«Морская волшебница», или Бороздящий Океаны - Купер Джеймс Фенимор - Страница 31

• Предыдущая
• 31/99
• Следующая

— Уйдем отсюда, — сказал он, осторожно беря бюргера под руку. — Подумаем спокойно, как нам поступить дальше.

Олдермен не противился. Однако, перед тем как покинуть комнаты Алиды, он еще раз тщательно обшарил все шкафы и закоулки. Но поиски эти не оставили никаких сомнений относительно того, какой шаг предприняла его наследница. Платья, книги, принадлежности для рисования и даже некоторые музыкальные инструменты исчезли вместе с ней.

Когда человеческая жизнь начинает идти на убыль, то одновременно слабеют чувства, на которых покоятся семейные и родственные привязанности. Мы узнаем наших родителей в полном расцвете умственных и физических сил и примешиваем к сыновней любви чувство уважения и почтительности. Родители же, опекая беспомощную младость, с интересом следя за тем, как набираются разума дети, гордясь их успехами и возлагая на них все надежды, испытывают чувство, граничащее с самозабвением. Таинственна и непостижима привязанность родителя к своему отпрыску. Желания и увлечения ребенка могут причинить родителю острую боль, которая мучит его так же сильно, как собственные ошибки и заблуждения, но когда — недостойное поведение — результат невнимания со стороны родителя или, того хуже, чьего-либо наущения, тогда к страданиям старших прибавляются и угрызения совести. Примерно те же чувства испытывал олдермен ван Беверут, размышляя на досуге о неразумном поступке Алиды.

— Она была милая и ласковая девочка, хотя своенравна и упряма, как необъезженный жеребенок, — вслух размышлял бюргер, шагая из угла в угол по комнате и почему-то говоря о своей племяннице так, словно она уже покинула этот бренный мир. — Ах, черномазый мерзавец! Где я найду теперь пару для осиротевшего рысака! Ах, Алида, услада моей старости, как хороша и воспитанна она была! Зачем поступила она так безрассудно, покинув друга и опекуна ее молодости и детства, чтобы искать защиты у чужих людей! Как все несправедливо в этом мире, господин ван Стаатс! Все наши расчеты идут прахом, и во власти судьбы разбить наши самые разумные и мудрые планы. Порыв ветра может отправить на дно груженный товарами корабль; неожиданное падение цен на рынке лишает нас нашего золота, подобно тому как осенний ветер срывает последние листочки с дуба; а банкротства и расстроенный кредит зачастую губят даже самые старые фирмы, совсем как болезнь подтачивает организм. Алида, Алида! Ты жестоко ранила человека, который никогда не делал тебе ничего плохого! Ты сделала несчастной мою старость…

— Бесполезно роптать на судьбу, — произнес Олофф ван Стаас, вздыхая так глубоко, что невозможно было сомневаться в искренности его слов. — Как бы я хотел, чтобы ваша племянница заступила в моем доме место матушки, которое покойница занимала с таким достоинством, но, увы, теперь уже слишком поздно…

— Кто знает… Кто знает, — прервал его олдермен, который держался за свое заветное желание, словно за условия выгодной сделки. — Пока торг не кончен, не следует отчаиваться, господин ван Стаатс!

— Мадемуазель де Барбери так четко определила свой выбор, что я не вижу для себя никакой надежды.

— Простое кокетство, сударь мой, простое кокетство! Алида захотела повысить цену своего согласия на брак с вами. Никогда не следует объявлять контракт недействительным, пока еще есть надежда на то, что он может принести пользу обеим сторонам.

— Боюсь, сэр, что в поступке вашей племянницы больше кокетства, чем прилично снести джентльмену, — с подчеркнутой сухостью заметил патрон. — Если командир крейсера ее величества тот самый счастливчик, к которому она ушла, — у него не будет оснований укорять свою госпожу в нерешительности.

— Я не уверен, господин ван Стаатс, что даже при существующих между нами отношениях я должен пропустить мимо ушей ваш намек, ставящий под сомнение скромность моей племянницы. Капитан Ладлоу… Эй, кто позволил тебе совать сюда нос?

