Двухместное купе - Кунин Владимир Владимирович - Страница 72

• Предыдущая
• 72/77
• Следующая

И вдруг, почти слово в слово, повторил фразу, сказанную в Петербурге Николаем Ивановичем:

— Тебе теперь, в твоем положении, шастать по жаре категорически противопоказано!..

Лидочка собралась что-то ответить, но из-за плетня раздался голос:

— Эй! Господин-товарищ-барин! Самошников... иди, как тебя тама? Иди-ка сюды!..

— Кто там? — настороженно спросил Толик у Лидочки.

Толик из ямы не видел кричащего человека.

— Да опять этот алкаш участковый, — сплюнула Лидочка. — Теперь точно все остынет!

Толик бросил лопату, выпрыгнул из ямы. Пошел к плетню...

— Здравствуйте, Семен Васильевич, — сказал Толик.

— Здорово, коль не шутишь, — сказал участковый. — Хоша здоровье поправить бы не мешало...

Было участковому лет сорок пять.

Выглядел он достаточно живописно: босиком, в форменных брюках, закатанных до колен; рубашка с погонами младшего лейтенанта была завязана на тощем теле вокруг пояса рукавами, но на голове торжественно восседала новенькая милицейская фуражка!

Через плечо у него была перекинута рыболовная сеть, набитая свежескошенной травой, а на плече участковый нес косу-литовку...

— Я говорю — здоровье поправить бы не мешало! — повторил участковый. — А то вот коровке покосил, так дух вон и лапти кверху! Поправиться есть чего?

Участковый положил скошенную траву на землю, а косу прислонил к плетню. Приготовился к разговору.

— Не пью, — скучно ответил Толик. — Может, покушаете с нами?

— Больно нужно!.. — презрительно сказал участковый. — Чего мне, жрать нечего?! Я — должностное лицо, а ты мне чё предлагаешь?! Так и во второй раз загреметь недолго... Ты у мене смотри!

У Толика желваки заходили под скулами. Сзади подошла Лидочка — в купальных трусиках, лифчике и кухонном переднике.

— Семен Васильевич, а у вас в клубе по вечерам хоть танцы бывают?

Стараясь не смотреть на полуголую Лидочку, участковый строго сказал:

— Кому танцевать-то? Бабке Груше да деду Павлуше? А ты в таком виде по деревне ходить не имеешь никакого права! Вот оформлю за моральное разложение...

Но Лидочка только улыбнулась, спросила:

— А что, молодежи в деревне разве нет?

— Откуль ей взяться? Кто спилси, кто срока отбывает, кто в Питер подался... Или еще куды. Чего копаете то?

— Урны с прахом родных захоронить хочу.

— Чего-о?! — Участковый не поверил своим ушам. — А кто же это вам такое безобразие позволит?!

— А я ни у кого и спрашивать не буду, — жестко сказал Толик.

— Ой, еще как будешь-то!.. А то он, вишь ли, не пьет, не курит, приехал сюды, сопляк, свои порядки устанавливать!.. Счас сельсовет соберем...

— Нету у вас уже давно ни черта! Как эСэСэСэР не стало, так все ваши сельсоветы и накрылись, — сказала Лидочка. — Ходят по деревне три пьяных старых обалдуя, сутками не просыхают и похваляются: «Я был председателем! А я в парткоме!» А третий еще где-то... Шли бы вы от нашего дома подальше! Идем, Толик, завтрак стынет.

— Ну, поглядим сейчас!.. — вконец разозлился участковый. — Ну, посмотрим — чей верх будет!.. А то кажный уголовник, вишь ли...

— Правда, Семен Васильевич, — нехорошо ухмыльнулся Толик. — Шли бы вы отсюда по холодку. Мы вас не трогаем, и вы к нам не цепляйтесь. Пошли, Лидуня...

— От мы те счас покажем! Мы тебе предъявим... Не у себя в городе! Тута еще Совецка власть имеется!.. Никуды она не делась!!! — возмущенно прокричал участковый. — А надо будет, и с районом свяжемся!..

Он перекинул через плечо старую сеть, набитую скошенной травой, подхватил свою косу и быстро пошел в сторону деревни.

... Когда Толик вытирал куском хлеба остатки яичницы со сковороды, прихлебывая из граненого стакана молоко...

...к плетню со стороны деревни подошли пять человек.

Троим было лет по шестьдесят, и они все были уже не очень трезвы.

Четвертым был участковый — без косы и сетки с травой, зато в сапогах, при полной форме и с картонной папкой в руке.

