Концерт для черного колдуна - Усачева Елена Александровна - Страница 11

• Предыдущая
• 11/31
• Следующая

— Не смейте входить! — завопил Гошка, спиной вжимаясь в стекло. Ему почему-то показалось, что если он запретит, то никто и не войдет. — Не подходи! — Он метнулся в угол, где с зимы завалялась хоккейная клюшка. — Зашибу!

Угроза подействовала, но ненадолго. Через несколько секунд дверь сотряслась от нового удара. Гошка зажмурился, затаив дыхание. А когда открыл глаза, то с удивлением снова уставился на свою дверь.

Она была цела. Сохранились даже его любимые постеры.

Зато в кресле кто-то сидел.

Тот самый тип в черном, что встретил его в лифте.

Снежкин почувствовал, как подкашиваются его ноги. Но он взял себя в руки, сделал грозное лицо и строго спросил:

— Как вы сюда попали? — К этому времени его уже колотила нешуточная дрожь. Клюшку приходилось сжимать обеими руками, чтобы она позорно не покатилась на пол.

Шляпа не шевельнулась. Снежкину показалось, что ее обладатель усмехнулся.

— Убирайся отсюда! — менее уверенно произнес Гошка.

Из-под шляпы раздался невнятный звук, похожий на шипение, как будто сидящий пытался говорить, но у него еще не очень получалось.

— Да ньяр бьяар неоур…

— Не понял, — опешил Гошка, ожидая услышать что-то более внятное.

Существо качнулось, хрипло откашлялось и, с шумом втянув в себя воздух, продолжило:

— Жалкая плоть… Жалкая слабая плоть…

Говорило оно так, словно принюхивалось к интонациям, пробуя каждое слово на вкус.

— Ты ввязался в чужую игру!

Голос резко менялся, приобретая странные интонации. Так воет ветер тоскливыми осенними вечерами. От резких гортанных звуков становилось холодно. Так бывает, когда на солнце набегает тень.

— Попробуй пережить эту ночь, жалкий смертный! — продолжала шипеть шляпа.

Чтобы прогнать гипнотическое наваждение, Гошка шевельнулся. Почувствовал в руке бесполезную клюшку. Усмехнулся. Люди, которые так входят в комнату, деревяшки не испугаются.

Еще больше разозлившись сам на себя и на свой непонятный страх, Снежкин отбросил свое «оружие», насупился, засунул руки в карманы.

— Выбирайте выражения! — пробормотал он, чувствуя, что в повисшей тишине просто необходимо что-то сказать.

Человек сделал пасс рукой. На его сухой длинной ладони появился черный шар. Движение — и шар подкатился по ковру к Гошкиным ногам. Он коснулся его ботинка и вдруг принял форму скрипки.

— Где она? — выдохнули из-под шляпы. — Немедленно верни ее!

Гошка нахмурился.

«Опять эта дурацкая скрипка!» — в сердцах чертыхнулся он, в который раз за сегодняшний день жалея, что ввязался в эту историю.

— А я ее разбил!

Снежкин очень старался казаться равнодушным. Но голос его дрожал, и поэтому ответ получился неубедительный.

— Ты умрешь… — начал обладатель шляпы. Пророчества эти Гошке порядком надоели. Он невыдержан.

— Я это уже слышал! — завопил он, пиная ногой черный силуэт. — Уходите! Я ничего не знаю! Нет больше никакой скрипки! Слышите? Нет! И не было! Оставьте меня в покое!

Снежкин выдохнул, исподтишка поглядывая на незваного гостя, — вдруг он все-таки уйдет.

Сидящий еле заметно шевельнулся, а потом вдруг оказался около Гошки. Покрывало по бокам взлетело вверх. Лба Снежкина коснулась прохладная ткань. Он шарахнулся назад, звонко стукнувшись затылком о стекло балконной двери. В этом звуке ему послышался далекий отзвук закопанной скрипки.

— Неверный ответ, — раздался смешок. — Слушай. Я тебе кое-что расскажу.

Говорило существо теперь гораздо уверенней, чем минуту назад.

— Не здесь… Далеко… стоит Франзеум — Сады Вечной Ночи. Оттуда выходят… скажем так, некие предметы, порождающие… От желания того, в чьи руки они попадают, эти предметы способны приобретать разные очертания.

На полу вновь появился шар. Черный, вздрагивающий. С легким потрескиванием он превращался то в скрипку, то в миниатюрное пианино, то во флейту.

