Саджо и ее бобры - Куоннезина Вэши - Страница 12

• Предыдущая
• 12/30
• Следующая

Отсутствие Чикени почему-то казалось невероятным, и все время ждали, что вот-вот увидят малыша сидящим на корточках в вигваме или заметят, как рядом с Чилеви выбегает из берестяной каморки еще одно коротконогое пушистое создание, чтобы получить свою долю хлеба с молоком; почти каждую минуту вы готовы были заявить, что слышали его голосок у бобровой пристани. Отпечатки маленьких ног, гораздо меньших, чем у Чклеви, некрасивых, с пальцами, обращенными внутрь, — трогательные маленькие следы, все еще отчетливо вырисовывались на илистом берегу у самой воды. Саджо все ходила и смотрела на них, и, когда никого не было, она опускалась на колени, гладила землю и что-то шептала. Но вода смывала следы — они исчезали. Только в одном еще месте остался след лапки; девочка покрыла его березовой корой и каждый день приходила смотреть. Но земля постепенно подсыхала, превращалась в пыль, и след исчез.

Теперь уже ничего не осталось от Чикени.

Хотя голоса Чилеви не было теперь слышно днем, зато он стал скулить и метаться по ночам. Тщетно пытался он нащупать в темноте другое круглое пушистое тельце, его нигде не было. И Саджо тоже не могла спать. Она вставала со своей кровати, влезала в бобровую каморку, опускалась рядом с Чилеви на подстилку из травы, прижимала зверька к себе и рыдала над ним, пока сама не засыпала.

Шепиэн молча сидел, целыми часами глядя на озеро, на уходившие вдаль холмы. Его сердце болело за сестренку — теперь уже в хижине не звенели больше веселые песни и счастливый смех Саджо. И вдруг комок подкатывался у него к горлу, душил его — он сурово оглядывался, потому что никто не должен был знать, как трудно сдерживать слезы. Как он ненавидел эти мешки и свертки, которые они получили в обмен на Чикени! Кусок хлеба вставал у него поперек горла. И как не сообразил он отдать торговцу свое ружье! Оно стоило четыре норковых шкурки, и вряд ли маленький, совсем крошечный бобренок стоил больше.

Хотя Чилеви был питомцем Шепиэна, мальчик отдал его в полную собственность сестренке. Саджо брала иногда сиротку с собой на далекие прогулки вверх по ручью, который стремительно бежал с окрестных холмов к маленькому водопаду. Там девочка садилась под старой шумящей сосной и все думала и думала о том, как спасти Чикени. А Чилеви тем временем плавал, нырял и даже немного играл в маленьком зеркальном пруду поблизости. Саджо казалось, что Чилеви здесь уютнее, чем в безбрежном пустынном озере, раскинувшемся на много миль, — маленький одинокий бобренок, должно быть, чувствовал там себя совсем потерянным.

И пока Чилеви купался, или сдирал кожицу с ивовых прутиков, или же, взобравшись к Саджо на колени, прихорашивался, девочка прислушивалась к шуму водопада. Он то ревел очень громко, то стихал и, казалось, совсем замирал. Иногда Саджо вдруг слышала чьи-то голоса. Всем индейцам чудились эти голоса; и даже бледнолицые, когда они прислушивались к журчанию ручья, тоже слышали тихие поющие голоса. Индейцы утверждали, что это голоса умерших людей, что они пытаются говорить со своими близкими. И вот, когда Саджо сидела здесь, она старалась разобрать, что они говорили. Она была уверена, что когда-нибудь это ей удастся, — язык индейцев так сильно напоминает журчание воды, вздохи ветра, шепот деревьев. Чилеви часто сидел рядом с девочкой, как будто он тоже к чему-то прислушивался, и, наверно, слышал больше звуков, чем Саджо, — ведь слух у бобров гораздо острее, чем у человека.

Саджо очень любила это место у водопада — она давно уже стала ходить туда, когда ей бывало грустно или хотелось помечтать или подумать о чем-нибудь. Она ложилась в тени большой сосны и смотрела на темные узоры ее зелени. Лучи солнца скользили меж веток, создавая причудливую игру света и тени. Саджо казалось, что над ней какая-то неведомая волшебная страна, населенная феями и другими сказочными существами.

