Мика и Альфред - Кунин Владимир Владимирович - Страница 55

• Предыдущая
• 55/98
• Следующая

Почетным гостем полка был замначальника политотдела корпуса погранавиации, который и прибыл на этом чудо-самолете. Он же привез памятные медали «30 лет Советской Армии и флота» для каждого — от рядового-новобранца до командира Микиного полка — летчика Божьей милостью, Героя Советского Союза двадцати восьми лет от роду подполковника Вась-Вась Шмакова.

Этот же чудо-аэроплан затоварил полковой военторг таким количеством водки «Заполярная» местного нарьян-марского розлива, таким количеством слипшихся конфет «Мечта» и совсем слегка тронутого плесенью печенья «Привет», что праздник просто обязан был пройти на должной высоте!..

На торжественном построении полка (за исключением экипажей, находящихся в воздухе на бессмысленном «боевом» дежурстве) после речей о непобедимой Советской Армии, ведомой верным сыном своего народа министром обороны Николаем Александровичем Булганиным, наимудрейшим Центральным Комитетом Коммунистической партии и лично товарищем Сталиным Иосифом Виссарионовичем, каждому были вручены сверкающие юбилейные медали.

Троекратное «Ура!», хрипло прозвучавшее на тридцатиградусном морозе, завершило официальную часть праздника, и полк был распущен по теплым землянкам.

Весь полк жил в этих прекрасно оборудованных, землянках. Летно-подъемный состав — в одних, техсостав — в других, БАО — в третьих и так далее.

Кучковались экипажами. Для каждой землянки в ремонтных мастерских полка из броневых листов, снятых со списанных самолетов, авиамеханиками и техниками были сварены печки с вытяжными трубами и широкими дверцами.

Как известно, в тундре, посередине Баренцева моря, с дровами сильная напряженка. Поэтому печи отапливались бензином. И широкая дверца была необходима, чтобы в печь легко пролезал бы таз с бензином Б-70. А потом туда бросалась зажженная спичка, бензин вспыхивал, печь начинала гудеть от рвущегося оттуда пламени, становилась сначала малиновой, потом красной. До желтизны старались не доводить — опасно.

Бензин выгорал, печь быстро остывала, но тепло в землянке сохранялось на несколько часов. После чего в печь запихивался следующий таз с бензином…

Связисты организовали в землянках музычку, командиры экипажей отрядили в лавку военторга своих штурманов; сержантско-старшинский состав стрелков-радистов накрыл столы; прибористы притащили два чайника спирта-ректификата, который был под строжайшим учетом для промывки особо точных навигационных приборов; из военторга вернулись сильно «упакованные» гонцы-штурманы; кто-то притащил из столовки закусь; дополнительно вскрыли консервы из самолетных НЗ — неприкосновенных запасов, и гулянка началась!

В отличие от большинства лейтенант Мишка Поляков — командир «семерки» — пил в то время еще крайне мало. Что отнюдь не умаляло уважения к нему летающего общества. Его неприятие алкоголя возмещалось, как сказал Вась-Вась Шмаков, изысканной техникой пилотирования. А такая оценка в полку дорогого стоила!..

Но в этот раз Мика Поляков надрался в первые же тридцать минут.

Для начала пьяный голос Мики влился в нестройный, но очень громкий хор из двадцати молодых, обожженных морозом глоток, самозабвенно исполнявших самодеятельный текст на мотив знаменитого авиационного марша.

Стишата были крайне сомнительного качества, но в то время пелись во всех авиационных подразделениях Советской Армии без исключения! Пелись искренне, празднично и лихо:

Слева от уже совсем пьяного Мики сидел его штурман Алик, справа — стрелок-радист Леха. Штурману было девятнадцать лет, стрелку — двадцать один.

— Командир, вы б закусывали… — тоскливо шептал Мике в ухо стрелок-радист.

