Голос крови - Границын Владимир "Сидорыч" - Страница 41
- Предыдущая
- 41/42
- Следующая
Я резко сел на постели и почти сразу понял, что не один. Напротив моей лежанки, прямо на поду, скрестив ноги по-турецки, сидела Надин, сытая и совершенно пьяная. Лампы под потолком уже не горели, но я прекрасно видел, что ее рот и подбородок густо испачканы кровью.
— Привет,— сказала Надин чуть заплетающимся языком.— Бон суар.
— Привет.— Я откинул одеяло и спустил ноги на пол.— Наелась и решила навестить голодных? Удивительная тактичность!
— Экий ты зануда...— Надин погрозила мне пальцем.— Я по тебе соскучилась.
— Быстро,— сказал я скептически,— с последнего визита и полгода не прошло.
— Пять месяцев,— поправила меня Надин.— Пять месяцев и восемь дней.
— Понятное дело,— сказал я,— стоит попасть в беду, и все про тебя забывают.
— Ну, в известной мере ты сам виноват,— Надин развела руками.— Питаться нужно регулярно, а не когда анорексия начнется. Узник Дахау на охоте. Но ты же у нас тонкая...
— ...и арюстюкратическая натура,— закончил я.
В сущности, Надин права. Надин всегда права. Ей черт знает сколько лет, хотя выглядит она едва на двадцать пять. Родом она то ли из Прованса, то ли из Лангедока. В огромную страну Россию перебралась чуть ли не при Хрущеве. Когда Надин волнуется, у нее появляется забавный акцент. Она мой первый учитель, мастер профтехобразования. Именно ей я обязан тем дерьмом, в котором сейчас барахтаюсь. Что я могу сказать ей в свое оправдание? Что старался свести количество убийств к минимуму? Что жалел и жалею тех дурочек из ночных клубов? Рассказать, как трудно выбирал из дискотечных знакомиц самых никчемных и развратных? Как оттягивал и оттягивал день крови? Как выходил на охоту почти пустой? Она не поймет. Она скажет: «Оттого и дал себя поймать, что был пустой. Одна маленькая случайность, одна неудача — и ты за решеткой». Что тут можно возразить? Наверное, я был плохим человеком и паршивым вампиром.
Надин ободряюще ткнула меня в коленку. Ее легкая призрачная рука свободно прошла через ткань пижамных брюк, скользнула сквозь плоть и кости моего коленного сустава.
— Хватит болтать, доходяга! Я по делу.— Надин поднялась с пола и села рядом со мной, забравшись с ногами на одеяло.— У меня для тебя сюрприз.
— Будешь носить мне передачи в тюрягу?
— И не подумаю! — Надин тряхнула взлохмаченными у дорогого стилиста локонами.— Я собираюсь тебя отсюда вытащить.— Увидев мою скептическую ухмылку, она придвинулась почти вплотную и жарко задышала мне в ухо.— Я сегодня сильная, Анри. Я очень сильная. Я сегодня зарезала свинку!
— По тебе заметно,— пробормотал я.
— Я его почти полгода откармливала,— не обращая на меня внимания, шептала Надин.— Милый такой студентик, дурачок, вроде тебя. Втюрился по уши.
— Полгода? — переспросил я недоверчиво.— С осени?
Надин сыто ухмыльнулась:
— А то! Приручала... обхаживала... динамила. Все для тебя, Монте-Кристо. Слушай сюда! Видеокамеры отключены, охранник у мониторов видит сны. Сейчас я вырублю его напарника, а ты...
— Ничего не выйдет,— сказал я.— Из меня помощник никакой.
— А мне помощь не нужна,— зловеще и ласково сказала Надин.— Она ведь сегодня дежурит? Так?
Я неохотно кивнул.
— Больше нам ничего и не надо. Я сама загоню свинку.— Губы Надин раздвинулись в хищной улыбке.— Тебе останется только забить. Ты нравишься ей, Анри. Она почти влюблена. Ты высосешь ее и уйдешь. А я встречу тебя на набережной, возле скамеек. Пару месяцев отсидишься в надежном месте, за это время Аскольд сделает документы и визы. Тебе нужно только сфокусировать меня на девушке.
Я опять кивнул. Игипетский бог! А какой у меня выбор? Одни обречены на смерть, другие — на жизнь, плевать, что она местами хуже смерти... Если бы я мог выбирать...
— Сосредоточься.
Я послушно закрыл глаза и постарался сосредоточиться.
Тук, тук... Тук, тук... Сначала тихо, потом все громче и ближе. Кровь стучит в уши бубном камлающего шамана. Ночной мрак вливается под веки, тягучий патокой заполняет мою несчастную голову... Тук, тук... Тук тук...
