Ночь с Ангелом - Кунин Владимир Владимирович - Страница 19

• Предыдущая
• 19/63
• Следующая

Перед спектаклем к Лешке Самошникову — «Володе Ульянову» подошел его коллега, изображавший «Александра — старшего брата будущего вождя», отвел Лешку в темный уголок и, дыша на него перегаром вчерашнего банкетика с товарищами офицерами, тихо сказал:

— Старичок, между нами… Когда мы выезжали из Пскова, один человечек… ну, сам понимаешь… ОТТУДА. Попросил меня вести дневничок наших гастролей за границей. То есть кто с кем куда ходил, что говорил… Ну и так далее. Сам понимаешь. Как бы ты поступил на моем месте?

— Не знаю, — соврал Лешка и для убедительности пожал плечами. — Понятия не имею.

— А я ему сказал: извините меня, пожалуйста, я очень уважаю вашу работу и очень хорошо даже понимаю, как она необходима для всего нашего народа, но вы, дорогой товарищ, обратились не по адресу. Я — артист, говорю, и я служу нашему советскому театру, искусству, наконец! И предложение ваше принять не могу. Как говорится, богу — богово, кесарю — кесарево…

Лешка не верил ни одному слову «брата Александра».

В любом театрике небольшого города все всё про всех всегда знают. Кто просто наушничает главному режиссеру, а кто и помогает охранять целомудренность всей страны. Так сказать, ее «государственную безопасность».

Внутри театра обе категории вычислялись до обидного просто: распределение ролей, категорий, ставок и квартир при почти полном несоответствии уровня способностей индивидуума получаемым им благам.

И если над кланом «наушников» можно было и подхихикивать почти вслух, то клан «государственников» был неприкасаем. Тут хихикать было просто опасно!

— А он что? — как писали раньше в детской литературе, «с хитроватым прищуром спросил молодой Володя Ульянов». Он же — Лешка Самошников.

Но «старший брат Александр Ульянов», как известно, исторически казненный, не уловил иронии в голосе младшего брата. Уж слишком серьезное поручение выполнял он сейчас. Вопреки заверениям, что «предложение человека ОТТУДА принять он не смог». Смог. И принял с трепетом и благодарностью за доверие. И Лешка об этом прекрасно знал. Отсюда и «хитроватый прищур».

— А что он? — горделиво произнес «брат Александр». — А ничего. Я, говорит, очень уважаю вашу принципиальную позицию. Тогда у меня к вам будет одна-единственная просьба. Тут уж не в службу, а в дружбу. Причем в дружбу не со мной, говорит, а с вашим коллегой — артистом Самошниковым. Который у вас в «Семье» молодого Ленина играет…

— Ну да?.. — слегка перетрусил Лешка.

— Вот тебе и «ну да»… А дальше, сукин кот, заявляет следующее… Как нам стало известно, говорит, Алексей Сергеевич Самошников наполовину… Леха, ты извини, но это его слова. Вроде бы ты наполовину еврей…

— Да. Я этого никогда и не скрывал, — сказал молодой Лешка — Ленин. — А что такого?

— А то… — туманно ответил «брат Александр». — Что здесь в Германии, даже в ГэДээРе, очень сильная антисоветская еврейская община, которая может попытаться выйти с тобой на контакт…

— Я-то им зачем?! Как говорит мой дедушка, «я здесь вообще при п…е кувшинчик», — удивился «молодой Ленин».

— Ты даже не понимаешь, насколько это все серьезно! — огорчился «брат Александр». — Вот, например, где ты пропадал последние две ночи?

— Немецкую барышню трахал, — честно ответил Лешка.

— Еврейка?

— Не думаю. Не похоже. По-моему, нормальная хорошенькая давалка нашего демократического соцлагеря.

Тут Лешке показалось, что такого скупого определения Юта Кнаппе не заслуживает, и он с удовольствием добавил:

— Но как «исполнитель» она, скажу я тебе, брат мой, — богиня!!! Я такого еще не встречал.

— Ох, Леха… — с наигранным сочувствием и плохо скрытой завистью вздохнул «брат Александр». — Напрасно ты это.

— Да ладно тебе причитать, — досадливо прервал его Лешка. — Хватит.

— Нет, не хватит! — «Брат Александр» жестко понизил голос. — Ты находишься за границей и изволь…

Тут Лешка и перестал себя сдерживать. Просто сил не хватило.

