«Морская волшебница», или Бороздящий Океаны - Купер Джеймс Фенимор - Страница 39

• Предыдущая
• 39/99
• Следующая

Иначе вел себя капитан Ладлоу. Будучи человеком пылкого темперамента, задетый за живое поступком Алиды и отчетливо осознавая, какие последствия этот поступок может иметь как для девушки, так и для остальных, Ладлоу стремился к победе над соперником и как должностное лицо был верен своей привычке доводить расследование до конца. Он внимательно присматривался к убранству салона и, услышав вопрос контрабандиста, с насмешливой и вместе с тем печальной улыбкой указал на скамеечку для ног, изукрашенную яркими цветами, вышитыми столь искусно, что они казались живыми.

— Это вышивала не игла парусного мастера! — произнес капитан «Кокетки». — Видно, многие красавицы коротали свой досуг в вашем веселом обиталище, не так ли, господин суровый моряк? Но раньше или позже правосудие настигнет ваш быстроходный корабль!

— В шторм или штиль, но когда-нибудь бригантине придет конец, как и любому из нас, моряков. Я извиняю ваш несколько невежливый намек, капитан Ладлоу: по-видимому, слуга королевы уполномочен так вольно разговаривать с человеком, способным нарушать законы и грабить королевскую казну. Но вы, сэр, плохо знаете мою бригантину. Чтобы познать тайны женского вкуса, нам не нужны праздные девицы. Женское начало руководит всей нашей жизнью, сообщает утонченность нашим поступкам, пусть даже у бюргеров принято именовать их противозаконными. Взгляните, — небрежно отдернув занавеску и указывая на различные вещи, служащие для времяпрепровождения женщины, продолжал он. — Здесь вы найдете произведения, сделанные пером и иглой. Волшебница, — при этих словах он указал на изображение на своей груди, — требует, чтобы ее полу оказывалось должное уважение.

— Я думаю, наше дело можно решить простым компромиссом, — заметил олдермен. — Оставьте нас, господа, и наедине я сделаю отважному торговцу предложение, которое, надеюсь, он не откажется выслушать.

— Это ближе к торговле, чем к морской богине, которой я служу, — улыбнулся контрабандист, коснувшись пальцами струн гитары. — Компромиссы и предложения — эти слова звучат здраво в устах бюргера. Зефир, поручи этих джентльменов попечению отважного Тома Румпеля, пока я посовещаюсь с господином купцом. Репутация олдермена ван Беверута, капитан Ладлоу, защитит нас от всяких подозрений в том, что мы можем нанести ущерб таможенным интересам!

Рассмеявшись собственной шутке, контрабандист кивнул мальчику, появившемуся из-за занавески, и тот повел разочарованных поклонников красавицы Алиды в другую часть судна.

— Злые языки и клевета! Недостойно тебя, любезнейший Бурун, поступать так после того, как расчеты завершены и расписки получены! Это может повести к большим убыткам, чем потеря репутации. Командир «Кокетки» и без того подозревает, что мне известно о твоем обмане таможенных властей; твои шутки только оживят гаснущий костер, а если пламя разгорится ярче, то в его свете многое станет видно… Хотя, бог мне свидетель, я ничуть не боюсь расследования, ибо лучший ревизор в колонии не сможет найти ничего сомнительного в моих бухгалтерских книгах, начиная с мемориалаnote 92 и кончая гроссбухом.

— Книга притчей Соломоновыхnote 93 не более нравоучительна, а псалмы не более поэтичны, чем эта ваша бухгалтерия. Но к чему вам понадобилось разговаривать со мной наедине? Трюмы бригантины пусты и подметены.

— Пусты! Метлы и ван Тромп!note 94 Ты опустошил флигель, в котором жила моя племянница, не хуже, чем мой кошелек. Невинная меновая торговля перешла в противозаконное деяние. Я надеюсь, что шутка эта закончится прежде, чем сплетники нашей колонии начнут сластить ею свой чай. От такой новости может пострадать осенний ввоз сахара!

— Твоя речь весьма красочна, но тем не менее не понятна. Ты получил от меня кружева и бархат; моя парча и атлас уже в руках у манхаттанских дам, а твоя пушнина и золотые монеты спрятаны так, что ни один офицер с «Кокетки»…

— Ладно, ладно! Нечего кричать мне в уши о том, что я без того знаю. Еще две-три подобные сделки — и я обанкрочусь! Ты хочешь, чтоб я потерял не только свои деньги, но и доброе имя! У стен есть уши, у переборок тоже. Я не желаю больше говорить о той сделке, которую мы совершили. Если я потеряю на ней тысячу флоринов, я сумею примириться с этим. Терпение и горе! Разве не похоронил я сегодня утром самого лучшего и откормленного мерина, который когда-либо ступал по земле? А кто слышал от меня хоть слово жалобы? Уж я-то умею переносить потери. Итак, ни слова больше о нашей неудачной сделке.