— Эти предметы исполняли желания хозяев, и те становились прекрасными музыкантами, гениальными исполнителями. Инструмент и музыкант привязывались друг к другу. Вместе им было хорошо. А по отдельности плохо. Твоему другу сейчас плохо. — Существо вновь приблизилось к Гошке. Теперь оно было не такое четкое и черное, его словно покрыла дымка. Из голоса исчезла звенящая уверенность. — Очень плохо. И станет нестерпимо плохо, если они не соединятся. Ты меня понимаешь?

Ничего Снежкин не понимал, но на всякий случай кивнул.

— Тебе она не нужна, — убеждала шляпа. — Ничего сделать с ней ты не можешь. Верни ее обратно. Верни сам. Спаси товарища.

Мысли в Гошкиной голове шевелились с трудом. Он уже и сам не понимал, зачем вцепился в эту скрипку, почему прячет.

— Ты не сможешь все время убегать, — незнакомец перешел на шепот. — Она позовет тебя к себе. — Он стал почти прозрачным и явно терял ориентацию. Теперь он был повернут не в Гошкину сторону, а куда-то в угол, словно там появился двойник Снежкина. — Ты устанешь. И когда у тебя сил совсем не останется, я снова вернусь. И ты уже ничего не сможешь сделать. Человек, который не пользуется даром скрипки, умирает.

Черная фигура все больше клонилась к полу, шляпа почти съехала на грудь. Голос перешел в бормотанье. Казалось, еще немного — и незнакомец рассыплется около Гошкиных ног.

В комнате снова повисла пауза. Незнакомец замер в неудобной позе. Неожиданно он вскинулся, взлетело вверх черное тряпье.

Раздался еле слышный хлопок, и гость исчез.

Гошка несколько раз моргнул, чтобы убедиться, что в комнате действительно никого нет.

Никого и не было.

Снежкин сглотнул, чувствуя, как пересохло в горле.

— Все? Больше никто не придет? — на всякий случай спросил он.

Ему не ответили, и Гошка окончательно расслабился.

— Вот это ситуация! — бормотал он себе под нос, медленно, с оглядками пробираясь на кухню — от пережитых волнений ему ужасно захотелось есть. — Ненавижу классическую музыку! — с чувством произнес он, вскрывая банку шпрот. — Гори они синим пламенем, все скрипки, вместе взятые! — От расстройства буханку хлеба он разрезал пополам. Из рук чуть не выпало варенье. — Слушать музыку нужно из приемника, а не вживую, — подвел итог Гошка, утопая зубами в толстом шмате колбасы.

Сейчас он считал себя просто молодцом: не поддался на уговоры, не сказал, куда спрятал чертов инструмент.

Гошка уже съел почти все, что смог раздобыть в холодильнике, когда его посетила мысль, от которой он перестал жевать.

— А чего этот тип растворился в воздухе? — прошептал Снежкин, отодвигая от себя коробку зефира. — Угрожал, угрожал, да так ничего и не сделал. Я ему стал не нужен?

Он подавился вафлей и выскочил из-за стола. Внутри у него крепло нехорошее предчувствие. В душе родилось тревожное ощущение, словно вот должно было произойти что-то неотвратимое. Ужасное, неизвестное, а потому страшное.

На ходу натягивая кроссовки, Снежкин вылетел на лестничную клетку.

По всем пролетам пронесся тяжелый вздох. То ли сверху, то ли снизу обиженно вскрикнули. И все смолкло.

— Кто здесь? — позвал Гошка, перегибаясь через перила.

Не лестница была пуста.

На улице разыгрался нешуточный ветер, в воздухе кружилась прошлогодняя листва. Прохожие спешили по своим делам, пряча лица в воротники. Из-за домов наползала большая тяжелая туча.

Снежкин помчался к школе.

Около блиндажа под деревом все было перевернуто. На суку висела запачканная землей куртка.

Скрипки не было.

От удивления Гошка замер.

Кто?

Некому! Некому было это сделать! Он специально все осмотрел, огляделся. Кому понадобилось сюда приходить и ни с того ни с сего начинать копаться — под деревом?

Гошка пробежался по округе.

Это могла быть собака. Порылась, вытащила, хозяин повертел в руках да выбросил.

Но скрипки и след простыл.

Снежкин расстроился. Он сам не понимал почему, но ему было обидно, что скрипку, добытую с таким трудом, украли.

Лучше бы я ее Наташке отдал, — пробормотал Гошка, возвращаясь к блиндажу.

• Предыдущая
• 11/31
• Следующая