«Морская волшебница», или Бороздящий Океаны - Купер Джеймс Фенимор - Страница 98
- Предыдущая
- 98/99
- Следующая
А два часа спустя все главные герои нашей повести собрались на берегу маленькой бухты, под сенью дуба, казалось, столь же древнего, как сам Американский континент. Бригантина готова была сняться с якоря, она оделась парусами, напоминая своей легкостью и изяществом прекрасного лебедя, которому сама природа велит плыть все дальше и дальше. Подошла шлюпка, и Бороздящий Океаны протянул руку Зефиру, чтобы помочь мальчику выйти на берег.
— Мы, люди, подвластные стихиям, очень суеверны, — сказал он, когда легкая нога ребенка коснулась земли. — Виной тому жизнь, полная опасностей, которые мы не в силах преодолеть. Много лет я верил, что, когда этот мальчик впервые ступит на берег, свершится большое счастье или еще большее несчастье. Я жду исполнения пророчества.
— Все будет хорошо, — сказал Ладлоу. — Алида и Эудора научат мальчика обычаям этой простой и благодатной страны, а он, надеюсь, быстро их усвоит.
— Боюсь, что мальчик еще не раз с грустью вспомнит те уроки, которые давала ему морская волшебница! Капитан Ладлоу, мне остается выполнить еще один долг, которым я, человек более чувствительный, чем вы, быть может, полагаете, не могу пренебречь. Если я не ошибаюсь, красавица Барбери согласна стать вашей женой?
— Да, она осчастливила меня своим согласием.
— Сэр, я не стану вдаваться в объяснения относительно прошлого, но вы оказали мне доверие, за которое я отплачу вам взаимностью. Я здесь для того, чтобы всеми возможными средствами вернуть Эудоре отца и законные права на его состояние. Если я не доверял благородной Алиде, опасаясь ее враждебного влияния на олдермена, то не забывайте, что это было до того, как я познакомился с ней и получил возможность оценить не только ее красоту. Мои люди схватили ее во флигеле и как пленницу доставили на бригантину.
— А я-то думал, что она знала всю историю своей двоюродной сестры и решила помочь вам осуществить какой-нибудь необычайный план, чтобы способствовать счастливому возвращению девушки ее близким!
— Вы ничуть не преувеличили ее беспристрастие. Чтобы как-то искупить насилие, которому ее подвергли, и поскорее успокоить ее, я рассказал своей пленнице все без утайки. Тогда же и Эудора впервые узнала все о своем происхождении. Доказательства были неоспоримые, и мы обрели преданного друга в лице той, которую считали соперницей.
— Я знал, что Алида с ее благородным сердцем не могла поступить иначе! — воскликнул в восхищении Ладлоу, поднося руку вспыхнувшей девушки к губам. — Потеряв состояние, она стала от этого только богаче, раскрыв сокровища своей души.
— Молчите! — перебил его олдермен. — К чему говорить о каких-то потерях. Все, чего требует справедливость, мы, разумеется, сделаем, но нашей колонии вовсе не обязательно знать, какое приданое дается за невестой.
— Утрата состояния вызовет множество толков, — возразил контрабандист. — Но вот в этих мешках золото. Приданое моей подопечной готово, стоит ей только сделать выбор.
— Счастье и благоразумие! — воскликнул олдермен. — Это вновь доказывает твою похвальную предусмотрительность, сэр Бороздящий Океаны, и, каково бы ни было мнение экспертов казначейства о твоей кредитоспособности и исправности в платежах, я убежден, что даже в самом Английском банке можно найти людей, менее достойных доверия! Надеюсь, девушка имеет на эти деньги законное право как на наследство от деда?
— Разумеется.
— Мне кажется, сейчас самый подходящий случай, чтобы откровенно высказать то, что глубоко меня волнует и будет весьма уместно в столь счастливую минуту. Если не ошибаюсь, Олофф ван Стаатс, вы, разобравшись в своих чувствах к старому другу, решили, что узы более тесные, нежели те, которые связывали нас до сих пор, принесут вам счастье.
— Признаться, холодность красавицы Барбери заставила и меня сильно охладеть к ней, — коротко отвечал владелец Киндерхука, который редко говорил более того, что требовали обстоятельства.
— Однако, сэр, я слышал, что за две недели, проведенные вместе с моей дочерью, вы полюбили эту девушку, которая унаследовала свою красоту от матери, а состояние — от деда благодаря честности этого верного и храброго моряка.