Когда она лежала и смотрела на тихо раскачивающуюся вершину сосны, прислушиваясь к пению ручейка, ей почему-то казалось, что мать ее находится совсем недалеко и даже что-то говорит ей. Тогда Саджо чувствовала себя счастливой.

Один раз, когда девочка сидела там, держа на коленях Чилеви, и слушала сонный лепет водопада, ей показалось, что звуки становятся отчетливыми и ясными; она прислонилась к сосне и закрыла глаза, чтобы лучше слышать. Через некоторое время журчание воды стало затихать, потом совсем замерло. Саджо почудилось, что она слышит совсем близко чей-то нежный голос. Скоро она начала различать слова — она узнала родную индейскую речь:

Голос все повторял и повторял эти слова, словно это были строки из песни. То громче, то тише звучали они, то замирали, напоминая бормотание водопада. И вдруг звуки стали такими отчетливыми, что девочка даже узнала голос, — голос, которого она не слыхала так давно: то был голос ее матери.

— Мама, Саджо здесь! — воскликнула девочка. — Говори, говори еще!

Саджо протянула руки навстречу звукам и коснулась чего-то теплого, влажного; она открыла глаза и увидела, что ее рука лежит на курносом носике Чилеви. Бобренок сидел у нее на коленях и тянул за шаль. Саджо поняла, что задремала на минутку.

Слова снова затерялись в песне воды, водопад журчал и журчал, как всегда.

Саджо вскочила на ноги, подняла Чилеви и сказала ему:

— Чилеви, Чилеви, мы поедем к Чикени! Мы поедем с тобой в город за Чикени! Так сказала мама. Я знаю!

С бобренком на руках Саджо побежала домой и по пути все время повторяла:

— Да, это был голос моей мамы, она сказала, чтобы мы поехали в город. Подожди немножко, пока я скажу все Шепиэну.

Девочка бежала так стремительно, что бобренка совсем укачало. Ему это совсем не понравилось, он начал вырываться из рук и визжать что есть силы, чего уже давно с ним не случалось.

Саджо подумала: «К нему вернулся голос, он теперь такой же громкий, как перед тем, как увезли Чикени, а это означает, что мой сон сбудется». Она очень этому обрадовалась и побежала еще быстрее.

Запыхавшись от бега, девочка остановилась около хижины с бобренком на руках, который совсем охрип от крика. Шепиэн, обеспокоенный их видом, поспешил выйти навстречу и спросил, в чем дело. Саджо рассказала про свой сон и сказала, что надо собираться в город.

Шепиэн не спешил соглашаться с сестрой. Он должен был сначала все обдумать; к тому же он не видел этого сна.

— Это неразумно, сестра, — сказал он. — Город далеко, мы не знаем дороги. У нас нет денег, а без денег не получишь ни ночлега, ни пищи. А как же с Чилеви? Ведь и его придется взять. И что скажет отец?

От этих слов можно было бы впасть в уныние, но Саджо, если уж она решила, не так легко удавалось отговорить.

— Отец? Он горюет вместе с нами и обрадуется, когда Чикени вернется. Сам знаешь — мы все стали несчастными с того дня…

Конечно, Саджо не могла дать никаких советов, как добраться до города и что делать там. Она только верила, что ее сон сбудется6 и произойдет чудо.

Шепиэн смотрел на сестренку и не верил глазам — девочка сразу ожила, повеселела, словно гнет упал с ее сердца.

Исполнить ее желание очень трудно — это труднее всех дел, которые ему до сих пор приходилось совершать. Но отказать сестре, даже не сделав попытки, и видеть, как она будет еще больше горевать, он был не в силах. Ведь отец перед отъездом просил его сделать все возможное, чтобы рассеять горе сестры. Выход был только один.

Выпрямившись, с твердой решимостью в голосе Шепиэн ответил:

— Да, мы поедем. Я отвезу тебя в город. Завтра.

Но, несмотря на свой гордый, мужественный вид, Шепиэн совсем не знал, как предпринять этот трудный путь, и даже представить себе не мог, какие ужасные приключения им придется пережить.

• Предыдущая
• 12/30
• Следующая