Сатанстое [Чертов палец] - Купер Джеймс Фенимор - Страница 3
- Предыдущая
- 3/55
- Следующая
— Так что же ты думаешь делать, Ивенс? — спросил полковник. — Дать ли мальчику высшее образование, подобно его деду, или же только среднее, подобно его отцу?
— Сказать по правде, — ответил отец, — этот вопрос у нас еще не решен, потому что мы, прежде всего, не можем прийти к соглашению, куда отправить мальчика.
Полковник удивленно посмотрел на отца и воскликнул:
— Кой черт! Да разве их так много, этих колледжей, что выбор представляется затруднительным?
— Для нас представляется выбор между двумя, — ответил отец, — так как Кембридж слишком далеко, и мы не можем решиться отправить туда нашего единственного ребенка. Сначала мы было думали об этом, но потом совершенно отказались от этой мысли!
— Кембридж? Где это Кембридж? — спросил полковник, вынув трубку изо рта.
— Это в Новой Англии, близ Бостона!
— Упаси вас Бог отдать туда Корнелиуса! — воскликнул полковник. — Там, сударыня, слишком много праздников и слишком много священников; они совершенно испортят мальчика. Вы отправите туда честного мальчугана, а вернется оттуда негодный малый.
— Как же так, полковник? — возразил мистер Ворден. — Неужели вы хотите сказать, что праздники и духовные лица могут создать только негодяев?
Полковник ничего не ответил, а стал пускать громадные клубы дыма.
— Ну а что вы скажете о Йеле, полковник? — спросила моя мать.
— Там тоже все болтуны, краснобаи, целый день говорят и ничего путного не делают! На что порядочным и честным людям такое богомольство? Когда человек действительно хороший, то это может только повредить ему. Я говорю про религию наших янки! — добавил полковник.
— Я могу возразить против Йеля то, что у них там говорят убийственным английским языком! — заметил дед.
— Ах, и не говорите мне об их английском языке; он положительно невыносим! — подтвердил полковник, который сам не мог сказать двух слов по-английски, не исковеркав их до невозможности.
— Ну, в таком случае придется отправить нашего мальчика в Нью-Йорк, в Ныо-Джерси! — сказал отец.
— С этим могла бы и я согласиться, — заметила мать, — если бы не приходилось переезжать море.
— Как так переезжать море? — сказал мистер Ворден. — Ведь мы говорим, сударыня, о Нью-Йорке, который находится не в Англии, а у нас в колониях!
— Я знаю, глубокочтимый мистер Ворден; но ведь туда нельзя попасть иначе, как переправившись через страшный пролив между Нью-Йорком и Поулес Хуком, и каждый раз, когда мой бедный мальчик будет возвращаться домой, ему придется совершать этот ужасный путь! Нет, это невозможно: у меня не будет ни одной минуты покоя!
— Но он может пользоваться Доббским бродом, мистрис Литльпэдж! — спокойно заметил полковник.
— Это ничем не лучше: брод есть брод, и Гудзон всегда останется Гудзоном от Альбани до Нью-Йорка; вода — везде вода! — возразила моя мать.
— В таком случае, — сказал полковник, многозначительно взглянув на отца, — есть возможность обогнуть Гудзон! Правда, это маленький крюк, и придется ехать мысом; всего только два месяца пути; но все же это лучше, чем оставить мальчика без образования! Я даже могу указать ему дорогу.
Матушка заметила, что над ней подтрунивают, и больше не сказала ни слова. Но остальные продолжали обсуждать вопрос, и, в конце концов, было решено отправить меня в Нью-Йорк.
— Вы и Дирка отправьте туда же, мой друг, — заметил мой отец, — жаль было бы разлучать наших мальчиков: они так дружны и во многом гак сходны между собой.
На самом же деле между Дирком и мной было не больше сходства, чем между мулом и конем.
— Дирк — мальчик солидный, рассудительный, — продолжал мой отец, — он из того теста, из которого в Англии сделали бы епископа!
— Нам в нашей семье не нужны епископы, майор Ивенс, и ученые нам тоже не нужны; нас никогда ничему не учили, и мы тем не менее не отстали от других! Я, как видите, полковник; мой отец был тоже полковник, мой дед тоже, и Дирк также может стать полковником, не имея надобности переправляться через тот страшный брод, который так пугает мистрис Литльпэдж!
