«Морская волшебница», или Бороздящий Океаны - Купер Джеймс Фенимор - Страница 92

• Предыдущая
• 92/99
• Следующая

Ладлоу нехотя, но твердо и решительно приказал перенести раненых в шлюпки. Это было нелегкое дело, требовавшее большой осторожности. Даже корабельный юнга понимал, как велика опасность: в любой миг порох мог взорваться, а это означало верную смерть. Палуба на баке стала горячей, кое-где уже начали прогибаться бимсыnote 188.

Только на высоком юте еще можно было стоять, и все поднялись туда, а раненых и ослабевших с величайшей осторожностью перенесли в шлюпки контрабандистов.

Ладлоу стал у одного трапа, а контрабандист — у другого, чтобы в эту тяжелую минуту никто не проявил недостойной трусости. Рядом с ними стояли Алида, Бурун и олдермен со слугами.

Казалось, прошла целая вечность, прежде чем этот долг человеколюбия был выполнен. Наконец раздался громкий крик: «Все раненые в шлюпках!» — красноречиво свидетельствовавший о том, сколько самообладания потребовалось морякам.

— А теперь, Алида, мы можем подумать и о вас! — сказал Ладлоу, поворачиваясь к девушке, которая за все это время не проронила ни слова.

— И о вас тоже, — отозвалась она, не решаясь двинуться с места.

— Нет, я должен покинуть корабль последним…

Сильный взрыв внизу и сноп искр, вырвавшийся из люка, не дали ему договорить. Началась паника: одни попрыгали в море, другие бросились к шлюпкам. Повинуясь инстинкту самосохранения, матросы не слушались ничьих команд. Тщетно Ладлоу призывал своих людей образумиться и подождать тех, кто еще оставался на палубе. Слова его потонули в оглушительном реве множества голосов.

Однако Бороздящему Океаны на какой-то миг почти удалось остановить беглецов. Он бросился к трапу, соскочил на нос одной из шлюпок и, ухватившись сильной рукой за трап, удержал ее на месте, несмотря на все весла и отпорные крюки, грозя убить всякого, кто посмеет покинуть судно. Если бы люди с бригантины и матросы с крейсера не перемещались, властность и решительный вид контрабандиста взяли бы верх; но, в то время как некоторые готовы были повиноваться, другие с криком: «За борт колдуна!» — наставили ему в грудь крюки, и эта ужасная сцена чуть не закончилась кровавым мятежом, но тут раздался второй взрыв, и гребцы совсем обезумели. Они все разом отчаянно налегли на весла, и остановить их уже не могло ничто в мире. Раскачиваясь на трапе, моряк, охваченный гневом, видел, как шлюпка, которую он уже не мог удержать, отвалила от борта. Он послал вдогонку трусам громкое, крепкое проклятие, а через секунду уже снова был на юте, среди брошенных на произвол судьбы людей, спокойный и неунывающий.

— От жара разрядились офицерские пистолеты, а эти негодяи перепугались до смерти, — ободряюще сказал он. — Но еще не все потеряно. Видите, они остановились неподалеку и могут вернуться!

В самом деле, видя беспомощность тех, кто остался на крейсере, и чувствуя себя в безопасности, беглецы остановились. Но все-таки страх за собственную шкуру взял верх, и хотя большинство жалело оставшихся, ни один человек, кроме молодого гардемарина, который из-за своего возраста и чина не пользовался достаточным авторитетом, не предложил вернуться. Все понимали, что с каждой секундой опасность возрастает, и, порешив, что другого выхода нет, эти храбрецы приказали матросам грести к берегу, с тем чтобы потом тотчас вернуться на помощь капитану и его друзьям. Весла снова погрузились в воду, и шлюпки, удаляясь от крейсера, скоро исчезли в темноте.

В то время как внутри судна бушевал огонь, влияние другой стихии, снаружи, сделало положение совсем безнадежным. Ветер с суши крепчал, и, пока моряки тщетно пытались потушить пожар, он гнал крейсер все дальше в океан. С тех пор как руль был оставлен, а все нижние паруса подвязаны, чтобы уберечь их от пламени, крейсер довольно долго дрейфовал. Неопытные юнцы не обратили на это внимание и теперь были на расстоянии многих миль от берега, до которого надеялись добраться так скоро; не прошло и пяти минут, как шлюпки, отвалившие от крейсера, потеряли друг друга. Ладлоу давно уже думал о том, чтобы спасти команду, выбросившись на берег, но, узнав точнее положение крейсера, понял бесполезность такой попытки.

