Мерседес из Кастилии, или Путешествие в Катай(без илл.) - Купер Джеймс Фенимор - Страница 50

• Предыдущая
• 50/110
• Следующая

— Вот в этом и кроется ваша ошибка, благородные дамы и сеньоры! — воскликнул Колумб. — Вершину Тенерифе вы видите отсюда круглый год. Да и с корабля, даже если вы удалитесь от острова на сто миль в любую сторону, она будет по-прежнему видна, пока не скроется в тумане или облаках. Ибо земля есть твердь, она создана постоянной и не может исчезнуть, пока ее не поколеблет какое-нибудь страшное потрясение, нарушающее все законы природы.

— Возможно, вы правы, сеньор, без сомнения правы, но нет, правил без исключения! Вы же не станете отрицать, что в мире много загадочного и что веления судьбы часто непостижимы! для людей. Почему мавры так долго владели Испанией? Почему гроб господень до сих пор в руках у неверных? Или почему наши государи столько лет оставались глухи к самым убедительным вашим просьбам и предложениям пронести их знамена и святой крест до берегов Катая, куда вы только сейчас направляетесь? И кто знает, может быть, явления острова Сен-Брандан тоже ниспосланы провидением, чтобы побудить такого же отважного и благородного человека, как вы, когда-нибудь двинуться на его поиски?

Подобно большинству людей своего времени, Колумб верил в чудеса и полагал, что молитвы, обеты, паломничества и приношения храмам могут оказать влияние на исход любого предприятия: это суеверие было тогда очень широко распространено, особенно среди моряков. Но вместе с тем его ясный и смелый ум отвергал нелепые росказни невежественных людей. Он мог считать себя избранником судьбы, предназначенным свыше для осуществления великой цели, однако вообразить, будто призрачный остров появляется где-то на западе для того, чтобы увлечь за собой моряков и довести их до берегов Катая, — это уже было слишком!

— Я верю, что судьба избрала меня своим скромным орудием для открытия нового пути из Европы в Азию, — спокойно возразил мореплаватель, хотя глаза его, как всегда, горели огнем воодушевления, — но я далек от странной мысли, будто какой-то сказочный остров может мне указать этот путь! Такие чудеса несовместимы с высшей мудростью, да и мне самому приятнее думать, что к своему решению я пришел на основании знаний, доступных скромному кормчему и опытному в решении логических задач философу. Сначала я только раздумывал над этим вопросом, затем годы учения и углубленных размышлений просветили мой разум, а наука предоставила мне доказательства, которые окончательно убедили меня самого и помогли убедить других принять участие в этом предприятии.

— Скажите, сеньор адмирал, а ваши спутники тоже верят в доказательства науки? — спросила донья Инеса, бросив взгляд на Луиса де Бобадилья, чей мужественный облик и рыцарское обхождение покорили сердца прекрасных островитянок. — Взять хотя бы сеньора Гутьереса — он тоже постиг всю вашу ученую премудрость и сидел по ночам над книгами, мечтая о прославлении нашей церкви и открытии более короткого пути из Кастилии в Катай?

— Сеньор Гутьерес добровольно пустился с нами на поиски приключений, — ответил Колумб. — А что его к этому побудило, он может сам объяснить, если пожелает.

— В таком случае, спросим его самого. Сеньор! — обратилась донья Инеса к Луису. — Мои гости горят желанием узнать, что заставило отправиться в подобное плавание доблестного рыцаря, который наверняка мог отличиться в войне с маврами и снискать милость королевы Изабеллы!

— Война с маврами окончена, сеньора, — ответил Луис, — а донья Изабелла и ее придворные дамы охотнее дарят свои милости тем, кто достаточно смел, чтобы послужить на благо и во славу Кастилии вдали от королевского двора. Я мало разбираюсь в философии, и мне далеко до ученых отцов церкви, однако Катай влечет меня к себе, как яркая звезда на небе, и я готов поставить на карту душу и тело, лишь бы доплыть до его берегов!

