Дом шелка. Мориарти - Горовиц Энтони - Страница 21

– Я предупреждал вас, что эта ваша дружба с мальчишками добром не кончится. Вы его наняли, пустили по следу матерого преступника. Вполне возможно, у него возникли свои идеи, которые и привели его к такому концу. Результат налицо.

Не могу сказать, намеренно ли Лестрейд провоцировал Холмса, но его слова подействовали – я видел, что творилось с Холмсом, когда мы возвращались на Бейкер-стрит. Он забился в угол двуколки и почти всю дорогу сидел молча, не желая встречаться со мной взглядом. Кожа на скулах натянулась, лицо еще больше удлинилось – можно было подумать, что его поразила какая-то страшная болезнь. Я не пытался вызвать его на разговор. Знал: мое утешение ему не требуется. Я просто наблюдал за ним и ждал, когда его гигантский интеллект осмыслит, какой трагический оборот приняло это дело.

– Возможно, Лестрейд прав, – сказал он наконец. – Я действительно пользовался моим подразделением секретной полиции с Бейкер-стрит, не особо заботясь о последствиях. Меня забавляло, что они выстраиваются передо мной в шеренгу, что я плачу им шиллинг-другой, но я никогда намеренно не подставлял их под удар, Ватсон. Вам это известно. Тем не менее меня обвиняют в дилетантстве, предлагают признать себя виноватым. На Виггинса, Росса и всех остальных мальчишек я не обращал никакого внимания, как не обращает на них внимания общество, которое вышвырнуло их на улицу, и мне никогда не приходило в голову, что весь этот ужас может быть следствием моих действий. Не перебивайте меня! Послал бы я мальчишку стоять одного в темноте возле гостиницы, будь это ваш или мой сын? И то, что произошло, не могло не произойти. Мальчик увидел, как в гостиницу вошел убийца. Мы оба заметили, что это привело его в сильное возбуждение. Но он все равно решил, что сможет извлечь из этой ситуации какую-то выгоду. За что и поплатился так жестоко. А виноват в этом я.

И все-таки! И все-таки! Каким образом в эту головоломку вписывается «Дом шелка», как понимать шелковую ленту вокруг детского запястья? Суть дела именно в этом, а вина опять лежит на мне. Меня предупредили! И это чистая правда! Скажу честно, Ватсон, иногда я задаю себе вопрос: а не отказаться ли мне от этой профессии, не попытать ли счастья на каком-нибудь другом фронте? У меня еще не пропало желание написать несколько монографий. Мне всегда были интересны пчелы. Исходя из результатов этого расследования, я не имею права называться сыщиком. Убили ребенка! Вы видели, как с ним обошлись убийцы. Как мне теперь жить?

– Мой дорогой друг…

– Ни слова больше. Я должен вам что-то показать. Меня предупредили, я мог это предотвратить…

Мы приехали к себе. Холмс ринулся в дом, перепрыгивая через две ступеньки. Я проследовал за ним куда медленнее: я ничего не сказал Холмсу, но моя рана болела гораздо сильнее, чем сразу после ее получения. Вскоре я добрался до гостиной; Холмс, схватив со стола какой-то конверт, держал его в руках. Одна из многих особенностей моего друга заключалась в том, что при всем крайнем беспорядке и даже хаосе, окружавшем его – кругом горы писем и документов, – он мог найти нужную бумагу в мгновение ока.

– Вот! – объявил он. – Сам конверт ни о чем не говорит. На нем написано мое имя, но адреса нет. Значит, его принесли прямо сюда. Тот, кто его принес, даже не пытался скрыть свой почерк, и я, безусловно, смогу его узнать. Обратите внимание на закорючку в букве «с», как в греческой сигме. Эту закорючку я запомню.

– А что внутри? – спросил я.

– Посмотрите сами, – ответил Холмс и протянул мне конверт.

Я открыл его и с нескрываемой дрожью извлек кусочек белой шелковой ленты.

– Но что это значит, Холмс? – спросил я.

– Я задал себе этот же вопрос, когда получил письмо. Теперь я понимаю: это было предупреждение.

– Когда оно было послано?

– Семь недель назад. Я вел тогда странное дело, к которому имел отношение ростовщик, господин Джабез Вилсон, его пригласили вступить…

– В Союз рыжих! – перебил его я, потому что хорошо помнил это дело и имел удовольствие следить за ним вплоть до полного раскрытия.