— Если я стану членом вашей семьи, олдермен ван Беверут, то счастливее меня не будет человека на свете.
— Эудора, дитя мое, этот человек — мой лучший друг, я бы очень хотел, чтобы ты его полюбила. Вы не чужие друг другу, и все же, чтобы ты могла все хорошенько обдумать, вы проведете месяц здесь, на вилле, и ты сможешь спокойно, не торопясь сделать выбор…
Дочь его, чье выразительное лицо то покрывалось румянцем, то бледнело, как вечернее небо Италии, хранила молчание.
— Вы так искусно сорвали завесу, скрывавшую тайну, которая, правда, уже не доставляла мне страданий, — вмешался Ладлоу, обращаясь к контрабандисту. — Не можете ли вы теперь объяснить нам, откуда взялось письмо?
Темные глаза Эудоры заблестели. Она взглянула на Бороздящего Океаны и звонко рассмеялась.
— Это еще одна женская уловка из тех, что были пущены в ход у меня на бригантине. Расчет был прост: молодой капитан крейсера не сможет так бдительно следить за нами, если будет ломать себе голову, стараясь отгадать, кто написал письмо.
— Вы прибегали к такой уловке и раньше?
— Признаться, да. Но время не ждет. Через несколько минут начнется отлив, и выйти из бухты будет невозможно. Эудора, мы должны решить судьбу этого ребенка. Уйдет ли он снова в океан или останется жить на берегу?
— Кто этот мальчик и откуда он? — сурово спросил олдермен.
— Он дорог нам обоим, — отвечал контрабандист. — Его отец был моим ближайшим другом, а мать в детстве воспитывала Эудору. До сих пор мы заботились о нем оба, теперь же он должен выбрать между нами.
— Он не покинет меня! — живо перебила его Эудора. — Ты мой приемный сын, Зефир, и лучше меня никто не сможет руководить твоим юным умом. Тебе нужна женская нежность. Скажи, Зефир, ведь ты меня не покинешь?
— Пусть мальчик сам решит свою участь. Я верю в судьбу — по крайней мере, она всегда милостива к контрабандистам.
— Что ж, пусть решает. Останешься ли ты здесь, на просторе этих приветливых полей, где можно бродить среди вон тех красивых, сладко пахнущих цветов, или вернешься в океан, где вокруг лишь унылая пустота?
Мальчик задумчиво взглянул в ее встревоженные глаза, потом остановил нерешительный взгляд на спокойном лице контрабандиста.
— Мы уйдем в море, — сказал он. — А когда снова вернемся, то привезем тебе, Эудора, много всяких диковин!
— Но как знать, вдруг ты никогда больше не вернешься на землю твоих родителей. Вспомни, как ужасен океан в своем гневе и как часто бригантине грозила гибель!
— Ну, это всего только женские страхи! Мне доводилось бывать в шквал на брам-рее, и я ни капельки не боялся.
— Ах, ты еще дитя и ничего не понимаешь! Но взрослые хорошо знают, что жизнь моряка полна смертельных опасностей. Ты был на Средиземном море во время шторма и видел силу стихий!
— Да, я штормовал вместе с бригантиной, а взгляните — она как игрушка и выдержала трепку как ни в чем не бывало!
— Но ведь вчера ты сам видел, как мы плыли далеко от берега на утлом, непрочном плоту, который вот-вот грозил потонуть!
— Но плот не потонул, и вы живы, а не то я бы горько плакал, Эудора.
— Ты объездишь все страны и увидишь еще много прекрасного — реки и горы, пещеры и леса. Здесь столько разнообразия, а на океане нет ничего, кроме волн.
— Право, Эудора, у тебя очень плохая память! Здесь куда ни глянь — всюду Америка. Вот эта гора — Америка; вон тот берег залива — Америка, и место, где вы вчера стояли на якоре, — тоже Америка. А мы вот уйдем в океан и пристанем уже к берегам Англии, или Голландии, или Африки; с попутным ветром мы можем за один день пройти мимо двух или трех стран.
— Ты побываешь и там, легкомысленное дитя. А если сейчас Ты не послушаешься меня, вся твоя жизнь будет полна опасностей!
— Прощай, Эудора! — сказал мальчуган и потянулся к ней, чтобы ее поцеловать.
- Предыдущая
- 98/99
- Следующая