О продвижении огня в трюме можно было судить лишь по внешним признакам. Контрабандист, вернувшись на ют, оглядел людей, как бы оценивая их силы. На крейсере остались олдермен, верный Франсуа, двое моряков с бригантины и четверо младших офицеров. Они даже в эту отчаянную минуту хладнокровно отказались покинуть своих капитанов.

— Огонь уже в каютах, — шепнул контрабандист Ладлоу.

— Надеюсь, он не распространился к корме дальше каюты гардемаринов — иначе мы снова услышали бы пистолетные выстрелы.

— Вы правы, по этим зловещим сигналам мы можем судить о продвижении огня! Самое лучшее — связать плот.

Ладлоу, как видно, не очень рассчитывал на это средство, но, скрывая свое отчаяние, бодро согласился. Он тотчас же отдал команду, и все, кто оставался на борту, дружно взялись за дело. Опасность требовала быстрых, но тщательно продуманных действий; в таком отчаянном положении нужно было использовать все возможности и проявить поистине гениальную находчивость.

Всякие чины и звания были забыты, и сейчас люди повиновались лишь природному уму и опыту. Поэтому всем стал распоряжаться Бороздящий Океаны, и, хотя Ладлоу схватывал все замыслы на лету, все же именно контрабандист руководил действиями людей в эту ужасную ночь.

Лицо Алиды было покрыто смертельной бледностью, а в горящих глазах Буруна застыло выражение нечеловеческой решимости.

Отказавшись от надежды погасить пожар, моряки задраили все люки, чтобы преградить доступ воздуха внутрь судна и тем как можно дольше отсрочить катастрофу. Несмотря на это, языки пламени, похожие на факелы, то и дело пробивались сквозь доски, и вся палуба от носа до грот-мачты грозила рухнуть. Один или два бимса не выдержали; правда, крейсер пока еще не поддавался огню, но палуба не внушала доверия, и, если бы не горящие доски, моряки попытались бы уйти на корму, так как здесь они каждую минуту могли быть ввергнуты в пылающий костер.

Дым куда-то исчез, и яркий, ослепительный свет залил все судно до самых клотиков. Благодаря усилиям команды реи и мачты не были затронуты; белые, изящные паруса, наполненные ветром, все еще несли вперед пылающий шлюп.

Бороздящий Океаны и его люди были уже на колеблющихся реях. В зареве пожара контрабандист, твердый, решительный, спокойный, походил в своей своеобразной одежде на какого-то бессмертного морского бога, который пришел сюда, чтобы принять участие в этом ужасном, но волнующем испытании отваги и морского искусства. С помощью матросов он обрезал шкоты. Парус за парусом падал на палубу, и фок-мачта обнажилась с непостижимой быстротой.

Тем временем Ладлоу тоже не сидел сложа руки. Вместе с олдерменом и Франсуа он шел вдоль бортов, и ванта за вантой повисали под ударами их топориков. Теперь мачта держалась только на одном штаге.

— С реев долой! — крикнул Ладлоу. — Все обрублено, кроме этого штага!

Контрабандист ухватился за крепкий канат и соскользнул вниз, и вскоре все, кто был наверху, уже стояли на палубе. Вслед за этим раздался треск и грохот взрыва, от которого содрогнулось все судно, — казалось, теперь уже нет спасения. Даже контрабандист на миг растерялся от этого ужасного шума; но вот он был уже подле Буруна и Алиды, и в голосе его звучала бодрость, а лицо сохраняло решительное и даже веселое выражение.

— Палуба рухнула, — сказал он. — А внизу уже слышны зловещие сигналы пистолетов. Но мужайтесь! Крюйт-камера глубоко внизу, она защищена множеством прочных переборок, обитых медью.

Снова прогремел выстрел раскаленного пистолета, возвещая о быстром распространении огня. Пламя вырвалось наружу, и фок-мачта загорелась.

— Это конец! — воскликнула Алида, ломая руки в ужасе, с которым не могла совладать. — Спасайтесь все, у кого есть силы и мужество, а нас предоставьте нашей судьбе!

— Спасайтесь! — подхватил Бурун, который больше уже не мог скрывать, что он девушка. — Ваша храбрость теперь бессильна. Мы должны умереть!

• Предыдущая
• 92/99
• Следующая