же почти балетной походкой прошла к стойке.
Мы разговорились с русоволосым парнем. И интересно то, что лишь после начальной стадии разговора, из которой мы узнали, что взгляды наши на многие вещи и материи совпадают, решили представиться друг другу. Его звали Вацлав. Да, первый мой знакомый по этому городу наверно не мог не оказаться поляком. Эта нация, к которой я сам частично причисляю себя, повторяет историю еврейского народа, только при полном отсутствии гонений со стороны фараона или иных египтян.
Девушка принесла заказанные мною сливки и совсем повергла меня вопросом относительно последующих моих желаний. Я чуть было не признался в желании поцеловать ее.
Прекрасный крепкий кофе, взбитые сливки, прозрачная стеклянная стена кафе, улица, собранная из средневековых домов, краешек моря, выглядывающий из-за невысокой магнолии, и вдруг: статный старик в генеральской форме появляется перед стеклянной стенкой кафе и смотрит на нас, нет больше чем смотрит: он разглядывает нас в полевой бинокль, потом переводит свой увеличенный многократно взгляд на мои еще недоеденные сливки.
– Генерал Казмо, – негромко сообщает мне Вацлав, кивая на старика.
Так вот он каков, человек, имеющий право нарушать все правила проживания в этом городе. Интересно, за что ему такая честь?! Чем он заслужил ее?
Старик опустил полевой бинокль и смотрел уже «невооруженным» взглядом на меня и Вацлава.
Вацлав кивнул ему приветливо, на что генерал улыбнулся и решительным, если не сказать – военным, шагом направился ко входу.
– Только не перебивай его и не спрашивай ни о чем! – шепотом успел предупредить меня мой новый друг.
Генерал уселся за наш столик. Тут же возникла наша «кофейная балерина», как я ее окрестил, и застыла в ожидании желаний нового, судя по всему именитого посетителя.
– Кофе с водкой и кусочек наполеона! – довольно мягким голосом произнес он и только после этого перевел свой взгляд на нас.
– Привет героям! – с явно выраженным сарказмом в голосе сказал генерал. – Хотя пусть мне вырвут все здоровые зубы, если в каждом из вас не сидит по скрытому пацифисту!
Я бросил быстрый взгляд на Вацлава, но выражение его лица было более чем спокойным – вполне дружелюбным по отношению к генералу.
– Как все-таки жизнь нас меняет! – продолжал после короткой паузы, сопровождавшейся громким вздохом, генерал Казмо. – Я раньше терпеть не мог пребывания в мирных условиях, а оказался единственным постоянным жителем этого города. Точно в ссылку сослали! А вы вот все войну ненавидите, а здесь – только в гостях! И наверняка, чтоб сюда угодить героями притворились: кому-нибудь в спину стреляли! Была б моя воля – собрал бы вас в одну армию и таким вот ограниченным контингентом прошелся бы по европам и азиям, освобождая народы друг от друга и от диктатур. Как приятно, когда ты на коне или на танке… по дорогам чужой страны, а тебе девушки цветы подносят, старушки – яблоки, яйца и молоко, несмышленые ребятишки рученками машут, а цыгане и евреи на скрипках играют. Нет, только в армии человек может почувствовать себя человеком. Но для того, чтобы почувствовать себя человеком с большой буквы – надо не в одной армии послужить! Как можно успешно воевать против немцев, если до этого ты не воевал с немцами против французов или каких-нибудь еще врагов великого рейха?! Как можно сражаться против армии, а которой ты не служил и о порядках которой ты ничего не знаешь?! Конечно, офицерам полегче… они армии как перчатки меняют. Но ведь и вам ничего не стоит вернуться после отдыха в любую другую армию. Какая разница, где подвиги совершать: в Африке или в Азии?! Подвиг везде подвиг, если он, конечно, не липовый!.. Эй, где мой кофе с водкой?!
Генерал повернул голову в сторону буфета.
– Господин генерал, – донесся певучий голосок «балерины». – Ваша водка еще не нагрелась до нужного градуса.
– А до какого нагрелась? До ненужного?! – генерал оглянулся на нас, словно проверял: оценили ли мы его шутку.
Вацлав улыбался. Я подхватил его инициативу.
– Только двадцать семь по Цельсию, – оправдывалась «балерина». – Мы же ее в холодильнике держим.
– Да ладно, неси! – махнул рукой генерал.
«Балерина» почти подлетела к нашему столику с подносом на одной руке. Поставила на столик перед Казмо заказанный им кофе, рюмку водки, кусочек наполеона на блюдечке.
– Ты глянь! – удивился в мыслях я, заметив, что блюдечко было не одноразовое, а из настоящего фарфора.
– Ты знаешь, почему я обожаю «наполеон»?! – старик-генерал уставился в упор на Вацлава.
Вацлав дернулся, словно готовясь к побегу, но потом взял себя в руки и сказал:
– Многие пожилые люди в Европе любят сладкое из-за недостатка сахара в крови…
Прозвучало убедительно и вполне научно.
– Что за чушь?! – Казмо так широко раскрыл глаза, что мне показалось они вот-вот выпадут. В моей жизни мне довелось однажды наблюдать за одним майором, вставлявшим себе каждое утро искусственный глаз. Иногда даже приходилось помогать ему вдавливать эту мерзкую пластмассовую копию человеческого органа в пустую, смазанную гигиеническим кремом глазницу. Так вот в этот момент мне показалось, что Казмо просто собирался дать своим пустым глазницам отдохнуть от искусственных глаз и именно поэтому раскрыл глаза до физического предела.
– Да я просто люблю этого полководца! – рявкнул он, словно заранее зная, что мы не оценим по достоинству эту любовь.
- Предыдущая
- 3/32
- Следующая