– Именно. Там была трехсторонняя проблема, если вообще была, и когда принесли этот конверт, мысли мои были далеко. Я раскрыл конверт и попытался вникнуть в суть содержимого, но, будучи поглощен другим делом, отложил в сторону и сразу о нем забыл. Теперь, как видите, он изволил о себе напомнить.

– Но кто мог его послать? И зачем?

– Не представляю, но во имя убитого ребенка я обязательно это выясню. – Холмс протянул руку и выдернул у меня шелковую полоску. Обмотал ею свои худые пальцы и поднес к глазам – так изучают ядовитую змею. – Если кто-то решил бросить мне вызов, я его принимаю, – сказал он, стиснул пальцы с лентой в кулак и ударил воздух. – Увидите, Ватсон, они будут проклинать день, когда принесли мне конверт с этой лентой.

Салли на работу не вернулась – ни той ночью, ни на следующее утро. Удивляться было нечему: она напала на меня и, естественно, опасалась последствий. Кроме того, о смерти ее брата сообщили газеты, и, хотя его имя названо не было, она могла знать, что возле моста Саутворк нашли именно его, потому что в те дни все обо всем узнавали быстро, особенно в бедных районах города. Дурные вести распространялись, как дым от пожара, просачивались в каждое битком набитое обиталище, в каждый занюханный подвал, мягко и настойчиво въедаясь во все, к чему они прикасались. Хозяин «Мешка с гвоздями» о смерти Росса уже знал – к нему успел нагрянуть Лестрейд, и при нашем появлении он был недоволен еще больше, чем в первый наш приход.

– У меня из-за вас и так хлопот полон рот – вам мало? – спросил он. – Девчонка, конечно, не ахти, но пара рук лишней не бывает, и мне жаль, что она смылась. Да и для дела моего ничего хорошего, когда тут полиция шастает. Послал Бог на мою голову.

– Ваши хлопоты – не из-за нас, господин Хардкасл, – ответил Холмс. Он успел прочитать имя хозяина – Эфраим Хардкасл – на табличке над дверью. – Ваши хлопоты уже были здесь, мы просто пришли по их следу. Наверное, вы были последним, кто видел мальчика в живых. Он вам ничего не сказал перед уходом?

– С чего он будет со мной разговаривать? Или я с ним?

– Но вы сказали, будто у него что-то было на уме.

– Ничего про это не знаю.

– Его замучили до смерти, господин Хардкасл, сломали все кости по одной. Я поклялся найти убийцу и передать его в руки правосудия. Мне это не удастся, если вы откажетесь помочь.

Хозяин медленно кивнул, потом, после паузы, заговорил – уже более взвешенно.

– Хорошо. Парень заявился три дня назад, рассказал какую-то сказку, мол, поругался с соседями и теперь надо где-то ненадолго приткнуться, пока не разберется, что к чему. Салли спросила моего согласия – я разрешил. Почему нет? Двор вы видели. Мусора столько, что ой-ой-ой, – пусть парень разгребает. В первый день он поработал, это точно, ближе к вечеру куда-то убежал, а потом вернулся шибко собой довольный.

– А сестра знала, чем он занимался?

– Может, и знала, но мне ничего не сказала.

– Прошу вас, продолжайте.

– Добавить-то особо нечего, господин Холмс. Потом я его видел только один раз – за несколько минут до того, как появились вы. Он заскочил в паб – я как раз разгружал бочонки с пивом – и спросил, который час… Совсем парень был необразованный, церковные часы прямо через дорогу прекрасно время показывают.

– И потом он отправился на какую-то встречу?

– Видимо, так.

– Наверняка. Зачем еще ребенку, такому как Росс, знать время? Объяснение одно: ему было велено явиться в такое-то место в такой-то час. Вы сказали, что три дня он ночевал у сестры.

– Да, в ее комнате.

– Хотелось бы на нее взглянуть.

– Полиция там уже была. Они обыскали комнату и ничего не нашли.

– Я не полиция, – сказал Холмс и положил на стойку несколько шиллингов. – Компенсация за причиненные неудобства.

– Очень хорошо. Но на сей раз я ваших денег не возьму. Вы идете по следу чудовища, и будет вполне достаточно, если вы сдержите данное слово, найдете его и не позволите зверствовать впредь.