Палач, или Аббатство виноградарей - Купер Джеймс Фенимор - Страница 50

• Предыдущая
• 50/101
• Следующая

— Веселую ты ведешь жизнь, почтенный Пиппо! — воскликнул Конрад. — Смех — твое ремесло; ты отлично умеешь рассмешить и идешь по свету, улыбаясь и заставляя улыбаться других. Полишинель — славный парень, и как замечательно в своих дурачествах изображает он нетвердую походку!

— Corpo di Bacco!note 111 Хотел бы я, чтобы это было так. Но ты по части развлечений больший дока, чем я, почтенный пилигрим, хотя со стороны этого не скажешь. Разница меж нами, благочестивый Конрад, заключается в том, что ты посмеиваешься себе потихоньку, храня печальный вид, а я едва сдерживаю зевоту, когда на глазах у всех помираю со смеху. Шутки от частого употребления тускнеют и становятся темными, как грязь в луже. Один бокал вина не выпьешь дважды, и повторенная острота не вызовет смеха. Cospetto!note 112 Я полжизни готов отдать за несколько новых шуток; но их способен сочинить лишь тот, кто никогда не видел фигляров и у кого не помутилось в голове от хитроумной болтовни всех шутов Европы, вместе взятых.

— Некогда жил один мудрец, о котором вы все, наверное, слышали, — заметил Мазо, — так вот, он сказал, что нет ничего нового под солнцем.

— Ему, наверное, никогда не доводилось пробовать молодого вина вроде этого, — возразил пилигрим. — Оно только что из давильни.

— Негодяй, неужто ты думаешь, что помимо тебя здесь никто не разбирается в подобных материях? В другой раз воздай нам по справедливости!

— Вино после первого глотка остается неизменным, но вкус у опьяневшего человека притупляется; и в этом Соломонnote 113 был прав, как и во всем прочем, — с холодностью ответил Маледетто. — Нет, друг, ты не станешь потчевать вином тех, кто не в состоянии оценить его.

Мазо вытолкнул парня, который прислуживал им, из комнаты, сунул ему в руку монету и велел не возвращаться. Обильное возлияние значительно опустошило его кошелек, и дальнейшие издержки были нежелательны.

— Вон там идут актеры — боги и богини, пастухи и пастушки; сейчас они развеселят нас! Надо отдать должное жителям Веве; они с редкостной добротой отнеслись к своим узникам и прислали актеров, чтобы утешить нас в нашем заточении.

— Вина! Вина! Молодого или старого — пусть принесут вина! — взревели Конрад, Пиппо и их собутыльники, которые были пьяны настолько, что не заметили, как Мазо отослал разносчика; и однако, их едва теплящегося сознания хватило, чтобы согласиться, что все, что говорит Мазо о внимании к ним властей — не только справедливо, но и заслужено ими.

— Как, Пиппо! Ты сам актер — и вопишь, чтобы тебе дали вина, когда твои собратья по ремеслу выступают перед тобой! — воскликнул моряк. — Да ты, наверное, не такой уж искусный актер, если устрашился нескольких крестьян из кантона Во, вздумавших потягаться с тобой в мастерстве! Вот так буффонnote 114 из Неаполя!

Пиппо поклялся, положив руку на бокал, что он посрамит искуснейших в Швейцарии, потому что выступал на всех пристанях и площадях Италии и во дворцах перед принцами и кардиналами; и что актера искуснее, чем он, не сыщешь по обе стороны Альп. Мазо упорствовал и, нанося все новые уколы тщеславию Пиппо, заставил его позабыть о вине и вместе со всеми остальными подойти к окну.

Праздничная процессия, обойдя весь город, достигла наконец площади перед ратушей, где актеры вновь повторили свое выступление, уже знакомое читателю. Тут были служители Аббатства, виноградари, пастухи и пастушки, Флора, Церера, Палееnote 115 и Вакх, каждый в сопровождении своей свиты и с атрибутами высочайшей власти. Силен свалился со своего осла, к величайшему удовольствию тысячи вопящих зевак и полному восторгу столпившихся у окна пленников, которые утверждали, что игры тут нет никакой, но что полубог, к стыду своему, совершил слишком обильное возлияние в собственную честь.

