Прогалины в дубровах, или Охотник за пчелами - Купер Джеймс Фенимор - Страница 31

• Предыдущая
• 31/119
• Следующая

Правда, исполнить задуманное ему едва не помешал мгновенный импульс, который чуть не толкнул его вновь на попытку к бегству. В ту минуту, когда все дикари стояли на четвереньках, стараясь дотянуться носами до вожделенного углубления, и ни о чем больше не помышляли, бортнику, который мог бы потягаться в резвости с пумой американских лесов, подумалось, что, рванись он со всех ног в сторону каноэ — и он мог бы удрать без дальнейших фокусов. Если бы дело было только в резвости, доступной человеку, быть может, это был бы самый разумный выход; но в ту же минуту бортник сообразил, что никакой бегун не обгонит пулю, посланную вдогонку. Расстояние превышало сто футов, и бежать пришлось бы у всех на виду, в ярком свете двух костров, так как Волчий Глаз все еще подбрасывал хворост в свой костер, все еще стоя на страже, словно опасаясь, что драгоценная влага, которая вот-вот может пробиться из ароматного места, пропадет, если он покинет свой пост. К счастью, этот опасный план Бурдон отверг почти в ту же минуту, как он возник, и сосредоточил все свое внимание на осуществлении первоначального замысла.

Как мы уже говорили, бортник то и дело размахивал своим посохом. Когда дикари, позабыв обо всем, жадно принюхивались к пустому углублению в камне, он легким движением коснулся земляной перемычки, сдерживавшей жидкость в самой большой луже, открывая ей извилистый, но надежный путь, по которому она могла просочиться по склону и заструиться прямо в каменное корытце!

Чудо свершилось! Жидкость можно было не только учуять, но и увидеть воочию! Но Гром, не доверяя своим двум чувствам, решил проверить вновь открытый источник и на вкус — он принялся лакать жидкость, как это делают собаки.

— Маниту не прячет свое лицо от потаватоми! — воскликнул потрясенный дикарь, вскакивая на ноги. — Это «огненная вода», та самая, какую нам бледнолицые дают за меха!

Остальные последовали его примеру, и все разразились удивленными и радостными криками, наперебой обмениваясь впечатлениями и восторгами. Такого великого колдовства не видывали не только их соплеменники, но, безусловно, и все жители этих мест; может быть, лишь одно колдовство из ста сравнялось бы с ним по силе. Ведь нет ничего приятнее, чем виски, а оно тут было — конечно, не в изобилии, но зато отменного качества, в чем кое-кто успел убедиться, и текло прямо из земли, прибывая с каждой секундой! Это последнее чудо Бурдон сотворил, расширив сток из верхней лужицы, так что по канавке заструился более заметный ручеек.

Настала минута для решительных действий. Бортник знал, что драгоценный поток скоро иссякнет и что, если он не предпримет решительных шагов, пока не рассеялось влияние его чар, может статься, ему и вовсе не дадут возможности действовать. В ту минуту даже Воронье Перо был ошеломлен увиденным; но мудрый вождь мог разгадать трюк, и его обида только усугубила бы месть, ожидавшую бортника.

Вовсю размахивая своим посохом и касаясь им разных мест на склоне, бортник старался отвлечь внимание дикарей от лужи виски, а тем временем нашел в кармане на ощупь кусочек канифоли, оставшийся от запаса, который был ему нужен для смычка скрипки: да, среди прочих предметов наш герой владел и скрипкой, звуками которой утешался в своем одиноком житье-бытье среди дубров. Он посыпал смолы на уголь костра, и она вспыхнула, плюясь искрами: однако для настоящего «волшебного огня» ее было маловато.

— У меня в каноэ есть запас, — сказал он, обращаясь к толмачу. — Пока я схожу за ним, пусть краснокожие братья остаются на месте, а то все колдовство белого человека пропадет. И пусть не вздумают подходить к источнику. Пожалуй, лучше будет, если вожди уведут своих молодых воинов подальше, хотя бы вон под то дерево; там они не нарушат колдовские чары.

Бортник указал на дерево, стоящее как раз на пути к лодке, чтобы не возбуждать подозрений, хотя выбрал он именно его потому, что оттуда каноэ не было видно — его скрывала неровность рельефа. Воронье Перо отвел своих воинов на указанную позицию, где они и стояли в суровом и настороженном молчании.