Полковник любил пошутить, и пока я обучался в Нью-Йорке и даже после моего выпуска из колледжа моей бедной матушке частенько приходилось выдерживать целые залпы сарказмов по поводу страшного брода.
— Все мы согласны с тем, что вы прекрасно устроились в жизни, полковник, — сказал мистер Ворден. — но как знать, может, вы были бы теперь генералом, если бы прошли колледж!
— У нас в колонии нет генералов, кроме главнокомандующего, — возразил он. — Мы не янки, чтобы из пахарей делать генералов!
— Вы правы, Фоллок, — воскликнул мой отец, — с нас достаточно и полковников, лишь бы полковники были люди, заслуживающие уважения и достойные своего звания! Но немного поучиться Корни совсем не повредит, и он отправится в колледж; это дело решенное, и мы больше не будем говорить о нем!
Действительно, я отправился в колледж, и как раз тем страшным бродом. Хотя поместье наше было очень близко от города, тем не менее только теперь, отправляясь с отцом в Нью-Арк, я впервые посетил остров Манхэттен, где жила моя родная тетка, пригласившая нас остановиться проездом у нее на Квин-стрит. В былое время люди не ездили, как теперь, с места на место, не проводили половину времени в дороге и путешествиях, и даже мой отец и дед редко бывали в Нью-Йорке, кроме тех случаев, когда их туда призывали законодательные обязанности. Мать бывала здесь еще реже, хотя мистрис Легг приходилась ей родной сестрой. Муж ее был известный адвокат, но так как он держался оппозиционного образа мыслей, то и не мог пользоваться сочувствием нашей семьи.
В городе образовалась партия, имевшая претензии требовать от правительства отчета в трате каждого шиллинга налогов и податей; но такое вмешательство, совершенно неуместное со стороны подданных, в дела, их не касающиеся, энергично отвергалось правящими. Мистер Легг был, конечно, на стороне населения, а мой отец и дед — на стороне власти. Завязался горячий спор, и тетка, чтобы положить ему конец, попыталась дать другое направление разговору.
— Я весьма рада, что Корни приехал сюда именно теперь, потому что завтра предстоит большой праздник для негров и для детей!
Я ничуть не обиделся, что меня приравняли к неграм, так как у нас они постоянно участвовали во всех увеселениях, но был несколько задет тем, что меня могли причислить к детям. Однако не подал виду и даже заинтересовался праздником. Мой отец стал выспрашивать подробности предстоящего.
— Вчера получено известие, что патрон Альбани на пути в Нью-Йорк в экипаже, запряженном четверкой, с двумя форейторами, и что он должен прибыть завтра поутру. Многим детям из хороших семей родители разрешили идти встречать его; что касается негров, то им тоже пришлось разрешить, так как в противном случае они обошлись бы и без разрешения.
— Я весьма рад, — сказал отец, — молодым людям полезно приучаться почитать старших!
— В сущности, патрон Альбани человек весьма почтенный и богатый. Пусть Корни идет его встречать, но, с вашего разрешения, Помпеи и Цезарь пойдут с ним! — заявил дядюшка.
На другой день ранним утром я и мои провожатые вышли из дома; по пути они указывали мне на все красоты и достопримечательности Нью-Йорка, который и тогда уже был красивым и величественным городом. Около одиннадцати часов утра целые толпы негров и детей устремились за город, увлекая нас за собой. Наконец мы остановились под сенью маленькой вишневой рощицы против грандиозной загородной дачи семейства де Лансей. Тут были не одни негры и дети, но и немало рабочего и мастерового люда, даже, судя по шпагам, лица из высшего класса. Наконец, после довольно долгого ожидания, на дороге показались сперва верховые, а затем и запряженный четверкой экипаж патрона. Лошади были вороные, крупные, чистокровные фламандские, как мне сказал Цезарь, а патрон оказался видным, дородным мужчиной в красном мундире, большом парике и треугольной шляпе и при шпаге с массивным серебряным эфесом; он отвечал поклонами на приветствия толпы и выглядел весьма довольным.
- Предыдущая
- 3/55
- Следующая