Гваделорка - Крапивин Владислав Петрович - Страница 60

• Предыдущая
• 60/68
• Следующая

Выглянул дядька в белом халате, поманил Квакера. Тот испуганно ушел и скоро вернулся с озадаченным лицом.

— Спрашивают, сколько мы можем заплатить за лечение. У них процедуры разных уровней… Я не знал, что за собак тоже платят.

— Дед, — опять сказал Ваня в трубку. — Тут, оказывается, деньги нужны. Сколько можно пообещать?

— Сколько угодно! Марго привезет с запасом… И больше не мешай работать, у меня совет!

— Скажи, что я потом отдам… — шепнул Квакер.

— У него совет, — объяснил Ваня.

…О том, что Квакер обещает вернуть деньги, Ваня сказал Графу позже. Узнал в ответ, куда «вся ваша антильская банда» должна с этими деньгами идти, и с удовольствием передал адрес Квакеру.

— Ну, профессор… — уважительно сказал Квакер.

Но это было потом. А в тот вечер — всякие беспокойства и хлопоты. Привезли Матубу обратно, бегали по всяким аптекам с рецептами — не везде ведь есть лекарства для зверей. Не смогли купить одноразовые шприцы. («Это вы чего еще надумали! — орала грузная аптекарша. — Я вам покажу шприцы! Я вам покажу собаку! Я вас в милицию!..») Пришлось идти в аптеку маме Квакера.

Квакер сам делал Матубе уколы. Матуба два дня лежал пластом, не ел, потом стал приходить в себя: шевелить хвостом и улыбаться розовой пастью…

А в первое утро после ветлечебницы, сидя рядом с псом, Квакер повторял:

— Ну, кто мог подсунуть ему отраву? Он же ничего не берет у чужих!

— Может, съел чего — нибудь на помойке? — сказала Лика.

— Не ест он на помойке, он же не бродячий!.. Это какие — то гады его обманули! Поймать бы хоть одного!..

«Хоть одного» поймали в тот же вечер. В сумерках. Вечера августа были уже звездные и темные. В девять заходило солнце, в то же время пряталась и полная луна. А расходиться не хотелось. Жаль было оставлять Квакера с беспомощным Матубой. Сидели на темном сеновале, изредка помигивая фонариками, чтобы не казалось, что ты в «полной дыре коллайдера». (Лишь Бруклина не было, не приехал еще.) Перекидывались словами. И услыхали на дворе шуршанье, бряканье и шорохи.

Это явно был злоумышленник. Видимо, он считал, что грозный пес Матуба совсем уже не дышит, а хозяин его сидит дома, потому что ни в сарае, ни в окнах — ни лучика. И был этот злодей схвачен бесшумно и стремительно, когда замахивался охотничьим топориком на циферблат солнечных часов.

Ну, прямо кадр из кино! Слепящие вспышки фонарей, быстрые тени, перепуганные глаза, круглый рот и глупый вопль: «Я больше не буду!»

— Да это Косой, — брезгливо сказал Андрюшка Чикишев. — Из Рубиковой мелкотни…

— Я больше не буду!..

— Конечно, не будешь, — устало согласился Квакер. — Потому что пришел конец твоей никчемной жизни. Люди, как вы думаете? Сразу утопить под мостом или сначала выпороть?

— Сначала… — сказал Федя, который во всем любил полноту и завершенность. — А родителям отнести кроссовки, они новые…

— Я бо…

— Иди и не дрыгайся, — велел Квакер.

Пленника привели на сеновал. Он обмяк и не мыслил о сопротивлении. Включили яркую лампу. Косой оказался костлявым пацаном, похожим на зайца с прижатыми ушами. Его прислонили к косяку.

— Говори, — велел Квакер.

— А чё…

— Говори! — рявкнул Квакер. — Кто отравил собаку?!

— Это не я! Я не знаю!.. Я ничего не знаю, только часы! Рубик сказал: ты тощий, ты пролезешь в любую щель. Пролезь и расколоти… А собаки, говорит, не бойся, она сдохла… Ну, не я это, правда!

Было его жаль. И кажется, больше всех — Тростику. Тот смотрел круглыми глазами и словно хотел что — то сказать, но не решался.

И все же сказал:

— Ребята, отпустите его…

— Живого? — ехидно спросил Квакер. И опять рявкнул: — Слушай меня, ты! Инфузория… И скажи своему Рубику… — Он качнулся к «Инфузории». Тот закрыл лицо локтем. Ване вдруг показалось, что сейчас у Косого намокнут спереди его обвисшие трикотажные треники. Нет, пока такого не было. Ваня поднял глаза и увидел другое — острый локоть Косого весь был в крови. И Лорка увидела. И раньше Вани подскочила к пленнику.

