Церковь в мире людей - Кураев Андрей (протодиакон) - Страница 81

• Предыдущая
• 81/108
• Следующая

В конце концов, это просто затемняющий перевод греческого термина. Для древних славянских книжников эта неправильность была неизбежной по той причине, что наиболее точный смысл слова "кафоликос" – "вселенский" был уже занят совсем другими денотатами. Термин "вселенная" воспринимался как синоним Византийской империи (а славянские идеологи не хотели считать свои земли частью греческой империи), и вселенской церковью называла себя именно и только патриархия Константинопольская.

Славянское слово "соборный" было бы хорошим переводом греческого слова "синодикос", поскольку собор по гречески – синод (буквально со—путие, «идущие вместе»). А вот слово кафоликос надо было бы перевести как—то иначе.

Слово "олос" в классическом греческом языке означает целый, цельный, полный, совершенный, весь. Соотвественно, «каф—оликос» означает всеобщий. У Аристотеля «кафолико лого» значит "вообще говоря (в смысле «общее правило»). «Кафолу» же означает «всеобщий».

Философы словом кафоликос пользовались для обозначения предельных реалий[250]. Зенон писал трактат об универсалиях, кафолика. При этом универсальное понималось как нечто единственное, его нельзя было путать с суммой. Это то целое, которое прежде и первичнее своих «частей», то целое, которое придает смысл и бытие своим компонентам.

Прекрасно это выразил Честертон: "Церковь – не клуб! Если из клуба все уйдут, его просто не будет. Но Церковь есть, даже когда мы не все в ней понимаем. Она останется, даже если в ней не будет ни кардиналов, ни папы, ибо они принадлежат ей, а не она – им. Если все христиане умрут, она останется у Бога"[251]. Единство и целостность Церкви строятся сверху: Единый Бог дарует Себя и Свое единство людям…

И все же слово кафоликос слишком непонятно: предлог «ката» означает – по; корень «ол» – все… Получается – «повсемный». Но по чему – по всему?

Было время, когда и на Западе и на Востоке слышался одинаковый ответ на этот вопрос: "Церковь называется соборною потому, что она в целой вселенной, и потому, что во всеобщности и без всякого опущения преподает все, долженствующее входить в состав человеческого ведения. Наконец, потому, что как повсеместно врачует она всякого рода грехи, так в ней же приобретается все, именуемое добродетелью" (свт. Кирилл Иерусалимский)[252]. «Церковь называется кафолическою потому, то она совершенна в целой общности своих членов, и не заключена ни в ком из них, и что распространена по всему миру» (блаж. Августин)[253].

Но необходимость борьбы с локально—ограниченными африканскими сектами заставила Августина сместить акцент в этой формуле. Неправда раскольников—донатистов кажется ему очевидной – ведь за пределами Африки их учение не имеет сторонников. "Вы под свойством веры кафолическая понимаете обязанность выполнять все заповеди Божии и таинства, а не распространение ее по всей вселенной" – ставил на вид донатистам блаж. Августин.[254]

Донатисты же считали себя верными традициям и утешались тем, что с ними старина, а не большинство современников. На карфагенском соборе 411 года донатист заявил: "Вселенская церковь основана не на множестве отцов, а на чистоте и неповрежденности таинств"[255]. В общем эта позиция верна. Она и стала главенствующей в богословии Восточных Отцов. «Один человек плюс Бог – это уже большинство» – так понимается кафоличность в Православии[256]. Пусть даже Максим Исповедник (или Марк Эфесский) один, но если с ним Бог, то это уже большинство. Таково вертикальное измерение соборности и кафоличности.

На Западе все больше акцент делался на географической эйфории. Приводя цитату из документов Второго Ватиканского собора, современный католический автор, например, пишет: в этом тексте "показана реализация в католической Церкви признака католичности и основные его составные моменты: множество членов и широкое общественно—географическое пространство. Это достаточное основание считать, что данная Церковь обладает действительно реализующимся признаком католичности"[257].

Для Востока Церковь соборна по вертикали, ибо "держит собор" с Богом; для Запада – по горизонтали, ибо ее голос слышен повсюду. Но как бы ни разнились понимания кафоличности на Востоке и на Западе, нигде до славянофилов кафоличность не понималась как демократическая общинность, как участие "церковных журналистов" и пономарей в работе Архиерейских Соборов.

Церковь соборна с минуты Пятидесятницы. Она была соборной и во II и III веках – от апостольского собора до эпохи вселенских соборов. Церковь в это время жила, не управляясь какими—то великими соборами, и тем не менее соборность Церкви, как ее онтологический атрибут в ней оставался.

В Российской империи в XVIII—XIX веках не было соборов. Тем не менее и наша Церковь оставалась соборной, опять же не по способу избрания главы, и не по процедуре принятия решений, а потому, что там, где Господь пребывает со Своей Церковью, там Церковь кафолична. Тогда она содержит всю полноту благодати, полноту таинств, независимо от того, как избирается Патриарх. Соборность – онтологическое свойство Церкви, а не указание на образ управления ею[258].

Тезис об "умалении соборности" в Церкви равнозначен тезису об уходе из нее Духа Святого, то есть тягчайшему из возводимых на Нее обвинений. Та соборность нашей Церкви, о которой говорит Символ Веры, означает целостность Церкви, ее единство с Ее Главой. Кафоличность (букв. "повсемность") означает то Целое, которое первичнее своих частей. Это единство Церкви с Ее Главой. Здесь нет намеков ни на какие референдумы, нет указаний на зависимость Церкви от какого бо то ни было технического способа принятия в ней решений.

Тот же, кто говорит, что "для возрождения соборности" нужны референдумы и съезды церковных депутатов, показывает лишь меру своего незнакомства с традицией церковного богословия[259]. Я же не могу не присоединиться к мнению прот. Георгия Флоровского, по оценке которого славянофильская соборность – это «фальшивая кафоличность»[260].

Второй признак человека, вдохновляемого жаждой реформации – это напористое цитирование фразы из Послания Восточных Патриархов о том, что в Православии народ выступает хранителем веры и благочестия.

Фраза из этого послания, некогда столь поразившая славянофилов своей демократичностью, гласит: "У нас ни Патриархи, ни Соборы никогда не могли ввести что—нибудь новое, потому что хранитель благочестия у нас есть самое тело Церкви, то есть самый народ, который всегда желает сохранить веру свою неизменной"[261].

Ну, Во-первых, Хранитель Православия, Хранитель благочестия в Церкви только один – Христос. Это единственный Гарант существования Церкви.

Во-вторых, непонятно выражение "тело Церкви". Сама Церковь есть тело Христово (Еф. 1,23). И что же это за "тело тела"? И если народ есть "тело Церкви", то духовенству тогда остается что – быть вне тела Христова?

В—третьих, народ лишь частица церковной соборности. В Церкви как Теле Христовом есть разные служения. В том числе – иерархическое и богословское. Эти служения не могут осуществлять себя в отрыве от остальных, но и иные части тела Христова без них не могут претендовать на полноту и на целокупное имя "тела"[262]. Поэтому уравнение церковного «тела» и народа надо признать ошибочным.

• Предыдущая
• 81/108
• Следующая