Бойся Кошек - По Эдгар Аллан - Страница 42

Море было совершенно спокойным. В корму дул легкий, устойчивый ветерок и меня со всех сторон окружала чистая, темно-синяя вода. На сей раз все шло нормально, но меня не оставляло предчувствие, что я покидаю мир живых существ и направляюсь прямо к вратам ада.

В лагуне я оказался где-то вскоре после полуночи. Едва я бросил якорь, как со стороны черной кромки атолла послышался громкий, похожий на стон звук, который донесся до меня, отражаясь от походившей на залитое лунным светом зеркало поверхности воды. По коже у меня пробежали мурашки и я в буквальном смысле почувствовал, как напряглась кожа у меня на затылке. Оголодавшее зверье услышало меня и теперь требовало своей пищи.

Я тщетно пытался увидеть луч света из окон хижины старика. Раз десять я прокричал ему над поверхностью лагуны, но в ответ мне раздавались лишь очередные всплески кошачьего воя. Потом я стал всматриваться, надеясь разглядеть на берегу хоть какие-то признаки жизни, и в самом деле вскоре увидел их. Кошачьи глаза! Сотни и сотни их отражали свет полной луны и переливались подобно серебристым блесткам на черном бархате береговой линии атолла. Все они были там — голодные и ожидающие меня или кого-либо еще. Волна тошноты подступила к моему горлу, когда я понял, что опоздал. На ум почему-то пришла мысль о том, сколько же старику удалось подстрелить этих тварей, прежде чем они добрались до него?

Я дождался начала рассвета и лишь тогда отвязал свою лодку от кормы шлюпа. Когда солнце наконец взошло, я вооружился двумя увесистыми дубинками и стал приближаться к берегу. Достигнув пляжа, я увидел зрелище, которое, наверное, не забуду до конца дней своих. Несколько кошек плескались и ныряли на мелководье неподалеку от берега, плавая на манер тюленей. Они ловили рыбу!

Два здоровенных кота поплыли навстречу моей лодке и попытались, было, забраться в нее сбоку. Я яростно огрел их дубиной по спинам и сразу же отставил в сторону идею добраться до причала, поскольку он был полностью заполонен проклятым зверьем; существовала реальная опасность того, что они запрыгнут в лодку и опрокинут ее прежде, чем я ступлю на сушу. Пляж буквально кишел ими, превратившись в сплошной ковер, сотканный из мохнатых тварей. Они выли и вопили в безумном крещендо, как если бы я нес личную ответственность за их бедствия. Пока я подгребал к дальнему концу пляжа, они преследовали меня по берегу, злобная, пятнистая волна шипящего меха.

Я вновь принялся открывать банки с едой и бросать ее кошкам, пока мои пальцы не покрылись кровавыми ссадинами. Опустошив шлюпку, я погреб назад к причалу. Примерно половина кошек продолжала следовать за мной, явно намереваясь встретить меня на берегу. Я решил не искушать судьбу и не выходить на сушу, а вместо этого быстрыми гребками направил лодку к пляжу. За мгновение до того, как днище лодки коснулось песка, я убрал весла, схватил обе дубинки и приготовился к прыжку.

Едва ступив на землю, я бросился бежать, размахивая своим оружием подобно крыльям мельницы. Кошки подыхали при каждом моем взмахе, но они все равно пытались наброситься на меня. Я кричал от боли, чувствуя на теле укусы их зубов. Проклятые звери совершенно обезумели; они настолько рехнулись от голода, что готовы были бросаться на кого и что угодно.

Я с боем пробивал себе путь к хижине старика и несколько раз был на грани полного поражения. Как я и предполагал, оконные рамы были сплошь исцарапаны когтями. Я не стал тратить время, чтобы отпирать дверь, а вместо этого плечом вышиб ее и по инерции влетел внутрь. Охваченный яростью и ощущая острую боль, я увидел, что кошки отчаянно сражаются за какую-то добычу, лежавшую на полу посередине хижины. Мне уже было ясно, что добычей этой являлось то, что оставалось еще от тела Фостера.

К тому моменту я взбесился не хуже кошек. Не обращая внимания на кровожадное зверье, которое продолжало отчаянно цепляться и вгрызаться в мое тело, я принялся пробивать брешь в этом извивающемся слое меха. Дубинки взлетали и падали, пока я методично размалывал волосатые тела, и наконец я увидел, за что именно они дерутся. Это был клок белоснежных волос, прилипший к остаткам скальпа.

Пожалуй, в тот момент я совершенно лишился рассудка. Не знаю, как я выбрался из той хижины, но подозреваю, что определенно сошел с ума, потому что потерял одну из своих дубинок, бросив ее на пол, чтобы схватить волосы. Помню только, как я несся к пляжу, а кошки взметались и со всех сторон прыгали на меня. Едва вступив в воду, я с размаху поднырнул под лодку и с силой уткнулся руками в ее корму.

Этот маневр спас мне жизнь. Удар был настолько силен, что лодку оттолкнуло от берега и она медленно поплыла вглубь лагуны. Толком ничего не соображая, я отмахивался от подплывавших ко мне кошек, пытаясь орудовать неудобной теперь дубинкой.

На палубе я сбросил свою изодранную одежду и принялся залечивать сотни царапин и укусов, чем и занимался практически на всем обратном пути к Папете. По прибытии в порт я подробно сообщил обо всем французскому губернатору, но у меня сложилось впечатление, что он мне не поверил. Тем не менее, он все же отправил к атоллу Тао служебное судно с представителями местной полиции, чтобы они на месте разобрались во всем этом деле. Когда отряд вернулся назад, мои рассказы о «Кошачьем острове» стали восприниматься как нечто вроде сказок из воскресной школы.

Полицейские даже не вышли на берег Тао. Плавающие кошки встретили их еще в водах лагуны; они взбирались по оснастке судна и пытались добраться до сидевших в нем людей. Неудивительно, что полицейские постарались поскорее унести оттуда ноги. По их словам, тела кошек покрыли собой абсолютно весь атолл и они охотились в лагуне не хуже пингвинов. После этого за атоллом и закрепилось, став практически официальным, название — «Кошачий остров».

С тех пор буквально все жители этого района обходят атолл стороной. На протяжении нескольких лет ни одно судно даже не приближается к нему. По своим почтовым делам я временами проплываю мимо него, однако никогда там не останавливаюсь. Иногда я подумываю о тех деньгах, которые старик хранил в железном ящичке у себя в хижине, прикидывая варианты того, чтобы сплавать туда за ними, однако всякий раз, когда подобная глупая идея приходит мне в голову, я принимаюсь пересчитывать оставшиеся на теле следы от понесенных ран и извлекаю из своего морского сундучка оставшийся от Фостера «сувенир». Мне достаточно одного взгляда на клок белоснежных волос старого писателя, чтобы от столь вздорных мыслей не осталось и следа.

Поначалу Хэлстон подумал, что сидящий в кресле на колесиках старик сильно болен, чем-то крайне напуган и вообще вот-вот отдаст Богу душу. Ему приходилось и раньше сталкиваться с подобными ситуациями. Среди профессионалов Хэлстон имел репутацию одиночки, автономного боевика, который, однако, вполне успешно сосуществовал с обычными громилами. За время своей активной «работы» на этом поприще он отправил на тот свет восемнадцать мужчин и шесть женщин, так что можно было с уверенностью утверждать, что лик смерти ему хорошо известен.