Темная комната - Попов Валерий Георгиевич - Страница 27
- Предыдущая
- 27/37
- Следующая
Я, помню, любимцем его был.
Говорил он — замечательно я пою!
Потом пение у нас кончилось.
И всё!.. Вспомнится иногда только, как солировал я.
Стою — и сам удивляюсь, как пою!
«Солнышко све-тит яс-ное!..»
Вспомнил, как на концерте для родителей пел, — родители все изумлены были, переглядывались, головами качали — они до этого с другой стороны меня знали… И вот встречает меня он — два года уже после уроков его прошло.
— Ну как ты, — спрашивает, — поёшь?
Я подумал еще тогда: «Просто нечего ему больше спросить!»
А сейчас понял вдруг: «Не совсем так!»
Он, видно, действительно на меня надеялся, что я певцом стану, с его лёгкой руки, чтоб он говорить мог потом друзьям-пенсионерам: «А Горохов-то у меня начинал!» Но как-то я про это забыл. Ушёл он — и забыл я про пение.
Потом вспомнил вдруг: я же ещё и в лёгкой атлетике блистал. Учитель школьный в спортшколу меня послал, там я сразу на второй юношеский разряд пробежал. Может, я и быстрее бы побежал, да какой-то балбес на дорожке чемодан позабыл. Перепрыгивать пришлось, и то время разрядное оказалось. Тренер тот говорит: «Ну-ну!»
И всё. Больше я на тренировки не ходил. Не помню уж почему. Так что в лёгкой атлетике я перспективный был! Как это забыл я совсем… Выходит, я не одну уже надежду не оправдал, а две! Так и всё, вообще, можно проморгать!
Виктору говорю:
— Ну, куда? Помнишь, ты говорил, что у тебя какой-то верный друг есть? Ну, номером телефона которого ты ещё камеру хранения зашифровал?
Он говорит:
— Точно! Как мог я забыть! Вот это действительно друг! Напоит нас чаем, накормит! Колоссально!
Вбежал в телефонную будку и застыл. Минут десять, наверно, стоял, как столб.
— Забыл! — говорит.
— Что?
— Номер телефона его забыл, давно, выходит, не звонил.
— Да-а-а-а, — говорю, — к дружбе у нас, выходит, такое же небрежное отношение, как ко всему!
— Как же? — он говорит вдруг.
— Что — как?
— Как же, — говорит, — камеру хранения теперь откроем? Думал, уж этот телефон железно запомню, и нет!
Витя расстроился, впервые, можно сказать. Но быстро пришёл в себя, снова захохотал.
— Дурак, — говорит, — какой же я дурак! Надо поехать к нему, и всё! Поглядеть его телефон, заодно поесть!
— А живёт-то где он, хоть помнишь?
— Я всегда помню, где друзья мои живут! — веско говорит.
Ехали долго, на двух автобусах. Приехали наконец в новый район.
— Вот, — Витя радостно говорит. — Вот его дом!.. Точно!
Поднялись. Виктор звонить начал. Звонок… ещё звонок…
Не открывают!
— Да… где-то задерживается, — Витя говорит.
— Может, по справочному можно телефон узнать?
— Нет, — Витя говорит, — фамилии его точно не помню!
— Да-а-а, — говорю, — без портфелей нам уж точно домой ходу нет!
— Ладно, — Витя вдруг говорит. — Выбью уж я ему дверь! Если товарищ настоящий — простит!
— Да ты что? — говорю. — Это же взлом!
— Ничего! — говорит. — Как-нибудь! Я же вижу, как ты устал! Вижу, что домой тебе уже хочется! Мой долг, хочешь знать, выручить твой портфель и тебе отдать!
— Спасибо! — говорю. — Ты, видно, настоящий друг! — Разбежался Витя вниз по лестнице, трахнул плечом дверь, она открылась. Вбежали мы внутрь, стали телефон искать, вдруг Витя как закричит:
— Это не та квартира! Бежим!
Дрожащими руками дверь обратно приставили, вниз сбежали, в автобус вскочили.
— Да, — Витьке говорю, — знал, что до преступления мы можем докатиться, только не думал, что так быстро!
Приехали в центр, Витя говорит:
— Идея!
Я задрожал.
— Не надо! — говорю. — Я идей твоих что-то уже боюсь.
— Действительно — отличная мысль! — говорит. — Пойдём к Клопахину, отличнику нашему, возьмём у него тетради и всё спишем! Завтра в школу придём — всё у нас сделано, хоть бы что!
— А куда ж мы спишем-то, тетрадей-то у нас нет!
