Далекое будущее Вселенной Эсхатология в космической перспективе - Эллис Джордж - Страница 3

В главе 12 «Игры, которые кончаются взрывом или слезами» Стивен Брамс и Марк Килгур рассматривают вопрос о том, можно ли считать, что человеческое поведение будет значительно меняться в зависимости от контекста бесконечного или конечного будущего. Для исследования этого вопроса можно использовать модели теории игр с их коренным различием между ограниченными играми,продолжающимися определенное время или состоящими из определенного числа раундов, и неограниченными играми,в которых таких ограничений нет. Игры, не ограниченные во времени, поощряют сотрудничество, питают надежды и приводят к более благоприятным исходам. Этим исходам способствуют установления, которые не накладывают на игру никаких ограничений, в том числе касающихся переигрываний, и тем самым предусматривают Судный день для тех, кто нарушает установленные нормы. Результаты игры зависят от веры в тот или иной характер будущего: сотрудничество возможно лишь там, где остается надежда. В заключение Брамс и Килгур пытаются связать свое исследование с возможными механизмами, которые помогали бы установлениям, делающим невыгодным деструктивное поведение, что может быть необходимо для долгосрочного выживания человечества.

В главе 13 «Искусственный интеллект и далекое будущее» Маргарет Боден отмечает, что в будущем ИИ суждено приобретать все большее влияние. Она спрашивает: как повлияет существование ИИ на наши представления о человечности? Поддержит их, даже обогатит — или подорвет? Ключевой вопрос: сможет ли ИИ, ждущий нас в далеком будущем, поддержать те наши представления о людях, которые имеют религиозное измерение, — концепции человеческой свободы, уникальности, эмоций, самости и сознания, включая религиозный опыт? На это автор отвечает: вполне возможно, что ИИ окажет на нас в этом отношении положительное влияние и сумеет углубить наше понимание человечества как такового. Однако она подчеркивает воплощенную природу сознания, имея в виду, что предполагать для разума возможность когда‑нибудь мигрировать в машину (см. выше статью Дайсона) — не значит думать, что разумная жизнь в целом сможет совершить то же самое. Кроме того, она показывает, что вопросы о том, смогут ли ИИ–системы далекого будущего «думать по–настоящему», бессмысленны и (или) не имеют ответа.

Наконец, в главе 14 «Космическая эсхатология против эсхатологии человеческой» Оуэн Джинджерич сравнивает человеческие временные шкалы с временными шкалами космоса и рассматривает по очереди пессимистический, оптимистический и реалистический взгляды на будущее человечества, замечая, что «даже десять миллионов лет кажутся мне неразумно долгим сроком для выживания нашего вида». Далее он обращается к богословским размышлениям, подвергая сомнению традиционные понятия о «вечности» и предлагая идею «безвременной вечности», из чего мы снова видим, сколь многое в этой дискуссии зависит от наших представлений о времени. В заключение он подчеркивает, как важно для человека то, на что можно положиться перед лицом неопределенности.

Последняя категория — исследование вопросов, относящихся к метафизике и богословию. В главе 15 «Космология и религиозные идеи о конце света» Кит Уорд рассматривает по очереди восточные религии, иудаизм, ислам и христианство. В восточных религиях мы видим либо отсутствие интереса к тому, как окончит свои дни мир природы, или что ждет нас в далеком будущем (даосизм и конфуцианство), либо циклический взгляд на мир (индуизм и буддизм). В иудаизме и исламе существуют различные планы бытия и вера в то, что физический мир ждет будущее неизмеримо более прекрасное, чем настоящее, — воскресение в новом облике, не подверженном порче и недосягаемом для злых сил. Христианство имеет сходную точку зрения и сходные надежды, которые прекрасно суммированы в конце раздела 3. Уорд указывает, что современные знания о вселенной придают христианским представлениям новую глубину, однако настаивает, что богословская мысль нашего времени не столь уж отличается от представлений первого поколения верующих христиан. Часто говорят о том, что христианство предполагает искупление от тления самого космоса — иными словами, что вслед за уже свершившимися эволюционными преобразованиями материю ждут новые перемены. Чувствуется противоречие между мнением, что будущее физической вселенной для нас неважно, и надеждой на то, что у нас будет достаточно времени, чтобы по–новому выразить и понять вечные идеи божественного сострадания и любви. Однако христианская вера вполне совместима с идеей, что пространству–времени суждено однажды прийти к концу — религиозная надежда на счастливое будущее не ограничивается будущим этого мира.