— Но ведь если бы не торговые дела, то между олдерменом ван Беверутом и моряками с бригантины не было бы ничего общего!

— Тем насущнее необходимость прекратить эту глупую шутку и вернуть племянницу. Мне кажется, что с этими пылкими молодыми людьми вообще бесполезно разговаривать, поэтому я согласен уплатить еще пару тысяч, и дело с концом! Когда женщина приобретает на рынке дурную славу, то ее труднее сбыть с рук, чем упавшие в цене биржевые бумаги. А эти молодые землевладельцы и командиры крейсеров хуже ростовщиков, их не ублажишь никакими процентами — им подавай все или ничего. При жизни твоего достойного батюшки я не слыхивал о подобных глупостях! Честный торговец приводил в порт свой бриг с таким невинным видом, словно привез муку! Мы обсуждали качество товара, против его цены я выставлял свое золото. Чет или нечет! Все зависело от того, кому больше повезет. Я преуспевал в те дни, любезнейший Бурун. Но вот ты ведешь дела просто как вымогатель.

На красивом лице контрабандиста мелькнула презрительная усмешка, но тут же сменилась выражением искреннего огорчения.

— Напоминаниями об отце, любезный бюргер, ты и прежде смягчал мое сердце, — ответил он, — и много дублонов я уступил тебе в торге за хвалебные речи о нем.

— Я говорю это искренне и бескорыстно, как пастор, читающий проповедь! Стоит ли друзьям ссориться из-за такого пустяка, как деньги? Да, я удачно торговал в те годы с твоим предшественником. У него было красивое и обманчивое на вид судно, похожее на яхту. Это была сама скорость, а по виду его можно было принять за тихоходного амстердамца. Помню, как однажды таможенный крейсер окликнул его и спросил, нет ли у него сведений о знаменитом контрабандисте, даже и не подозревая, у кого он это спрашивает, словно обращался к самому адмиралу флота! Да, он не позволял себе никаких дурачеств! Никакие непристойные девки, способные вогнать в краску приличного человека, не красовались у него под бушпритом; никакого франтовства не было в парусах и окраске; никакого пения, никаких гитар; все было продумано, все рассчитано на пользу торговле. Он всегда брал вместо балласта что-нибудь ценное. Однажды он погрузил пятьдесят анкеровnote 95 джина, не заплатив и гроша фрахтовых сборов, а когда продал свои более ценные товары и вернулся в Англию, то там заработал и на джине.

— Он заслуживает твоих похвал, славный бюргер. Но к чему ты клонишь?

— Если мы будем продолжать наши деловые связи, — продолжал упрямый олдермен, — то не станем рядиться из-за мелочей, хотя, видит бог, милейший Бурун, ты уже оставил меня на мели. В последнее время меня преследуют неудачи. Вот и лошадь околела, а ведь она обошлась мне в пятьдесят голландских дукатов, не считая стоимости перевозки и огромных расходов, которые…

— Короче, что ты предлагаешь? — перебил контрабандист, явно желавший сократить беседу.

— Верни девушку и получи двадцать пять золотых!..

— То есть половину цены, которую ты уплатил за лошадь?! Твоя племянница сгорела бы со стыда, узнав свою рыночную цену!

— Вымогательство и сострадание! Пусть будет сотня золотых! И ни слова больше об этом!

— Послушай, олдермен ван Беверут, я не отрицаю, и тем более перед тобой, что иногда наношу ущерб доходам королевы, так как не люблю ни ее манеру передоверять управление колонией своему наместнику, ни порядок, при котором один клочок земли навязывает свои законы другому. Не в моей натуре одеваться в английские ткани, если мне больше нравятся флорентинские; или пить пиво, когда я предпочитаю тонкие вина Гасконии. Во всем остальном, ты знаешь, я никогда не позволяю себе никаких шуток, даже над мнимыми правами. И, если бы у меня было пятьдесят твоих племянниц, я бы не продал ни одной — даже за мешок золота!

• Предыдущая
• 39/99
• Следующая