— Ну и что? Подумаешь! Что, у него лишних тетрадок не найдётся?
— Точно, — говорю. — Идея!
— Говорил, — Витька обрадовался, — со мной не пропадёшь!
Пришли мы к Клопахину, звоним. Открыл он, и такая вдруг тоска на лице его отразилась!
— А… это вы, — говорит.
В комнату нас провёл, потом говорит:
— Знаете что? Понимаете, я сейчас к олимпиаде физической готовлюсь, погуляйте, пожалуйста, минут двадцать, я кончу.
И прямо лицо у него — умоляющее. Чувствуется, очень он увлечён чем-то там.
— Ладно, — Вите говорю. — Пойдём.
Вышли, стали по улице ходить. Замёрзли совсем, вошли в продуктовый магазин.
— Хорошо! — Витя говорит. — Тепло тут, светло! Замечательно!
Стал от радости руки потирать, вдруг продавщица громко ему говорит:
— Ты руки не потирай, не потирай! Всё равно спиртного тебе не отпущу — мал ещё!
Я обомлел.
— Неплохо, — Вите говорю, — уже за пьяниц нас принимают. Вот это здорово.
Из соседнего отдела продавец говорит:
— Будете брать что-нибудь? Закрываться нам уже пора, хватит!
Витя говорит:
— Да нет, мы не покупать сюда пришли.
— Не покупать? — продавец говорит. — А зачем же? Колька, — кричит, — прикрой-ка дверь — разберёмся!
— Покупать, — говорю, — конечно, покупать, он оговорился!
К прилавку его подошёл, стал смотреть.
— Взвесьте, пожалуйста, эту селёдочку, — говорю.
Взвесил продавец:
— Сорок семь копеек! Платите быстро!
Я Виктору говорю:
— Надо брать!
Виктор:
— А зачем? Что мы с ней делать будем?
— Молчи!
Подошли снова к прилавку, стали смотреть нашу селёдку. Витя говорит продавцу:
— Какое-то лицо у неё невыразительное!
Продавец:
— Это чем же невыразительное?
Витя говорит:
— Глаза тусклые!
Продавец говорит:
— У самого тебя тусклые, шельмец! Покупать ты сюда пришёл — или по карманам у людей шарить? Говори.
Продавщицы кричат ему:
— Вася, скоро ты? Закрывать пора!
— Придётся брать, — Вите говорю, — есть у тебя какая-нибудь мелочь или нет?
Витя полез в карман, высыпал мне немного мелочи. Пошёл я в кассу, уплатил.
С селёдкой на отлете — в руке — вышли из магазина самые последние. И кассирша вслед ещё кричит, что шляются тут, неизвестно зачем!
Звоним снова Клопахину — у меня, стало быть, рукав оторван, у Вити на голове шарф. Открывает мать.
— Вы к кому? — говорит.
— Мы к Алёше.
— А зачем? — говорит.
— Просто так.
— Просто так? — говорит. — А селёдка зачем?
И действительно, селёдка довольно нагло торчит из бумаги, и жир с неё каплет!
— Это так…
— Ах, так? — говорит. — Не пущу!
Клопахин из комнаты вдруг кричит умоляющим голосом:
— Ребята, это вы, да? Подождите полчасика ещё, ладно?
Приходим в третий раз — сестра открывает.
— А Алёши нет, — говорит. — Он ушёл.
— Как это нет? — Витя разволновался. — Только что был! — Вошли мы все-таки в комнату, смотрим — действительно, никого.
Пошли обратно, Витя с расстройства не в ту дверь полез. Одна дверь из комнаты в коридор вела, а другая, оказывается, — в стенной шкаф. Схватил Витя эту дверь, тащит её, а она не идёт. Витя закричал тут: «Эх!» — рванул эту дверь, она открылась. И предстала перед нами картина: дверь с той стороны держит Алёша, другой рукой держится за полку в шкафу. И Витя, с богатырской его силой, и Алёшу наружу вытащил, и полку! Полка накренилась слегка, и сверху голубой стиральный порошок на Витю сыплется. Потом таз начал съезжать. Медленно сползал, долго… потом по Витиной голове, шарфом обмотанной, — бам-м-м-м!
Витя голову почесал, но всё стоит. Потом суть происшедшего стала до него доходить, повернулся он и к другой двери пошёл.
Вышли мы на улицу — Витя говорит:
— Ничего!.. Нормально! (голову потирает). Жалко, что я без фуражки был.
- Предыдущая
- 27/37
- Следующая