— Ну все, до скорого,— быстро сказала Надин; и в ту же секунду вспыхнули люминесцентные лампы под потолком.
Я, не шевелясь, сидел с закрытыми глазами и слышал, как проворачиваются ключи в замке, как с металлическим лязгом сдвигается засов, как натужно ползет в сторону тяжелое полотно двери. Я слышал своим ненормальным слухом, как мягко ступают по полу маленькие ноги в теннисных туфлях. Почти бесшумно. Так мог бы ступать я или кто-то из моих товарищей по несчастью... Ближе, еще ближе. Тишина, только легкое прерывистое дыхание.
Я открыл глаза. Она стояла в полушаге от меня в белом халатике до колен, в смешной медицинской шапочке. Аккуратная, как фарфоровая статуэтка. В глазах застыло недоумение. Она не очень понимала, зачем пришла в изолятор для буйных, и была слегка напугана; казалось, она ищет логику в своем нелепом поступке. Она стояла передо мной, очарованная и очаровательная, а я молча глядел на нее снизу вверх. Тишина плела между нами невидимую паутину, соединяя наши лица, плечи, руки тончайшими стеклянными нитями.
— А я знала, что вы не спите, — проговорила девушка и вздрогнула от звука собственного голоса.
Левая лампочка под потолком, наконец, перестала мигать.
— Я вам не помешала? — Машутка взглянула на меня с беспомощной доверчивостью.
Я покачал головой. Девушка тревожно оглянулась на дверь, и почти сразу ее лицо озарилось счастливой догадкой.
— Вот! — Она достала из кармана потрепанную на углах книжицу в светлой обложке.— Решила занести... Это вам.
Мои пальцы поймали тыльную сторону ее небольшой ладони.
—У меня дежурство сегодня,— неуверенно объяснила Машутка.
Я потянул ее за руку, и она послушно присела на краешек кровати, почти в то самое место, где минуту назад сидела призрачная Надин. Присела и напряженно уставилась в пол. Ладошки, сложенные лодочкой, девушка зажала между коленей, словно прилежная ученица. Я коснулся ладонью ее волос. Она едва заметно вздрогнула, но не отстранилась. Я видел, как наливаются пунцовым ее щеки. Осторожно, боясь вспугнуть, разрушить хрупкое доверие, я начал ласкать ее шею. Она не возражала, замерла пугливой зверушкой, готовой внимать любой ласке. Кончики моих пальцев скользили по теплой бархатной коже, по гибким хрящикам нежного детского ушка, вниз, к беззащитному манящему изгибу, туда, где пульсирует жилка на покорной сливочно-матовой шее. Нестерпимо и сладко зазудели десны. Во рту разлился знакомый чуть солоноватый привкус. Я, как ныряльщик на берегу потока, готовился броситься в густые багряные струи восторга. Не было ни страха, ни сомнения, только где-то глубоко внутри шевелился крохотный предательский червячок. Черт! Я слишком долго был взведенной стальной пружиной. Я слишком давно предвкушал этот момент, ждал его, вожделел. Это походило на чудовищной силы эрекцию, только эректирован был я весь, каждая клеточка моего тела. Всего одно движение! Один укус! Ну! Смелее! Чуть-чуть поверни головку. Господи, какие красивые глаза! Огромные, серо-лучистые, глубокие, в них кет страха, нет похоти, лишь всеобъемлющее, всепоглощающее понимание. Черт! Черт!!! Не могу.
Я резко отстранился. Машуткины чудесные глазищи испуганно мигнули.
— Спасибо, Машенька.— Я ловко вытащил книжку из ее ослабевших пальцев.— Только в изолятор по ночам ходить вот так, запросто, больше не надо. Хорошо?
Постепенно возвращаясь к реальности, Машутка смотрела на меня со смесью ужаса и восторга.
— Тогда я, наверное, пойду? — сказала она шепотом.
Я кивнул и до хруста сжал челюсти. Она поднялась и неуверенно пошла к двери. Я отвернулся.
Лязгнула, закрываясь, дверь. Ключ четырежды провернулся в обратном направлении. — Сэ дьябло! — Пряно посреди палаты возникла взлохмаченная Надин. Глаза ее были вытаращены, что в сочетании с засохшей вокруг рта кровью производило жуткое впечатление. — Ты!.. Ты!.. Каверин, ты совсем спятил? — шепотом заорала Надин, упирая в бока жесткие кулачки.— Ты совсем с ума сошел, интеллигент хренов?! Зачем ты ее отпустил?
- Предыдущая
- 41/42
- Следующая