Прелестные слушательницы встретили эти слова восторженными возгласами: когда ты молод, знатен и хорош собой, восхищение вызвать нетрудно. Никого не удивляло, что такой закаленный и опытный моряк, как Колумб, на склоне лет отважился рискнуть своей жизнью, пытаясь проникнуть в тайны Атлантического океана, но когда юноша, явно ничем не обиженный судьбой, ставит на карту все свое будущее ради сомнительного успеха столь необычного предприятия, — это в глазах окружающих становится свидетельством его отваги, упорства, решимости и прочих высоких качеств.

Луис был молод, а потому тщеславен; он искренне наслаждался восторгами своих хорошеньких слушательниц, как вдруг донья Инеса совсем некстати лишила его этой радости.

— Жаль, что не у всех юношей такие благородные побуждения! — сказала сеньора Пераса. — Мне писали из Севильи об одном наследнике древнейшего кастильского рода, который мог бы вести себя иначе хотя бы для того, чтобы не позорить свое славное имя. Говорят, он пристрастился к бродяжничеству, недостойному его высокого звания, и странствует по всему свету без цели, не заботясь о благе своей страны и государей, не говоря уж о своем собственном.

— Кто же этот легкомысленный юнец? — весело спросил Луис, слишком опьяненный своим успехом, чтобы предвидеть ответ. — Надо бы его вразумить, что со своим знатным именем он мог бы придумать что-нибудь поумнее!

— Имя его ни для кого не секрет: при дворе открыто говорят о его странном и недостойном поведении, которое вредит ему даже в любовных делах. Это небезызвестный нам всем дон Луис де Бобадилья граф де Льера!

Говорят, что тот, кто подслушивает, редко слышит о себе что-либо хорошее, и сейчас Луису довелось убедиться на собственном опыте в справедливости этой пословицы. Он почувствовал, как вся кровь прилила к его лицу, и с огромным трудом удержался от того, чтобы тут же не высказаться по этому поводу, присовокупив к своему мнению имена всех известных ему святых. К счастью, он успел овладеть собой. Проглотив слова, готовые сорваться у него с языка, Луис подозрительно огляделся, и горе было бы тому, на чьем лице мелькнула бы в эту минуту улыбка. Однако все мужчины собрались вокруг Колумба, горячо доказывая мореплавателю, что остров СенБрандан все-таки существует, а улыбки на женских лицах не давали повода для ссоры. К тому же одна из гостей доньи Инесы, побуждаемая сочувствием к влюбленным, столь свойственным юным сердцам, поспешила взять под защиту незнакомого юношу, и первые же слова хорошенького адвоката утешили нашего героя.

— Действительно, сеньора, — заговорила она нежным голоском, который мог бы утихомирить любую душевную бурю, — я тоже слышала, что дон Луис любит скитаться по чужим странам и отличается непостоянством в своих склонностях и вкусах. Но в то же время я слышала, что у него золотое сердце, щедрое и благородное, что он считается самым отважным рыцарем, а его возлюбленная — самой прекрасной из всех девушек Кастилии!

— Ну что тут поделаешь! — улыбаясь, воскликнула доньи Инеса. — Сколько бы ни проповедовали священники, сколько бы ни ворчали родители, юность и красота всегда будут ценить мужество, удаль и воинские подвиги много выше более скромных и незаметных добродетелей, которые так ревностно прославляют церковь и ее служителей! Что значат годы воздержания, недели поста и часы молитв по сравнению с отбитой атакой неверных или одной-двумя победами на турнире!

— Как знать, сеньора, — возразил Луис, наконец обретя дар речи, — может быть, и тот молодой рыцарь, о котором вы говорите, тоже постился, неделями и часами стоял на молитве! Если ему посчастливилось иметь добросовестного наставника, вряд ли он мог избежать того и другого, особенно покаянных молитв. Впрочем, видимо, он и в самом деле не стоит доброго слова, так что я не удивлюсь, если возлюбленная его отвергнет. Кстати, в вашем письме не называли ее имени?

— Называли. Это донья Мария де Лас Мерседес де Вальверде. Она в близком родстве с Гусманами и другими знатными семьями и, как говорят, красивейшая девушка в Испании.

— И это действительно так! — воскликнул Луис. — Она столь же прекрасна, как добродетельна, и столь же умна, как добра!

— Вот как? — удивилась донья Инеса. — Откуда вы знаете эту высокопоставленную особу? Вы так уверенно говорите о ее достоинствах и внешности…

• Предыдущая
• 50/110
• Следующая