В главе 16 «Космос и обожение: эсхатологический взгляд на будущее вселенной» Юрген Мольтман подчеркивает, что богословие заимствует свои эсхатологические взгляды не из общего наблюдения за миром — оно получает их из опыта общения с Богом. В христианской эсхатологии мы всегда сталкиваемся с сочетанием контрастных идей конца — и начала, катастрофы — и нового рождения. Перед нами встают следующие возможности: уничтожение мира, преображение мира, обожение мира. Мольтман подчеркивает, что богословское основание для эсхатологических взглядов на далекое будущее вселенной следует искать в том центральном месте, которое занимает в ортодоксальном богословии воскресение Христа. Он представляет себе два качественно разных эона, в которых и время различно: время нашего мира — это время преходящего мира; время будущего мира — это время «мира без конца», мира неизменного и, следовательно, вечного. Предлагаемая им картина эсхатологии — это универсальное преображение нынешнего мира в мир нового типа, где «все новое». В заключение он задает два вопроса: случайна ли вселенная и уникально ли каждое событие? Вселенная — закрытая или открытая система? В ответ на последний вопрос он доказывает предпочтительность открытой вселенной, поскольку такая вселенная открыта и для богословской эсхатологии, которую он описывает.

В главе 17 «Эсхатология и физическая космология: предварительные размышления» Роберт Рассел указывает на резкое противоречие между жесткими богословскими взглядами (которые представлены первыми двумя статьями в этом разделе книги) и взглядами научными и гуманистическими (представленными в предыдущих разделах). Вопрос в том, возможно ли их примирить — и как это сделать? В качестве мысленного эксперимента, признавая, что существуют и другие богословские мнения на этот счет, Рассел принимает крайний случай буквальной интерпретации телесного воскресения Иисуса вместе с его эсхатологическими последствиями — преобразованием всего творения Божьего в «новую тварь» — и показывает, как можно совместить эту веру с современной физикой. Он обсуждает физическую космологию, богословские движения, сходящиеся друг с другом в вопросах о воскресении, эсхатологии и космологии, а также отношения между наукой и богословием, после чего переходит к своему центральному предложению: руководству для продвижения вперед путем пересмотра эсхатологии в свете космологии (так, чтобы научные исследовательские программы помогали формировать богословские исследовательские программы) и космологии в свете эсхатологии (обратным образом). Он показывает, что в той и в другой области возможно плодотворное взаимодействие, и высказывает некоторые предложения по тому, как это взаимодействие должно быть оформлено и направлено. Рассуждение получается провокационным, но так и задумано: Рассел прямо говорит о том, что это логическое исследование крайней точки зрения, где получаются взаимодействия, действительно значимые для обеих сторон.

Наконец, в главе 18 «Природы бытия (временного и вечного)» я замечаю, что все рассуждения о далеком будущем зависят от онтологической позиции, а именно от того, что считается реально существующим, поскольку некоторые формы бытия объективно более неизменны и вечны, чем другие. Некоторые из них можно мыслить как существующие вечно и без изменений, даже если другим суждено со временем отойти в небытие. В этом рассуждении я предлагаю целостный взгляд на онтологию и причинность, сначала — с чисто научной точки зрения, затем — с возможным расширением темы в сторону вопросов морали и богословия. Далее я говорю о том, каким образом эта точка зрения связана с эсхатологическими вопросами — с фактами, на которых они строятся, и с их надеждой.