Бурдон тем временем не прерывал колдовских заклинаний; медленно подвигаясь в сторону каноэ, он размахивал посохом и продолжал завывать и молоть несусветную чепуху. Миновав дерево, наш герой почувствовал, не поворачивая головы, что несколько вождей пошли за ним следом — против этого он не посмел возразить, хотя и порядком огорчился. Не останавливаясь, но и не прибавляя под влиянием этого удручающего обстоятельства шагу, молодой человек шел вперед как ни в чем не бывало; раз или два он взмахнул посохом позади себя, проверяя, удастся ли зацепить кого-нибудь из свиты. Однако Воронье Перо с товарищами остановились как раз перед холмиком, скрывавшим каноэ, и позволили «колдуну» идти дальше без эскорта. Бурдон убедился в этом, три раза повернувшись на месте и одновременно поднимая посох к небу.

Самый напряженный момент настал, когда бортник подошел к лодке. Оглядываться еще раз он не хотел, чтобы вожди не разгадали его намерений и, как только он оттолкнется от берега, не обстреляли бы из винтовок. Однако времени терять было нельзя: стоит ему задержаться, как дикари непременно подойдут — если не из подозрительности, то хотя бы из любопытства. Поэтому бортник без промедления вошел в каноэ, продолжая размахивать посохом и бормотать заклинания. Нужно было сразу же пройти на корму лодчонки, чтобы своим весом освободить поднявшийся нос, а также получить возможность обернуться и еще раз посмотреть на индейцев. Риск был настолько велик и наш герой так разволновался, что до последней минуты не проверил, как обстоят дела в каноэ. Однако, обернувшись, он увидел, что двое вождей подошли совсем близко — ярдов на двадцать. Но они не держали винтовки «на изготовку», а опирались на них небрежно, словно не собираясь в ближайшее время пускать оружие в ход. Долго такое положение не могло сохраняться, и Бурдон собрался с духом, решаясь на последний шаг. Но что это — осмотревшись, он не нашел ни одного из трех весел, оставленных в каноэ! Можно не сомневаться, коварные индейцы воспользовались возможностью утащить и спрятать эти насущные средства передвижения.

В ту минуту, когда бортник заметил потерю, сердце у него ушло в пятки, и сам он упал на сиденье на корме, словно вдруг все его тело налилось свинцом. Затем в нем вспыхнула дерзкая отвага, и он с мужеством отчаяния уперся посохом в дно и мощным толчком вывел каноэ кормой вперед навстречу ветру. Несмотря на внезапность и молниеносность движения вожди, не спускавшие настороженных глаз с лодки, вскинули винтовки едва ли не в ту же секунду. Не успело каноэ отойти от берега, как прогремели два выстрела. Выстрелы послужили сигналом к началу военных действий, и слитный вопль толпы, ринувшейся к берегу, подтвердил, что все индейцы поняли теперь: с ними сыграли злую шутку.

Хотя вожди, оказавшиеся поблизости, не растерялись, действовали они недостаточно быстро — лодка двигалась быстрее. Расстояние между кормой лодки и зарослями риса было столь незначительно, что единственный отчаянный толчок позволил бортнику скрыться в густых зарослях прежде, чем свинцовые посланцы настигли его. Заранее предвидя, что в него будут стрелять, и зная, что дикари будут целиться, видя нос каноэ, Бурдон перегнулся через борт и, захватив руками несколько стеблей, принялся продвигать свое легкое суденышко сквозь заросли, перехватывая «рука за рукой», как говорят моряки. Вероятнее всего, это уловка и спасла ему жизнь. Низко нагнувшись, он услышал два выстрела, и обе пули просвистели у него за спиной. Но к этому времени каноэ целиком скрылось в гуще стеблей.

Когда описываешь подобные минуты, понимаешь, что слову не угнаться за ходом событий. Не прошло и двадцати секунд с того момента, когда Бурдон оттолкнул лодку от берега, как он уже снова оказался на чистой воде, с подветренной стороны. Здесь врагам было уже невозможно разглядеть его — не только за преградой из зарослей риса, но и под покровом ночной темноты: свет от костров не достигал так далеко. Когда каноэ вышло из зарослей риса, ветер, все еще довольно свежий, набросился на легкое суденышко, норовя не только отогнать его обратно к берегу, но и развернуть бортом, чтобы сделать своей игрушкой. «Посох» бортника уже не доставал до дна. Тогда он попытался грести им, как веслом, но убедился, что для этой цели тот непригоден. Единственное, чего ему удалось добиться, — это направлять каноэ вдоль кромки зарослей риса, пока оно не подошло к месту, где заросли подступали значительно ближе к середине реки. Войдя в этот лесок из стеблей дикого риса, он смог отвести каноэ подальше от северного берега, цепляясь за стебли, хотя это давалось ему с трудом, из-за густоты зарослей.

• Предыдущая
• 31/119
• Следующая