Сумеречный мир - Андерсон Пол Уильям - Страница 18

• Предыдущая
• 18/51
• Следующая

— Тогда вы загнали меня в тупик, — сказал Бойд. — Кто же он, по-вашему?

— Мутант, — ответила Карен.

— А как насчет оружия?

— Аларик пытался объяснить мне его устройство, но мы не поняли друг друга, — признался Вэйн. — Тот экземпляр сгорел от перегрузки и превратился в кучу расплавленного хлама. После осмотра тех деталей, которые мне удалось собрать, можно сделать вывод, что оружие проецировало мощный луч очень сложной волновой структуры и этот луч вызывал резонанс в каких-то важных органических соединениях. Расщепление молекул и телесных коллоидов высвободило потрясающую энергию, которая привела к разрушению тел. Знаете, я даже рад, что не разбираюсь в этом. В мире и так слишком много оружия.

— Гм-м, как официальное лицо я не согласен с вами. Но, честно говоря, мне тоже по душе такой исход. В любом случае изобретатель по-прежнему с нами… Наш маленький гений.

— Для создания таких изобретений необходимо нечто большее, чем гениальность, — ответил Вэйн. — Человек не может не ошибаться. Нельзя воплотить идею в металл сразу и до мельчайших подробностей — пусть даже вам дана вся необходимая документация, книги, справочники и тексты. Я знаю, что характеристики циклов и физические постоянные Аларик взял из квантовой механики. Но и величайший гений в мире потратил бы несколько месяцев, а то и лет, разрабатывая теорию и аналитические предпосылки. Потом потребовалось бы время на реализацию идеи, появилась бы масса неучтенных, но взаимосвязанных мелких факторов. Он шел бы от одной ошибки к другой. Чтобы освоить инженерный процесс и отладить его до винтика, пришлось бы построить десятки моделей, провести сотни проб и экспериментов. — Вэйн откашлялся и подвел итог: — Несмотря на бессвязную речь, Аларик рассказал мне очень интересную вещь. Самым трудным для него в тот момент оказался выбор действия. Он не знал, как действовать при встрече с опасностью. Когда же мальчик решил остановиться на оружии, ему потребовалось две минуты, чтобы разработать проект этой дьявольской машины. И хотя детали не во всем отвечали необходимым требованиям, его первая модель была почти совершенной. Он просто знал, как и из чего ее собирать.

Бойд заставил себя расслабиться. Он вдруг понял, что боится смотреть на эту маленькую большеголовую фигуру. В нем проснулся древний страх — страх человека перед неизвестным.

— Но как это ему удалось? — вяло поинтересовался он.

— Мы с Карен провели целое расследование, и то, что рассказал нам маленький Ал, позволяет сделать кое-какие предположения. Они довольно странные, поэтому их можно объяснить только иносказательно. Но сначала я попрошу вас ответить на один вопрос. Скажите, как думает человек?

— Как думает? Ну… он думает… логично. Человек следует нити логики.

— Вот именно! Нити! — воскликнул Вэйн. — Его разум опутан цепями логики. Вся наша психическая деятельность, начиная с математики и кончая эмоциональными переживаниями, пронизана логикой. Мы думаем, переходя от предпосылок к выводу. Одно ведет к другому — по шагу за раз.

Огромные успехи физики и математики объясняются тем, что эти науки имеют дело с простейшими концепциями, которые затем упрощаются еще больше. Например, три закона Ньютона о движении не предполагают, что на тело действует огромный спектр различных взаимозависимых сил. Физика ограничивается только одним набором воздействия, причем его составляющие рассматриваются по одной за раз, словно они независимы друг от друга. На самом деле в природе таких случаев не существует. Всегда будет трение, гравитация, радиация, какие-то иные влияния и помехи. Физику спасает только то, что внешние воздействия, как правило, невелики и ими можно пренебречь.

Вэйн чувствовал себя до странности хорошо и радостно. Он снова мог читать кому-то лекцию. У него опять были слушатели, которые ловили каждое его слово.

