Том 3. Чёрным по белому - Аверченко Аркадий Тимофеевич - Страница 7

— Как… утрачены?

— Очень просто. Кто-то вынул их у меня из кармана.

Я удивился.

— При чем же тут мы? Вы должны были бы заявить полиции.

— И не подумаю, — пожал он плечами. — Вы ведь устраивали вечер 10-го?

— Устраивал.

— Деньги у меня похитили на этом вечере?

— Ну, предположим.

— Значит — кто должен вернуть их мне?

— Я думаю, вор не вернет, — улыбнулся я.

— Конечно. Поэтому должны вернуть вы.

— Да почему же? При чем тут я?

— Вы при том, что устраивали вечер. Вы печатаете, что вы ответственный распорядитель. Понимаете — ответственный распорядитель.

— Да что ж я — ворами там распоряжался, что ли?

— Там — ворами или не ворами — это не мое дело. А то что мне следует, позвольте получить.

— Да что вам следует? Вам ничего не следует!

Посетитель прищурился, будто взрослый, который терпеливо беседует с бестолковым ребенком:

— Ни-че-го? А восемьсот-то рублей? Мне мои денежки подайте. Я не какой-нибудь там Ротшильд, чтобы швыряться сотнями. Слава богу — денежки не маленькие.

— Ну, так вот что, — нетерпеливо сказал я. — Никаких денег я вам не дам, так как ничего не должен!

— Почему?

Я вспылил.

— Да кто вы такой: человек или дерево? Русским вам языком говорят — я ни при чем. Какое мне дело, что где-то, у когото, у какого-то разини вытащили из кармана деньги.

Посетитель язвительно засмеялся.

— Это называется «где-то». На его же вечере, который он устраивал, у посетителя пропадают деньги, а он говорит «где-то»…

— Ну, хорошо: а если бы, скажем, вы шли по городской улице и у вас вытащили деньги. С кого бы вы требовали? С городского управления?

— То улица, а то — концертный зал, — сказал он с глупейшей рассудительностью. — Громадная разница.

— Знаете что? Подайте-ка в суд: посмотрим, что вам там запоют. Вас засмеяли бы там с вашим нелепым иском.

— Да? Вы так думаете? А по-моему, дело мое настолько верное, что его даже смешно доводить до суда. Я думал, мы покончим миром.

Я потер горячую голову.

— Ну, хотите — спросим сейчас какого-нибудь свежего человека, что он об этом думает?

— О, пожалуйста. Я уверен, всякий скажет одно и то же.

Я открыл дверь в соседнюю комнату и крикнул:

— Георгий Александрович! Пожалуйте-ка сюда. Вот — это наш секретарь. Спросите у него.

Секретарь внимательно выслушал, вздернул плечами и заявил:

— Никогда мне не случалось сталкиваться с более глупым шантажом. Я на вашем месте не разговаривал бы, а просто посоветовал обратиться в суд. Стоит ли понапрасну время терять…

— Вам же будет хуже, если я обращусь в суд, — сказал посетитель, положив подбородок на руки, покоившиеся на палке. — Придется платить судебные издержки.

— За что-о?! — заревел рассерженный секретарь. — Полно вам дурака валять… У него кто-то вытащил деньги, а мы за это отвечай. Я еще понимаю, если бы вы сдали их нам на хранение. А разве мы можем ручаться за всех посетителей вечера? Ведь могла явиться добрая половина жуликов всего города — и мы ничего не могли бы поделать.

Посетитель с гадкой, хитрой улыбочкой погрозил нам пальцем.

— Вы, конечно, тут человек служащий и поэтому должны держать руку хозяина. А в глубине души вы ведь чувствуете, что мое дело верное? А?

— А, будьте вы прокляты, — вскричал секретарь, не владея собой. — Эй, кто там есть в конторе? Бухгалтер! Кассир! кто-нибудь из посторонних есть? Подписчик? Зовите, пригласите его сюда.

Пять человек вошли в мой кабинет, заинтересованные шумом.

— Вот! — сказал секретарь, потрясая кулаками.

— Вот… сей муж говорит, что устроитель благотворительного вечера должен ему вернуть восемьсот рублей, вытащенные у него каким-то жуликом.

— Вытащенные на этом вечере, добавьте, — солидно вставил посетитель, раскачиваясь в кресле.

— На этом ли, на том вечере — один дьявол! Вечер был публичный! Никто не может отвечать за контингент посетителей!!!