Пятым был священник — отец Гурий.

Маленький, худенький, жалкий, вконец обнищавший сельский попик, и от этого ему можно было дать на вид и пятьдесят лет, и восемьдесят...

— Ну-ка, герой-уголовничек, выходи-ка сюда! — крикнул через плетень один из нетрезвых стариков. — Счас мы тебе растолкуем, что такое сельская жизнь, дачничек, и какие в ей порядки! Выходи, не бойся!..

А второй старик неожиданно спьяну запел:

— На бой кровавый, святой и правый, марш-марш впере-о-од, советский народ!..

Третий деловито стал выворачивать кол из плетня, приговаривая:

— Вот я ему счас колом промеж ушей перетяну, он у нас враз все поймет!..

Участковый испуганно оттащил старика от плетня.

— Потапов! Ты чего при мне безобразия строишь?.. Не в парткоме! А то не посмотрю и привлеку! По всей строгости... Самошников! Иди-ка сюды...

— Минутку! — крикнул им Толик. — Лидуня, дай штаны и куртку.

Лидочка молча принесла ему синий тренировочный костюм.

Толик надел костюм. На куртке сзади и спереди были нашиты большие белые фетровые буквы — «Российская Федерация».

Сунул ноги в стоптанные старые тапочки и сказал:

— Останься здесь и не возникай. Тебе сейчас это абсолютно ни к чему.

И пошел к плетню.

Подошел, вежливо поздоровался, спросил:

— Чего через калитку в дом не зайдете?

— Нам это не обязательно, — сказал один. — А вот мы сигнал получили, что вы, гражданин Самохин...

— Самошников, — поправил его Толик.

— Это нам один хрен! — сказал второй — бывший секретарь парткома.

— А чего-то там захоранивать — мы вам не велим! — сказал третий.

— Мой дом, мой участок, — сказал Толик, еле сдерживаясь. — И никого спрашивать ни о чем не буду.

— А мы на вас — в санэпидстанцию района!.. Завтра же соберем общее собрание и решим! Прошу присутствовать! В качестве ответчика... Священнослужителя тоже попрошу... Отец Гурий, это вас касается! — веско проговорил бывший председатель сельсовета.

— Ты слушай, слушай, чего тебе обчественность говорит! — злорадно закричал участковый. — И не простая, а ответственная! Это, к примеру, бывший председатель сельсовета, ныне глава нашей администрации, это бывший секретарь парткома... А это сам главный бухгалтер нашего хозяйства... Бывшего. Понял?

— Понял, — сказал Толик и улыбнулся. — Понял, Семен Васильевич, что все они бывшие, а только мы с вами — настоящие, да?

— Па-а-прасил бы не умничать! — тоненько прокричал бывший председатель. — Понаехали тут, понимаешь!..

И тут впервые отец Гурий открыл рот. Сказал тихо, сочувственно:

— Может, на нашем сельском кладбище захороните? У нас при храме очень хорошее кладбище. На пригорочке, песок один, сосенки, сухо...

— Моментик! — вдруг заговорил бывший главный бухгалтер. — Я тут про наших новых жильцов многое со стороны узнал... так что — моментик! Отец Гурий, кладбище у вас православное?

— Спаси Христос и помилуй, — испуганно перекрестился священник. — А то какое же? Свят, свят... Чего это вы, Иван Никанорович?..

— А вот я лично выяснил, что они, к примеру, не все... так сказать... как бы это выразиться... имеют отношение к православию!.. И в ихних урнах не больно-то христианский пепел... — трусливо заявил бывший бухгалтер. — А это две большие разницы!..

— О Господи!.. — вздохнул священник в кирзовых сапогах из-под замызганного одеяния. — Об чем это вы? Это же пепел покойных и убиенных — какую ж вы еще разницу там хотите увидеть?..

— Спасибо, батюшка, — смиренно сказал ему Толик и спросил у бывшего председателя сельсовета: — А в котором часу завтра собрание?

— Штоб к двенадцати был в правлении!

— Обязательно буду, — сказал Толик и, не прощаясь, пошел к дому...

... На следующий день, ровно в двенадцать, по единственной и главной деревенской улице, вздымая тучи пыли, промчался белоснежный микроавтобус «РАФ» с бортовыми надписями:

ОЛИМПИЙСКАЯ НАДЕЖДА САНКТ-ПЕТЕРБУРГА...

• Предыдущая
• 72/77
• Следующая