— Пошел ты, знаешь куда?! Какая «заграница»?! Где ты эту «заграницу» увидел? За бетонным забором? За колючей проволокой?! Что ты мелешь?.. В зрительном зале наше офицерье полупьяное, солдатики дрыхнут… Спим в казармах, жрем в войсковых столовках… В военторговскую лавку зайти стыдно — пфеннига за душой нету! Артисты приехали… Спектакли шефские! Кто их выдумал, блядь?! К девке иду — на бутылку вина не наскрести, цветочков купить не на что! Артисты называется… вашу в душу, в бога мать! Тебя самого не тошнит от всего этого?

— Ну, предположим, я могу тебя понять, — осторожно произнес «брат Александр». — А ты не боишься, что кто-нибудь тебя услышит и…

— И что?! Вот в такую заграницу не пустят больше, да? Плевать мне! В гробу я ее видел и в белых тапочках, такую «заграницу»… Вернешься в Псков, так и передай своему человеку ОТТУДА!..

Но и «брат Александр» решил, что настала пора до конца прояснить ситуацию и расставить наконец все по своим местам.

— И тогда-то все только и начнется, Леха, дружочек ты мой, — мягко сказал он. — Вот тебя «Ленфильм» на пробы вызывал. Так они могут тебе и «Ленфильм» прикрыть, и по репертуару пройтись — думаешь, тебя заменить некем?.. И концертики отберут, и халтурки на радио, на телике… Квартирку ждешь? Они тебе и квартирку тормознут. Позвонят куда надо, шепнут — «несвоевременно». Или — «не рекомендуется». И все. На кого будешь жаловаться? Кому, Леха?.. Не гоношись. Ты ведь не только собой рискуешь. Родители у тебя в Ленинграде… Бабушки там, дедушки… Братишка младшенький вроде бы у тебя есть — сам говорил… Ты о них подумал? Им, думаешь, не аукнется, а? Мы ведь, Леха, как говорится, себе не принадлежим… Так что, смотри, как бы твои неугомонные яйца не завели тебя на опасную дорожку.

Вот тогда-то нервно взвинченный «молодой Ленин» — Алексей Сергеевич Самошников и сказал фразу, которая потом много раз фигурировала как в явных, так и в тайных отчетах о чрезвычайном происшествии, произошедшем во время шефских гастролей драматического театра по воинским частям и соединениям Западной группы советских войск в Германской Демократической Республике.

Вроде бы артист Самошников А. С. тогда рассмеялся и сказал «ленинским голоском» с легкой картавостью:

— А мы, старичок, пойдем другим путем!

— Ангел!.. Пожалуйста, выведите меня отсюда! Где вы, Ангел?!

Ах, как хотелось мне выбраться из душного и пыльного закулисья того давнишнего Дома офицеров второй половины восьмидесятых прошлого столетия!

Я понимал, что на моих глазах только что произошло привычно-омерзительное действо.

Оно не отличалось хитросплетением тщательно разработанной интриги, не блистало остроумием своих подлых ходов, не поражало оригинальностью четко рассчитанного предательства.

Никаких «Пещер Лихтвейса» и «Тайн Мадридского двора».

Способ — наипримитивнейший, первобытнообщинный.

Берется тяжелое, желательно сучковатое, сосновое полено, проштемпелеванное всего тремя буквами — «К», «Г» и «Б», и Человека, которого в настоящий момент необходимо в чем-то убедить или припугнуть, просто с размаху бьют этим поленом по голове.

Все. Эффект максимальный!

Чему я только что был свидетелем. Свидетелем, который ясно представил себе, что именно этим гаденьким ударом было положено начало подлинной и непоправимой трагедии.

Здесь я совсем запутался в темноте кулис и снова отчаянно позвал Ангела:

— Ангел! Послушайте… Мне никак самому не выбраться отсюда… Помогите мне, пожалуйста! Вы слышите меня, Ангел?..

Мне даже плоховато сделалось от кажущейся безысходности.

Неожиданно возник болевой спазм в пищеводе и висках, страшноватенькой пляской мелко и дробно расстучалось мое старое сердце, на мгновение я даже испытал что-то похожее на предсмертную панику, но в эту секунду я услышал дивный Ангельский голос…

И хотя последняя часть фразы — «…но в эту секунду я услышал дивный Ангельский голос…» — была словно выдернута из мистического романа позднего средневековья и сегодня могла вызвать только искреннее веселье, я настаиваю именно на этой фразе.

• Предыдущая
• 19/63
• Следующая