Далекое будущее Вселенной Эсхатология в космической перспективе - Эллис Джордж - Страница 73

2. Следующие последствия — положительные. Наша видимая вселенная определенно временна, условна и конечна; однако ее ждет вечное, неуничтожимое, бесконечное будущее в будущей новой вселенной. Как только осознано эсхатологическое различие между «миром сим» и «миром грядущим», мы можем принять конечность, условность и «бесцельность» нашей вселенной. Будущий новый мир принесет то, чего нам в этом конечном мире недостает: вечное присутствие Бога и причастие атрибутам этого божественного присутствия, иначе говоря, то, что в самом себе несет свой смысл.

Это приводит нас к вопросу о переходе «мира сего» в «мир грядущий». Этот переход не может произойти так же, как происходит переход нашего мира от одной стадии развития к другой, поскольку при этом отличительная черта нашего мира — необратимая структура времени — остается неизменной. Здесь речь может идти лишь об универсальном преображении нашего мира, как описывает его Откр 21:5: «Се, делаю все новое» [105]. Это означает, что все сотворенное, все, что здесь было, есть и будет, «делается» заново. По–еврейски «делать» (asah) —не то же, что «творить» (barah).«Творить» означает призывать нечто к бытию, а «делать» — придавать формууже сотворенному.

Следовательно, будущий, новый вечный мир станет новым творением мира, уже нам известного. Когда это произойдет? На этот вопрос трудно ответить, поскольку эсхатологический миг станет концом необратимого времени и таким образом произойдет не во времени вообще [106]. В своей великой главе о воскресении Павел говорит, что эсхатологический момент придет нежданно, «во мгновение ока, при последней трубе» (1 Кор 15:52), и использует платоновское слово exaiphnesдля описания момента, когда вечность касается времени, полагая ему конец и втягивая его в себя. Тогда «мертвые воскреснут нетленными…» и будет «поглощена смерть победою» (там же, 52, 54).

В этот эсхатологический момент воскресение мертвых произойдет диахронически, необратимое время обратится вспять и свернется, как свиток, от конца к началу. Перед вечностью Божьей, предстающей в эсхатологическом моменте, уравняются все времена. Власть преходящего времени, которое нельзя повернуть назад, власть «смерти» войдет в победу вечной жизни. Эволюция живых окончится тем, что можно назвать революцией мертвых.

На краю смерти перед глазами у человека порой в мгновение ока, словно в покадровой раскадровке фильма, разворачивается вся его жизнь; можно представить себе, что и в эсхатологический момент вспышка вечности озарит всю вселенную от конца к началу, сделав всю ее историю одним настоящим.

Эсхатологический момент окончит линейное время, которое мы здесь называем необратимым временем мира сего, и принесет с собой элемент циклического времени. За ним последует не вечное возвращение одного и того же, а уникальное возвращение всего. На богословском языке это называется «всеобщим восстановлением» [6] в вечном присутствии Бога, новым творением, происходящим в эсхатологический момент путем преображения из тленности в бессмертие. Пожалуй, это можно назвать некоей универсальной космической обратной связью.

Такая эсхатологическая модель «будущего вселенной» — единственная, в которой предлагается будущее для прошлого и выражается надежда для умерших. Во всех прочих моделях расширения, эволюции, прогресса или стабильного состояния вселенной будущее касается лишь того, что еще не наступило; для того, что уже совершилось и прошло, никакого будущего нет. Они оставляют прошлое позади и обращают взор лишь ко вселенной далекого будущего. Но эсхатологическая модель будущего оставляет надежду для воспоминаний и открывает будущее для вселенной на всех стадиях ее существования.

«Почему что‑то есть, а ничего нет?» На этот детский метафизический вопрос не существует ответа. Вещи существуют, но их существование не необходимо. То, что существует, очевидно, имеет какую‑то внешнюю причину своего существования.

Вселенная существует, но она не божественна. Богословски это выражается не только идеей творения, но и идеей условности мира (contingentia mundi).Это означает, что законы, которыми управляется мир, не являются вечными законами, сами по себе они условны [27]. Во вселенной или мультивселенной могут существовать самые различные порядки, порядки самых разнообразных видов. Законы природы не вечны. Можно представить себе, что они меняются [107]. Следовательно, мы познаем природные процессы, происходящие во вселенной, путем наблюдения, переживания, опыта, но не через идеальное созерцание бытия. Значение термина «природа» изменялось в течение истории христианства. Сейчас оно больше не обозначает, как в античности, сущность вещей. С начала нового времени природой начали называть ощущаемый и познаваемый модус видимого мира. Говоря об изучении природы, мы используем слово «природа» в ином смысле, чем когда допытываемся о природе вещей.

Сделав следующий шаг, мы сталкиваемся с вопросами о научно объяснимом опыте. Доказать с помощью научного эксперимента можно лишь то, что поддается перепроверке через повторение. Иначе говоря, доказательству поддается лишь повторяемый опыт — то, что не повторяется, доказать невозможно. Но может ли опыт вообще быть повторяемым в строгом смысле слова в мире с необратимой структурой времени? Если «вечного возвращения» во вселенной не существует, если, по слову Гераклита, никто не может дважды вступить в одну и ту же реку, значит, в экспериментальном повторении опыта мы встречаемся не с теми же самыми вещами в строгом смысле слова, но лишь с чем‑то соответствующим этим вещам. Опыт остается уникальным. Величайшие космические сюжеты — история вселенной или эволюция жизни — неповторимы. Но, быть может, на других планетах мы встретим эволюцию жизни, сравнимую с нашей, но находящуюся на иных стадиях, чем у нас на земле.

Как циклическое время считается образом и отражением вечности, так и шар с незапамятных времен был символом совершенства. Даже в наши дни в популярных журналах не только земля, но и космос изображается в виде сферы. Сфера обычно представляется нам закрытой системой, а закрытую систему мы мыслим сферичной. Однако, если с момента большого взрыва вселенная расширяется, нам необходимо либо принять большой взрыв за центральную точку расширяющейся мировой сферы (которая, быть может, однажды снова сожмется), либо совсем отказаться от образа сферы [9].

Все известные нам системы материи и жизни являются сложными, открытыми системами. Они сообщаются с другими системами и предвосхищают их возможности [29, 15]. Почему же вселенная в целом, как сумма всех ее частей и открытых систем, должна быть системой закрытой? Разумеется, мы можем себе представить, что сумма всех открытых систем составляет закрытое целое, не влияющее на их открытость. Но сложные открытые системы подразумевают системную открытость целого, не несущего в себе достаточного организационного принципа для всех его частей. Следовательно, все формулы, описывающие целое, будут лишь предчувствиями еще–не–существующего и еще–не–обозримого целого — они условны, они зависят от будущего подтверждения.

Первый закон термодинамики говорит в пользу закрытой системы, системы, общую формулу которой мы можем искать и должны найти, поскольку она обязана существовать. Но если следовать второму закону термодинамики, развернув его в «теорию открытых систем», перед нами предстанет открытая, неоконченная, еще не завершенная вселенная.

Открытые системы демонстрируют относительно фиксированные структуры реальности и относительно открытые горизонты возможностей. Они показывают тенденцию к дифференциации, к росту сложности и к интеграции или созданию сетевых связей с другими открытыми системами. Они открыты не только для количественного развития, но и для качественных скачков и создания комбинаций, образующих новое целое. Их история отмечена катастрофами и новыми началами в большей степени, чем постепенной эволюцией.