— Это у тебя что?

— Что? — бормотнул из — за локтя Косой.

— Кровь. Откуда?

Косой опустил руку.

— Да это бзя… Коросту в щели содрал…

— Сам ты бзя, — сказала Лорка. — Ребята, где коробка с бинтом и йодом?

— Не на — а…

— Не вякай, — приказал Квакер. — А то и правда выдерем.

Напутанный Косой больше не вякал. Ему замотали руку, и он ждал, что будет дальше.

— Мотай отсюда, — велел Квакер. — А Рубику скажи: кто еще сунется к моему двору, может считать себя фаршем для крабовых палочек… Понял, ты?!

— А… ага…

— Вот и хорошо, что «ага»… Гуляй, на фиг, террорист долбаный… А если полезешь снова, возьми с собой капсулу с цианидом…

— Чего?.. — заморгал несчастный.

— Моментальный яд. Чтобы не мучиться, когда поймаем…

— Не! Я не…

— Ну и сгинь…

Все раздвинулись, чтобы дать Косому пройти к ступеням. И он пошел, обвиснув плечами. Но у самого выхода вдруг оглянулся.

— А можно я…

— Чего еще? — угрюмо сказал Квакер. — Гуляй, пока живой…

— А можно я… еще к вам… приду?

Ну, кто мог ожидать такого?

— На фиг? — спросил прямодушный Федя.

— У Рубика… только пинают и лаются…

— А здесь будут кормить мороженым, — сказала Лика. — Пусть приходит. Мне нужен типаж для одной композиции. Затюканный юнга на пиратской шхуне.

— И что ты будешь у нас делать? — спросил Ваня. Со смесью интереса и жалости.

— Не знаю… Что скажете…

— Ты всегда делаешь все, что скажут? — спросил Никель. — Лишь бы не пинали?

— У него жизнь такая, — рассудил Андрюшка. — А может быть, мы выстругаем из него человека? Как буратину…

— Ладно, гуляй… — опять сказал Квакер. — Если заглянешь в гости, сразу не застрелим… А будешь шпионить — позавидуешь тем, кто в пекле…

— Не… я не буду…

Косой постоял еще секунду и стал спускаться. Ступени под ним скрипели, как под грузным дядькой.

— Может, правда придет?.. — как — то виновато проговорила Лорка.

— Да не придет он, — веско возразил Квакер. — Сейчас его пожалели, и захотелось сюда, где хорошо… А Рубик возьмет его в работу, даст накачку, и пойдет Косой снова творить, что велено. Своего — то ничего у него нет…

— Я вот иногда думаю, — заговорил из своего угла Никель. — Почему они такие? Ну, которые вредят без всякого смысла… Если когда нападают из — за денег, грабят, это можно хоть как — то объяснить… А когда просто ради зла…

— Чего непонятного, — сказал Квакер. — Жить — то хочется с интересом. Преодолевать трудности… Тот, кто что — то умеет… он и делает, что умеет. Картины рисует, вроде Анжелики, или истинный полдень ищет, вроде нас, ненормальных… А теумеют лишь ломать. Уменья не надо, а интерес тот же самый. Подзуживает, как при игре в партизаны. Развалил песочницу, нагнал страху — и вроде как победитель. Знаю по опыту…

Все неловко примолкли, и, чтобы пригасить эту неловкость, Ваня спросил:

— А когда Тимофей приедет?

— Скоро, — сообщила Лика. — Утром он продиктовал мне дурацкие стихи:

— С чего печаль — то? — хмыкнул Квакер.

— Боится, что Лика опять будет гнобить его, — объяснил Андрюшка.

— Вот как стукну… — пообещала Лика.

Тимофей Бруклин был вроде бы не полностью в этой компании. Так, сбоку припека. Но все же карту ему в свое время подарили и теперь считали, что без него начинать действо с волшебным фонарем не следует.

Потерпели два дня, и Бруклин вернулся.

— Ничуть не больше загорелый, чем был, — заметил Тростик.

— Я всю жизнь привык держаться в тени…

— Да, всю жизнь мы это видим, — заметила Лика.

После такого обмена мнениями еще раз обсудили, «как все должно быть».

• Предыдущая
• 60/68
• Следующая