Игра в отрезанный палец - Курков Андрей Юрьевич - Страница 9
- Предыдущая
- 9/105
- Следующая
По «дороге жизни», с высоты, напоминавшей муравьиную тропу, в сторону станции метро и трассы шло множество людей. Может быть, сто, а может и больше.
Они расстянулись по всему километру, напоминая усталых наполеоновских солдат на Смоленской дороге. Виктор попробовал вспомнить название фильма, из которого вынырнула эта картинка, но не смог. Вместо фильма почему-то вспомнилась картина «Бурлаки на Волге». Тут же вспомнились пятеро стажеров, с которыми он проводил трехминутную беседу, их лица, заранее уставшие. Все эти картинки вдруг объединились в его голове. По телевизору недавно показывали запись первомайской демонстрации советского времени, и он, с интересом посмотрев ее, тоже обратил внимание, что многие демонстранты улыбались в камеры какой-то усталой, изношенной улыбкой.
Сходил еще раз умылся холодной водой. Посмотрел на часы — без пятнадцати девять. Зашел в спальню, посидел минутку около Иры и Яны, присосавшейся к правой груди жены. Почувствовал себя «третьим лишним». Вернулся на кухню.
В полдесятого, когда «дорога жизни» уже опустела и только несколько соседских ребятишек с пластмассовыми автоматами в руках играли на ее обочине в «новых русских», Виктор взял мобильный телефон и позвонил вдове Броницкого.
Твердо и вежливо он пригласил ее на кофе, попросил спуститься в десять на улицу и, не дав ей времени на ответ, попрощался.
Когда красная «мазда» остановилась у второго подъезда ведомственного «генеральского» дома, вдова Броницкого уже сидела на скамеечке, в длинной черной юбке и блузке изумрудного цвета. В руках она держала маленькую сумочку.
На «мазду» она не обратила внимания, пока из нее не вышел Виктор. По ее реакции можно было легко понять, что следователя она ожидала скорее увидеть пешим или в крайнем случае на помятых «жигулях», чем на новенькой иномарке.
Виктор, отметив про себя ее удивление, улыбнулся. Поздоровался и, держа деловой ритм, сразу открыл ей дверцу машины.
— А в газетах пишут, что в милиции такая беднота, — проговорила Броницкая, глядя на следователя, который ей вдруг показался посимпатичнее, чем в первый раз.
Первое впечатление часто обманчиво, подумала она, вспомнив о дне знакомства со своим будущим мужем.
Бар «Седой кот», видимо, только-только открылся. Ступеньки были еще мокрыми от тряпки уборщицы. Внутри — никого. Только молодая барменша, снова переусердствовавшая с косметикой.
«Слишком рано встает», — подумал про нее Виктор.
Галантно усадил Броницкую за тот же угловой столик, за которым он сидел здесь с Димой. — Кофе? — спросил вдову.
— И коньяк, — добавила она, улыбнувшись. Уже в первые минуты разговора Виктор оценил правоту позвонившего ночью «мобильного» Георгия. Действительно, заданный утренний ритм уже приносил свои плоды. Броницкая была в минорно-романтическом состоянии, но при этом часто улыбалась и, как казалось Виктору, кокетничала с ним. При этом спокойно, как бы между прочим отвечала на его вопросы. И отвечала по-настоящему. Он уже узнал о тех старых друзьях ее мужа, которые исчезли после перехода его на работу в аппарат президента.
Исчезли они не просто так — оказывается, в штабе случился переполох, какая-то утечка информации. Назревал большой скандал, и его пытались замять. В конце концов замяли, но в результате этого «замятия» один полковник покончил с собой, пропала без вести вольнонаемная секретарша и три человека из командования штабом оказались в Москве. Оказались очень быстро, при этом их посадочная полоса была заранее подготовлена и, пока скандал разгорался, их семьи преспокойно переехали в Белокаменную и заняли неплохие квартиры на Кутузовском проспекте. Один из этих троих — Максим Ивин — и был лучшим другом Броницкого.
Он несколько раз звонил после переезда, а до скандала часто бывал у них дома.
Броницкий в старые добрые времена ездил с ним на охоту, в преферанс играл.
Когда Виктор сказал, что для преферанса надо как минимум три игрока, вдова игриво махнула рукой.
