Гваделорка - Крапивин Владислав Петрович - Страница 27
- Предыдущая
- 27/68
- Следующая
…И вот однажды зашел десятилетний Костя Евграфов в Туренку по щиколотку и крикнул в трубу:
— Эгей! — и приготовился услышать привычный отголосок. И услышал. Но следом за глухим эхом прилетел живой отклик:
— Эй! Ты кто? — тонкий такой и веселый.
Костик был не из тех, кто легко знакомится с первым встречным. Однако здесь что было делать? Не убегать же!
— Я… Костик… — Ответил негромко, а разнеслось, как в таинственном трюме.
— А я — Ремка! — долетел жизнерадостный ответ. И не было в этом голосе ни капельки насмешки или ощетиненности, которую Костик не раз встречал среди знакомых пацанов.
Костик видел теперь в дальнем округлом конце туннеля, среди ярких лучей и блеска воды, тонкоплечую фигурку со взъерошенной головой. И, как бы подавшись всем своим существом навстречу неизвестному ровеснику, он крикнул:
— Хочешь, я пошлю тебе свой корабль?!
У Костика был с собой полуметровый кораблик из обрезка доски, с оструганной мачтой, проволочными вантами и парусом из бязевой салфетки.
Ответ был по — прежнему звонкий и чистый:
— Конечно, хочу!
И Костик послал кораблик.
Он видел, как неуклюжий парусник — то носом, то бортом, то кормой вперед — побежал по бурливым струям все дальше, дальше. И нигде не зацепился, а был схвачен тонкими, темными на фоне солнца руками.
— Какой хороший! — донеслось через трубу. — Давай я к тебе приду!
— Давай!
Костик думал, что мальчик Ремка взберется по насыпи, пройдет через мост поверху и спустится в лог с этой стороны. Однако тот смело шагнул навстречу потоку. Зажатая железом Туренка бурлила непримиримо. Была она неглубока и все же порой выше колен. Но Ремка, с корабликом Костика у груди, шагал храбро и без задержки, как морской пехотинец в десанте. И вышел наконец в сырую лебеду рядом с Костиком. Улыбчивый, скуластый, с облупленными ушами и мелкими конопушками медового цвета. С такими же золотисто — желтыми глазами. С капельками в пеньковых торчащих волосах. Поставил кораблик у босых мокрых ног — между собой и Костиком. И похвалил от души:
— Хороший фрегат… — Будто он не принес его в руках, а приплыл на нем.
А Костик улыбался, переступал в траве и не знал, что сказать. Тогда Ремка продолжил разговор:
— А ты прямо настоящий моряк… — Не было в этих словах ни крошки насмешки, только похвала.
— Почему? — бормотнул Костик.
— Ну, вот же… — И Ремка мизинцем скользнул по обвисшей майке Костика.
Они были в одинаковых сатиновых трусах «парашютной» ширины, только на Ремке, кроме трусов, — ничего, а на Костике — тельняшка. Мама купила ее весной на толкучке (уже тогда не новую, полинялую) и перешила, оставив для запаса некоторую ширину и длину. Теперь, если бы не трусы, а матросские клеши, Костик был бы, как юнга из фильма «Мы из Кронштадта»…
Костику очень понравилось, что Ремка оценил его «моряцкую» внешность. И, слушаясь толчка благодарности, он выпалил:
— А хочешь поносить? Тоже будешь как моряк!
И Ремка снова не отказался:
— Конечно, хочу!
…Потом они два лета подряд (пока она не изодралась вконец) носили эту тельняшку по очереди.
Ремка жил недалеко от Смоленской, в одном из тупиков рядом с Орловской улицей. В деревенском доме с огородом (Костик с мамой и отчимом жил почти в таком же, только огорода там не полагалось, потому что квартира была казенная). Оба осенью поступили в пятый класс и, поскольку мужская средняя школа во всей округе была единственная, оказались в одной школе. И — вот удача — то — в одном классе. И робкий, «с домашним воспитанием», Костик Евграфов впервые обрел ощущение радостной безопасности — от того, что рядом всегда крепкое дружеское плечо.