— Давайте разберем частный случай. Вам известна проблема двух тел в астрономии? Итак, даны два тела; массы, скорость и расстояние известны. С помощью законов движения и гравитации нам надо определить их положение в любой момент времени, как в прошлом, так и в будущем. Эта задача решена давным-давно. Ученые считают ее элементарно простой. Но вот с проблемой трех небесных тел происходит совершенно другая история. При трех наборах взаимозависимых сил задача оказалась настолько сложной, что общего решения так и не нашли. Как мне известно, рассмотрено лишь несколько частных случаев. А что тогда говорить о взаимодействии многих тел?

В контексте биологических наук упрощения вообще недопустимы. В психологии и социологии все факты должны рассматриваться в совокупности. Живой организм — это неописуемо сложный набор взаимодействий, начиная с самого низкого субатомного уровня и кончая великим многообразием Вселенной, частью которой он является. И в подобном случае одноцепочечные аналитические методы не действуют. Несмотря на поддержку мощных статистических систем, эти науки почти целиком эмпиричны, а социология пока так и не оправдала своего названия.

Давайте возьмем предыдущий пример. Если мне предстоит решить задачу о взаимодействии трех тел, я должен сначала рассмотреть особый случай, где одно из трех тел имеет нулевую массу. А теперь представьте, что мы с вами анализируем влияние южноазиатской внешней политики на внутренние дела Америки в довоенные годы. Разве мы можем игнорировать обратный случай или пренебрегать существованием других стран мира? Но эта сеть взаимоотношений постоянно меняется, и мы должны мгновенно оценивать каждое из таких изменении. Ни одна из существующих символических систем не приспособлена к подобному виду деятельности. Таким образом, любой полученный нами результат будет качественным по своей оценке, а не количественным и предсказуемым. Вы понимаете ход моих рассуждений?

— Кажется, понимаю, — ответил Бонд. — Но ведь и обычные люди могут одновременно думать о двух и более вещах.

— Да, могут, — согласилась Карен. — Мы можем рассматривать это как пример разделенного внимания, где каждая часть ума следует своей собственной нити рассуждения. Вполне нормальное явление, хотя, будучи доведенным до крайности, оно перерастает в шизофрению.

— Так, значит, вы меня поняли, — удовлетворенно сказал Вэйн. — Видите ли, у наших обезьяноподобных и человекообразных предков не было надобности рассматривать мир как целое. Они имели дело только с непосредственным окружением и сиюминутными событиями. Конечно, у каждого из нас есть способность к совокупной оценке ситуации, но мы ее почти никогда не используем. Существует такой школьный тест, где ребенка просят визуализировать в воображении ряд кирпичей, которые не касаются друг друга. В среднем нормальные дети говорят о шести-семи кирпичах. Аларик утверждает, что может видеть любое число, и я ему верю. Я верю ему, потому что он мутант.

— Видимо, сказались какие-то изменения в структуре мозга, — добавила Карен. — Рентгеновские лучи не показали физической патологии, и я думаю, что мутация скорее всего затронула тончайший уровень клеток.

— Ал вообще не думал, когда изобретал оружие, — сказал Вэйн. — Вернее, не думал в обычном смысле слова. Научные принципы, законы и параметры соотнесены в его сознании с координатами какого-то внутреннего пространства. Поставив перед собой задачу, он свел координаты вместе и получил ответ. Очевидно, клетки человеческого тела резонируют на определенные волновые формы. Ал подытожил необходимые и создал оружие, которое могло воспроизвести такую частоту. И хотя это тоже работа ума, она не имеет никакого отношения к тому, что мы называем размышлением. Для него такие действия просты и почти элементарны, тем не менее он не додумался предупредить людей о бандитах или обратиться за помощью.

— Теперь мне все ясно, — воскликнул Бойд. — Основой наших рассуждений являются цепи логики, а его процесс мышления имеет какое-то подобие с решетчатой структурой.

— Да, что-то в этом роде.

— Мистер Вэйн, вам не кажется… что мы тоже способны на такое?

Бывший профессор математики задумчиво потер подбородок.

• Предыдущая
• 18/51
• Следующая