— Никто? Да-с? Вы так думаете? А ответственный распорядитель должен отвечать?

— Ну, вот что… — сказал я. — Эти люди все наши служащие, и вы можете упрекнуть их в пристрастности. Но вот человек посторонний. Случайный подписчик — спросите его! Что он скажет?!

— Чепуха! — сказал подписчик. — Ничего вы получить не можете. Заявите просто полиции о краже.

— Да ведь не полиция у меня украла, чего же я ей буду заявлять, — возразил посетитель с наружной рассудительностью.

— Подавайте в суд! — резко сказал я. — А пока, извините, прошу не отнимать у меня времени — я занят.

— А восемьсот-то рублей!

— Ни копейки!

Посетитель поднялся с кресла.

— Хорошо-с. В таком случае вы мне заплатите втрое.

— Да? Это на каком же основании? — подхватил подписчик.

— По закону. За находку полагается третья часть, а за пропажу — втрое. Я хотел с вами миром уладить, но если вы упрямитесь…

Секретарь схватил его за костлявые плечи, заглянул ему в глаза и, тряся, злобно сказал:

— В своем ли вы уме, что та…

Он вдруг закричал пронзительным голосом, оттолкнул упрямого незнакомца и выбежал в другую комнату.

Я, встревоженный, последовал за ним, нашел его лежащим в углу на диване и нервно дрожащим, чуть не в истерике.

— Что такое? Почему?

— О господи! Глаза, глаза!.. Как же вы не догадались раньше заглянуть ему в глаза: ох, какие это страшные, душу холодящие глаза! Ведь он сумасшедший!

Я вернулся в кабинет. Посетитель холодно прощался со всеми, затянув свои безумные глаза холодными непроницаемыми пленками век. Со мной холодно раскланялся и сказал:

— А так как я на эти деньги собирался открыть фабрику нарезных гаек, то вам и за это придется заплатить. Считая в год по три тысячи, за десять лет — тридцать тысяч!

Сначала кто-то долго пытался нашарить ключом замочную скважину.

Человек, пытавшийся сделать это, применял такой способ: откачнувшись, он падал на дверь, с приставленным к животу ключом, в надежде, что ключ случайно проскользнет в замочную скважину.

Но это было похоже на лотерею-аллегри, где на сто пустых билетов — только один выигрышный: общая площадь двери была громадная, а замочная скважина маленькая.

Но случай — великое дело; на сорок седьмой попытке ключ попал в замочную скважину, при тихом торжествующем смехе хозяина квартиры.

Он повернул ключ в замке, но сейчас же забыл об этом и, когда после его толчка дверь распахнулась, удивился: как это он с утра оставил дверь открытой.

— Может быть, пришел ко мне кто-нибудь? — нерешительно подумал он.

Предположение его оказалось справедливым: когда он зажег электричество — в большом зеркале, вделанном в стену и украшенном драпировкой, отразилась чья-то фигура в шубе и шапке, нерешительно на него поглядывавшая.

Он тоже бросил на неизвестного человека робкий взгляд, шаркнул ногой, притопнул и поклонился.

Неизвестный ответил вежливым поклоном.

— Здрасс…те! — сказал хозяин квартиры. — Какими судьбами? А я, представьте, так и догадался: смотрю — дверь открыта, ну, значит, кто-нибудь… на огонек. Раздевайтесь!

Хозяин снял шубу, бросил ее на диван; потом повернулся к гостю, чтобы помочь ему разоблачиться, но гость был уже без пальто.

— Садитесь! — сказал хозяин. — Очень рад, что вссс… помнили! Хе-хе. Сядьте.

Гость, однако, стоял, ухмыляясь.

— Ну, право, сядьте. Наверное, устали, взбираясь по лестнице. Садитесь! Не хотите?.. Вот чудак! Хе-хе… Вырасти хотите? Да? Ну, я сам покажу пример, хотя это, мила-ай мой, со стороны хозяина и невежливо. Верррно?

Хозяин опустился на стул; тогда и гость последовал его примеру.

— Веселое нынче Рождество, не так ли? — спросил хозяин, помолчав.

Гость ответил легким помахиванием руки.

Хозяин, в сущности, не знал, о чем и как беседовать с неразговорчивым гостем, но правила гостеприимства, которые он твердо помнил, несмотря на отуманенную, отягченную вином голову, заставляли его поддерживать пустой бессодержательный разговор.