Нельзя сказать, что их дружба оказалась безоблачной. У Ремки был взрывной характер. Маленькие кулаки с облупленными костяшками сжимались, а с ресниц летели колючие искры, если он, Ремка, видел, что кто — то другой не так, как надо, понимает справедливость. То есть не по его, не по — Ремкиному. А Костик, хотя и послабее был характером, тоже иногда понимал ее по — своему. И у него же, у Ремки, научился не уступать. Бывало, что ссорились и несколько раз даже подрались. Костик всегда боялся драться с другими мальчишками, но с Ремкой не боялся. Потому что даже в драке Ремка был справедливый — как увидит, что противник выдохся, сразу опускает кулаки. И Костик в этих стычках страшился не боли, а того, что будет потом: вдруг они больше не помирятся?
Однажды показалось, что так оно и случится. Разодрались крепко. Наедине, позади сарая в Ремкином дворе (теперь — поди вспомни, из — за чего!). И Костик — совсем не желая того — раскровянил Ремке губу. Ремка вдруг обиделся всерьез. Сказал: «Иди ты в ж… змею горынычу. Не буду я больше с тобой». И начал стаскивать закапанную красным тельняшку, чтобы на веки вечные кинуть ее Костику и никогда не иметь с ним никакого дела. И когда тельняшка упала в подорожники, к ногам Костика, тот заплакал. Взахлеб.
И Ремка уронил руки. И сказал:
— Ну, Кот… Ну, ты чего…
Как будто не понимал «чего»!..
Но он понимал, и он снова выговорил:
— Ну, Кот… — А потом: — Хочешь, я тебе рогатку подарю? Ту, что у Борьки Лысого в чику выиграл?
Рогатка была — просто чудо. С отшлифованной ручкой из сиреневой развилки, с мягкой красной резиной, с хромовой кожанкой…
Костик всхлипнул и сразу сказал:
— Хочу! — но не ради рогатки, а потому что это было концом ссоры…
Да нет, не могли они поссориться навеки. Потому что слишком хорошо понимали друг друга.
Еще в начале дружбы их объединило опасное приключение и тайна…
Как — то в конце июля, после недели бурных дождей, когда Туренка превратилась в неукротимый поток, Ремка и Костик нашли у воды два связанных бревна. Ну, просто готовый для путешествия плот (если не очень плясать на нем и не нарушать равновесия). И путешествие началось сразу. Было решено от моста на Первомайской одолеть расстояние до моста на Перекопской, что рядом с превращенной в склад польской церковью, которая называется «костел». И половину маршрута проплыли благополучно, хотя и не без риска. Толкались длинными палками, балансировали, вопили от восторга, иногда спрыгивали в воду, но тут же снова заскакивали «на палубу»… Они были Томом Сойером и Геком Финном на Миссисипи, индейцами в горном потоке, капитанами пиратской шхуны и потерпевшими крушение (но не потерявшими мужества) кругосветными путешественниками. Всеми сразу… А скоро пришлось ощутить себя беззащитными мореплавателями, за которыми гонятся головорезы капитана Флинта…
Когда проплывали мимо полуразрушенной будки с высокими мостками, из — под этих мостков выдвинулся неуклюжий дощатый бот. Этакий дредноут. В нем приплясывали и махали кольями пятеро полуголых «пиратов».
— А ну, тормози, салаги! — заорал самый длинный, в натянутой на уши черной пилотке. Сразу видно — атаман.
Ага, тормози! Как остановишься в таком потоке? А если бы и можно было, то с какой стати? Добровольно прыгать в лапы злодеям? (А в том, что это злодеи, не было сомнения.)
— Кот, держись! — сказал Ремка.
— Ага! Врагу не сдается наш гордый «Варяг»! — согласился Костик, старательно накачивая в себя жиденькое бесстрашие.
Его расслышали на «дредноуте» и пообещали, что «щас будет вам «Варяг». «И «Кореец» заодно», — добавил злодей в тельняшке, как у Костика. А самый маленький пират — в голубой рубашечке, в отутюженных парусиновых штанишках с лямками и в испанке снежного блеска — вежливо предупредил:
— Лучше остановитесь сразу, а то потом будет гораздо хуже!
Судя по всему, это был «мальчик из культурной семьи». Костик читал, что иногда на разбойничьих судах специально заводили таких вот образованных членов команды, чтобы те грамотно вели записи в корабельном журнале, правильно подсчитывали добычу и учили неотесанных флибустьеров вежливо обращаться с пленными дамами. Но Костик и Ремка дамами не были и на вежливое обращение рассчитывать не могли. А это тонконогое существо в испанке могло оказаться ничуть не менее безжалостным, чем остальные. Несмотря на аккуратные сандалики и васильковые носочки (не боится промочить, что ли?).
- Предыдущая
- 27/68
- Следующая
