Руки Геракла - Саберхаген Фред - Страница 9

Нас разделяло не более сотни футов, и я все шел вперед. Лев снова отвернулся от меня и окинул взглядом пустынную местность, словно искал свидетеля, который потом сможет подтвердить, что я вел себя как безумец. Затем он снова вернулся взглядом ко мне. Поднял голову и рявкнул еще раз, явно озадаченный тем, что эта двуногая тварь в два раза меньше его все приближается и приближается.

Что-то в повороте его головы напомнило мне Лина. И как и Лин, он был совершенно уверен в своей силе, даже когда сталкивался с непонятными для себя вещами. Или вся моя самоуверенность тоже лишь чудовищная ошибка, и я буду пожран зверем? Однако сомневаться было поздно.

Нас разделяло всего лишь сорок футов. Я шел, подняв дубинку. И тут лев присел и прыгнул.

Я взмахнул моим пятифутовым бревном изо всех сил, держа его двумя руками, и вся моя сила, непоколебимая и почти безграничная, была со мной. И я верил, что она всегда будет оставаться со мной.

Но в тот день, бессознательно отвечая несущейся на меня угрозе, я, наверное, призвал больше сил, чем мне было нужно, куда больше, чем прежде, хотя превосходство льва было не столь подавляющим, как могло показаться. От удара тяжелой палицы из зеленой оливы по его вытянутой вперед лапе, голове и плечу лев отлетел в сторону, не закончив прыжка, почти под прямым углом. Словно я сбил в полете большое насекомое. Он рухнул наземь ярдах в десяти от меня, прокатился по земле еще ярдов пять и упал, раскинув лапы. Его тело содрогалось в ужасных конвульсиях, постепенно переходивших в случайное подрагивание.

Мое оружие пережило сокрушительный удар, хотя сила его, пройдя через мое тело, заставила уйти мою правую, опорную, ногу на несколько дюймов в жесткую сухую землю. Но ни моя пятка, ни какая другая часть тела не была повреждена, даже синяков не было. Сила струилась во мне, изливалась из какого-то чудесного источника, текла по костям и мускулам, коже и жилам, мгновенно превращая мое не столь могучее тело в сталь, защищая его так же успешно, как разрушала она чужие тела.

Осторожно, слегка испуганный своим успехом, я подошел ко льву, подняв палицу. Но было легко заметить, что второй удар не понадобится. Золотистая шкура была по-прежнему невредима, но мой единственный удар внес страшный хаос во все, что было внутри. Казалось, что простертое на земле тело вообще лишено костей. Один глаз вылетел из глазницы, оставив черную зияющую дыру, темная кровь струилась из клыкастой пасти, собираясь в лужицу на голой земле.

Послышался топот ног, и, задыхаясь, ко мне подбежал Энкид. Он в благоговейном ужасе стоял рядом, шепотом поминая своим полудетским голоском богов и демонов.

– Я это видел! Но никто не поверит, – добавил он мгновением позже.

Я огляделся по сторонам и увидел, что остальные подростки только-только появились на вершине небольшого холма в двух сотнях ярдов от нас.

– Поверят, если мы покажем им шкуру, – сказал я.

Мы достали ножи и приступили к свежеванию чудовищно изломанной, почти лишенной костей туши. Точнее, попытались освежевать. Наши ножи причиняли шкуре не больше вреда, чем мои стрелы.

Чуть позже мне в голову пришла блестящая мысль – возможно, собственные клыки и когти чудовища помогут нам содрать с него шкуру. Вскоре мы обнаружили, что когти этой чудовищной кошки – мерзкая штука. Их покрывала вонючая грязь, оставшаяся от гниющего мяса. Что бы там ни было, когти помогли нам. Хотя работа все равно шла тяжело, она была уже выполнимой. Постепенно к нам подошли и другие пастухи. Они стояли, с трудом веря своим глазам, – лев был мертв.

Вскоре я понял, что лучше довести дело до конца в нашем лагере. Я одним движением закинул тушу себе на плечо и пошел прочь.

Остальные пастухи последовали за нами. Через четверть часа они, нарушив тяжелое молчание, вдруг стали безудержно осыпать меня похвалами и советовать, как лучше выделать шкуру.

Двое сказали, что кое-что знают про это.

– Мы просто растянем ее на солнце на некоторое время, – и сразу же бросились за деревом, чтобы сделать распялку.