— Они за карты обычно садились ночью, когда я уже спала. Максим вызывал по телефону своего сына или кого-то из подчиненных. Утром встану, а мужики кто на диване, кто на креслах спят. Только посмотришь, кого они ночью вызвали, и в ванную…
Взяв еще кофе с коньяком, Виктор продолжил разговор, но то ли утро заканчивалось, то ли коньяк оказывал на Броницкую затормаживающее воздействие, но она говорила все меньше, паузы между вопросом Виктора и ее ответом удлинялись. Виктор понял, что на этот раз хватит, пора сворачиваться, чтобы закончить разговор на приятной ноте.
— Вы обещали ускорить дело с похоронами, — напомнила вдова. — Неудобно как-то, звонят коллеги мужа, соседи. Спрашивают… Хотят попрощаться.
Виктор еще раз твердо пообещал помочь.
Когда Виктор с Броницкой уже встали из-за стола, им на смену в бар пришла еще одна пара посетителей — двое мужчин лет пятидесяти: один в дорогом темно-синем костюме, второй налегке — в черных брюках и белой рубашке с ярким шелковым галстуком.
Вдову Виктор подвез к ее парадному и на прощанье получил приятную, обещающую дальнейшее общение улыбку.
В райотделе, куда он приехал только к часу, его ждала новость — труп Броницкого исчез. Ночью кто-то отключил допотопную сигнализацию и вломился в здание судмедэкспертизы., Украли только труп, все остальное было на месте.
Быстро записав на листе бумаги все самое важное, что он услышал в баре от вдовы, Виктор выбежал к машине.
Ник проснулся с первыми лучами солнца. Вечером он не закрыл легкую занавеску и теперь щурился, крутил головой, приходя в себя. Опять на руке ощутил холодный металл часов. Наконец открыл глаза и поднес к лицу руку с часами. Только четверть шестого. Сколько же он спал? Два часа? Три? Ложась, он не смотрел на часы, и теперь оставалось только догадываться, сколько длился его сон.
Он присел на кровати, задумался. Вспомнил прошедшую ночь и «кино», показанное ему Иваном Львовичем. Вспомнил последовавший затем разговор с полковником. До него постепенно доходило, что время, его время, ускорило свой ход и вот-вот должно было сорваться с места, как по сигналу стартового пистолета. Сегодня вечером ему предстояло спасти жизнь этому парню, Сергею Сахно. Он еще не знал, где и как это будет происходить. Но потом, после этого, придется прятаться и бежать, бежать и прятаться. А значит, сюда ему скорее всего уже не вернуться. А как же вещи? Как же пять тысяч квартирных долларов, завернутых в полотенце и лежащих в чемодане? Как дальше?
Торопившиеся мысли не подсказывали, что и как делать. Они только ставили перед фактом, но и этого Нику оказалось достаточно, чтобы полностью прийти в себя.
Иван Львович придет в одиннадцать, сейчас только полшестого. Времени у него масса и можно что-нибудь сделать. Только что?
Ник встал, оделся. Поставил чайник. Нарезал хлеб, колбасу, сыр. И делал все это механически, думая совсем не о еде.
Потом пил растворимый кофе. Пил кофе и думал. Думал уже спокойнее.
Что делать с документами, с долларами, с вещами, ведь не будет же он таскать за собой эти два чемодана. В домике оставлять их не хотелось. Если б у него были здесь друзья — оставил бы у них, но он, похоже, и появился здесь только потому, что никого у него в Киеве, да и вообще на Украине не было. Он был идеальный Неизвестный. Найди милиция его труп — он бы и остался неопознанным. Пусть даже по телевизору фотографию покажут. Только Валентин с женой могли бы его опознать, но и то, вряд ли бы они присматривались. Ведь смерть сглаживает выражение лица. Иногда только родные могут легко узнать своих покойников.
Размышляя так, Ник вернулся мыслями к Валентину. Ведь никто не знает, что они познакомились.
Не допив кофе, он вернулся в спальню, вытащил из-под кровати оба чемодана.
Раскрыл. Выложил на пол полотенце с долларами, записную книжку, папку со своими документами — свидетельство о рождении, военный билет, свидетельство о браке и прочие бумаги, которыми постепенно обрастает человек.
- Предыдущая
- 9/105
- Следующая