Мы не станем описывать подробностей, которые всякий, кто бывал на подобных представлениях, без труда может вообразить; нет также необходимости в том, чтобы воспроизводить различные шуточки разгоряченных вином жителей Веве и несдержанные выкрики узников, стоявших у окна. Тот, кто когда-либо наблюдал грубые нравы, которые не смягчаются, но закосневают от употребления вина, навряд ли укорит нас за все эти пропуски.

Наконец все картины из языческой мифологии завершились, и на площади появилась процессия новобрачных. Где бы ни появлялась кроткая, нежная Кристина, повсюду она пробуждала сочувствие к своей юной, невинной красоте. Одобрительный шепот сопровождал ее повсюду, и девушка, уже почти освоившаяся, наверное впервые с тех пор, как узнала о тайне своего происхождения, ощутила спокойствие, которое является неразлучным спутником счастья. Привыкшая думать о себе так, как предписано было предрассудками, и воспитанная в убеждениях, близких взглядам родителей, она с благодарностью воспринимала каждую похвалу, долетавшую до ее ушей, и на сердце у нее было тепло, несмотря на тревогу и тяготы, которые она столь долго выносила. На протяжении целого дня она ни разу не отважилась взглянуть на своего будущего супруга, который, по ее простому и неколебимому суждению, презрел предрассудки и справедливо оценил ее достоинства; и так как одобрение, до того сдерживаемое, люди выражали в громких хвалебных выкриках, яркий румянец проступил на щеках невесты, и она со скромной горделивостью взглянула на своего избранника, как если бы хотела сказать, что его благородный поступок не останется без вознаграждения. Толпа с восторженным гулом одобрила ее движение, и, казалось, никогда еще приверженцы Гименея не подходили к брачному алтарю при более благоприятных обстоятельствах. Влиянию невинности и красоты поддаются все. Даже беззаконные и полупьяные узники громко выражали свои похвалы милой Кристине. Одни хвалили ее за скромность, другие — за приятную внешность, и все были рады присоединиться к толпе, выкликая хвалы одобрения. Жених заметно оживился, и, когда процессия проходила мимо окон, где сгрудились Мазо и его товарищи, он уже с гордостью поглядывал вокруг, так как принадлежал к тем низменным душам, которые в своем отношении к чему-либо всецело полагаются на мнение других.

— Великолепный, замечательный праздник! — сказал Пиппо. — Да благословит святой Бернард, bella sposinanote 116 тебя и почтеннейшего горожанина, который, будто стебель, будет поддерживать прекраснейшую из роз! Пошлите нам вина, благородная невеста и счастливый жених, чтобы мы могли выпить за ваше здоровье!

Кристина побледнела и испуганно огляделась, ибо те, кто постоянно испытывает людское осуждение, даже не имея за собой никакой вины, боятся самых призрачных намеков на мрачные стороны своей жизни. Чувство это передалось ее жениху, который искоса взглянул на толпу, опасаясь, не проведал ли кто семейную тайну его невесты.

— В Италии я такого праздника и не видал! — продолжал неаполитанец, который помнил в первую очередь о себе, нимало не тревожась, не задеты ли при этом интересы других. — Галантный жених и прекрасная невеста! Пришлите нам вина, felicissimi sposinote 117, чтобы я мог выпить за ваше процветание и счастье! Счастлив отец, кто зовет тебя дочерью, bella sposanote 118, и досточтима мать, вскормившая такое дитя! Scelleratinote 119, — обратился он к толпе, — отчего вы не принесли сюда на руках родителей, чтобы все могли увидеть и почтить славные корни столь богатой ветви! Пошли нам вина, buona gentenote 120, пошли нам доброго, веселого вина!

• Предыдущая
• 50/101
• Следующая