— Леха прав, командир, — в другое ухо нашептывал Мике его молоденький штурманец и стыдливо поглядывал по сторонам — не видит ли кто, как надрался их командир. — Хоть немножечко, а покушать…

— Цыц, салага!.. — еле ворочая языком, сказал двадцатилетний командир экипажа своему девятнадцатилетнему штурману. — А то я не знаю, что нужно делать?!

Неожиданно пьяный Микин глаз уперся в большой бумажный портрет министра обороны Н. А. Булганина, висевший в рамочке над чьей-то койкой.

— Эт-т-то еще что такое?! — заорал Мика, не отрываясь от портрета Булганина. — Мы, можно сказать, все в порядке — при медалях, бля, а про Николая Александровича, про нашего министра, ёбть, забыли, суки?! Всем встать!!! На портрет министра обороны Союза Советских Социалистических Респубик товарища Николая Александровича Булганина равня-а-айсь!..

Кто с дикого перепугу, кто в бесшабашном, веселом желании поучаствовать в Микином пьяном спектакле встали и вытянулись, как на параде.

С диким трудом Мика вылез из-за стола и в одних «унтятах» — таких полярных коротких чулочках мехом внутрь — вскарабкался на койку, над которой висел портрет Булганина.

Отцепил от своей гимнастерки новенькую юбилейную медаль, зычно скомандовал:

— Смирно!!!

…и в абсолютной тишине приколол эту медаль к бумажному портрету министра обороны. Точно под всеми орденскими планками министра.

— Вольно!.. — рявкнул Мика.

Но тут силы его покинули, и он рухнул На эту же койку, с которой только что «награждал» Булганина. И тут же под общий хохот захрапел на всю землянку…

… Под утро, когда все уже спали и в землянке было более чем прохладно, Мика, наверное, достаточно протрезвевший во сне, уже не храпел, а, завернувшись в два одеяла, спокойненько спал на той же койке, на которую рухнул еще с вечера.

Портрета Булганина с Микиной медалью над койкой не было…

Мику разбудил сильный жесткий толчок в бок. Мика с трудом открыл глаза и увидел нависшую над собой могучую фигуру сотрудника Особого отдела полка старшины Шмуглякова.

Шмугляков держал в руке Микин пистолет «ТТ» в кобуре с поясным ремнем, тыкал им Мике под ребра и гундел над ухом:

— Поляков, подъем!.. Лейтенант Поляков, подъем, кому говорят?! Давай, давай, открывай зенки! Майор Кучеравлюк вызывают…

— А не пошел бы ты вместе со своим майором подальше, а, старшина!.. — сонно проговорил Мика и снова завернулся в одеяло. — Положи мою пушку на место и вали отсюда, а то я сейчас всю эскадру подниму!..

Но старшину ЭТОГО ОТДЕЛА в сорок седьмом году не мог испугать никто! Шмугляков положил Микин пистолет к себе в карман куртки, рывком поднял лейтенанта М. Полякова с койки, одной своей огромной лапищей зажал ему рот, второй аж до хруста заломил руку за спину и потащил его к выходу из землянки в одной гимнастерке, шароварах и «унтятах» — в предутренний тридцатиградусный мороз…

На счастье, за всем этим одним глазом из-под одеяла с соседней койки наблюдал Микин стрелок-радист Леха.

Как только за Шмугляковым и Микой захлопнулась дверь, Леха вскочил, растолкал своего штурмана младшего лейтенанта Алика и без соблюдения малейшей субординации забормотал ему прямо в его бессмысленные ото сна глаза:

— Алик! Алька, проснись!.. Мишку, нашего командира, «особняк» увел! Алик, е-мое! Проснись, тебе говорят!..

— Что?… Что делать?!

Алик очумело вскочил, стал суматошливо натягивать на себя меховой комбинезон и унты. И случайно увидел, что над пустой койкой, откуда увели Мику, нет портрета Булганина…

— Гляди, Леха!.. — прошептал Алик и показал на то место, где еще вчера висел портрет с настоящей медалью Мики Полякова.

• Предыдущая
• 55/98
• Следующая