– Видишь? – Энкид пнул ногой изуродованную мертвую голову. – Ты можешь сделать из челюстей подобие шлема. И смотреть через раскрытую пасть.

– Да неудобно, – ответил я. Так и оказалось, когда я наконец попытался это сделать. Но тогда у меня были другие заботы, куда более важные.

Позднее, когда прошли месяцы и годы, широко разошлись легенды о том, что я с того дня ходил в шкуре льва. Я и правда пытался некоторое время ее носить, но от плохо выделанной шкуры жутко воняло, да и другие неудобства были. Несчастная шкура прожила в легендах намного дольше, чем на самом деле. Я довольно скоро выбросил ее, и мне было совершенно наплевать, подберет ли ее кто-нибудь или нет.

Естественно, вопросы продолжали сыпаться на меня градом. Я что-то ворчал, а Энкид придумывал все новые ответы. Сначала я сказал правду – я ударил льва, и тот сдох. Единственной бедой было то, что никто в это не верил. Ладно, пускай. Мне и не очень-то хотелось, чтобы настоящая правда всплыла наружу. Не могу же я все время держать в тайне мою невероятную силу, но лучше пусть это станет известно попозже.

Никто из пастухов и правда не видел, как я убил зверя, хотя некоторых озадачил звук, который они услышали из-за холма. Это был короткий мощный удар, прокатившийся по окрестным холмам, как раскат грома. Наверное, это был удар моей палицы.

– Его что, молнией убило? – приставал ко мне один совершенно голый парнишка.

– Нет. – Я в нескольких словах рассказал ему чистую правду о том, как я убил льва, причем так, чтобы ему было понятно.

Однако до него не дошло.

– Мы слышали звук, – сказал другой. – Как сильный удар.

Один лишь Тарн покачал головой.

– Нет, правда, Геракл, что произошло? – Казалось, он был уверен в том, что я шучу, но в его тоне слышалось уважение.

– Ладно-ладно, – сдался я. – Мы с Энкидом обошли холм и нашли подыхающего зверя. Может, на него с неба упал камень.

– Что? – Подростки поднимали взгляды вверх, выгибали шеи и сутулились, словно боялись, что с неба посыплется целый град камней. – Какой камень?

– Ладно, – я пожал плечами. – Такого не может быть. Значит, кто-то отравил его. Или он сам отравился.

– Что?

К тому времени подошли и остальные и тесно обступили тушу, тщательно рассматривая ее. Вскоре некоторые, размахивая перемазанными львиной кровью руками, говорили, что у гигантской кошки большинство костей переломано. Как же такое может быть, если лев сдох от отравы?

Если мои приятели-пастухи до того, как я убил льва, и так не знали, что со мной делать, то теперь они были полностью сбиты с толку. Однако постепенно они поверили в то, что я каким-то боком все же причастен к смерти льва, и вскоре уже никто не спорил по этому поводу. А мне было все равно, раз они не донимали меня своими вопросами. Потом, конечно же, когда моя слава выросла, легенды не оставили никаких сомнений в том, что это именно я убил чудовище. И уж в этом-то случае легенды почти не врали.

Вскоре стало ясно, что тот парнишка, который хвалился, что, дескать, умеет выделывать шкуры, изрядно преувеличил свои умения, как, впрочем, всегда делают мальчишки. На самом деле никто из нас толком ничего не умел. Может, шкура и была волшебной, но воняла она так, что даже шайка грязных оборванцев вроде нас не могла вытерпеть этого смрада. Мы растянули ее на раме, сделанной из тонких жердей, пришпилив ее львиными же когтями и зубами. Затем мы насколько могли отскребли дочиста внутреннюю сторону, причем мне охотно помогали и другие подростки, и отчистили ее песком. Затем мы оставили ее под солнцем и дождем. Прошел день, другой, но шкура все равно воняла.

Туша зверя еще не остыла, и мы продолжали трудиться над шкурой, когда забота о стадах, столь привлекательная еще несколько часов назад, вдруг показалась мне делом невыносимо тупым. Поначалу, еще ничего никому не говоря, я стал подумывать о том, чтобы уйти в большой мир и поискать счастья в приключениях. Скот, за которым меня послали следить, был уже в относительной безопасности, так что вряд ли меня можно будет обвинить в том, что я не оправдал доверия, если я просто уйду.