— Он хочет вас видеть, хозяин, — появляясь в дверях, выпалил запыхавшийся Эразм, восхищенный проницательностью своего хозяина, предвосхитившего его сообщение.

— Кто хочет меня видеть? Говори, дурак!

— Тот джентльмен, которого вы назвали.

— Явился счастливец, чтобы известить нас о своем успехе, — высокомерно заметил патрон Киндерхука. — Думаю, что мне нет необходимости присутствовать при беседе олдермена ван Беверута с его племянником.

Обиженный ван Стаатс отвесил церемонный поклон растерявшемуся бюргеру и тут же вышел из комнаты. Негр воспринял его уход как благоприятное предзнаменование для того, кто считался соперником патрона, и поспешил сообщить капитану Ладлоу, что путь свободен.

Последовала тягостная сцена. Олдермен ван Беверут принял позу оскорбленного достоинства и уязвленного самолюбия, в то время как весь вид королевского офицера явно свидетельствовал о том, что он тяготится своим долгом, выполнение которого ему не по душе. Потому беседа началась довольно церемонно и велась в строгих рамках внешних приличий.

— Мой долг вынуждает меня выразить вам удивление по поводу того, что сомнительная бригантина стала на якорь в бухте в непосредственной близости от вашего поместья, что вызывает неприятные подозрения относительно репутации столь известного купца, каким является олдермен ван Беверут, — произнес Ладлоу после первых формальных приветствий.

— Репутация Миндерта ван Беверута слишком прочна, капитан Корнелий Ладлоу, чтобы зависеть от случайного местоположения каких-либо бригантин или бухт. Кстати, я вижу два корабля, стоящих на якоре неподалеку от «Сладкой прохлады», и, если меня призовут дать показания хоть в королевский совет, я засвидетельствую, что корабль под флагом королевы нанес больше ущерба ее подданным, чем незнакомая бригантина. Вам известно о ней что-нибудь дурное?

— Не буду скрывать фактов, ибо считаю, что в подобном положении джентльмен с вашей репутацией вправе требовать объяснений…

— Гм!.. — перебил капитана Ладлоу олдермен, встревоженный таким началом беседы и усмотревший в словах Ладлоу возможность пойти на мировую. — Гм!.. Ваша сдержанность похвальна, капитан. Мы польщены тем, что уроженец нашей провинции столь ревностно охраняет побережье… Присядьте, сэр, прошу вас. Потолкуем спокойно. Семейство Ладлоу принадлежит к старинному и уважаемому роду в колонии. И, хотя предки ваши не были друзьями короля Карла, — что ж, здесь есть много других, разделивших ту же участь. Пожалуй, нет в Европе таких монархов, чьих недовольных подданных не нашлось бы в нашей колонии. И это лишний раз доказывает, что не следует доверять мудрости европейского законодательства. Скажу прямо, сэр, я не в восторге от всех тех торговых ограничений, которые исходят от советников ее величества. Я слишком чистосердечен, чтобы скрывать это. Но при чем тут бригантина в бухте?..

— Нет надобности рассказывать вам, столь сведущему в торговых делах, какое судно носит название «Морская волшебница» и что представляет собой ее преступный капитан, известный под кличкой Бороздящий Океаны.

— Надеюсь, капитан Ладлоу не собирается обвинить олдермена ван Беверута в связях с этим человеком?! — воскликнул бюргер в порыве негодования и изумления, как бы против своей воли поднимаясь с места.

— Сэр, я не вправе обвинять кого-либо из подданных королевы. Моя обязанность — охранять интересы короны на море, противостоять явным врагам королевской власти и поддерживать ее прерогативы.

— Почетная обязанность, и, не сомневаюсь, вы отлично выполняете ее… Сидите, сэр, сидите! Я предвижу, что наш разговор придет к благополучному завершению, как и следует ожидать, когда беседуют сын королевского советника и друг его отца. Итак, вы имеете основания полагать, что бригантина, столь неожиданно появившаяся в бухте, имеет какое-то отношение к Бороздящему Океаны?

— Я убежден, что это и есть знаменитая «Морская волшебница», а ее капитан — известный авантюрист!..

• Предыдущая
• 31/99
• Следующая