Виноградник Ярраби - Иден Дороти - Страница 60
- Предыдущая
- 60/96
- Следующая
Но муж не желал встречаться с ней взглядом, и Юджиния поняла: она оскорбила его столь глубоко, что он ее разлюбил.
Ну что ж, она это заслужила. Двое мужчин стали несчастными из-за ее причуд. С какой стати ждать, что с ней будут носиться?
— Так что будьте добры, Джинни, велите слугам устроить все, как надо, в моей комнате.
— Но ведь теперь я не буду знать, когда вы возвращаетесь домой.
— Этого я и хочу. — Он легонько поцеловал ее в лоб, отведя в сторону мешающий локон. — Столь важные первые часы вашего сна не будут нарушаться из-за очередной критической ситуации на винограднике.
После установления нового порядка Гилберт иногда захаживал в ее комнату. Возможно, он прекратит и это, думала она, и, наверное, давно бы прекратил, если бы плоть не требовала своего. Теперь он уже не играл комедию и не пытался ее соблазнить, а овладевал женой быстро, не проявляя каких-либо эмоций, как будто просто желал подтвердить наличие супружеских отношений.
Как-то раз она попыталась объяснить, что освободилась от былого кошмара, но Гилберт посмотрел на нее непонимающими глазами. О каком кошмаре идет речь?
— Подержите меня в своих объятиях, — прошептала Юджиния.
— Странное существо! Ведь вы сказали, что освободились от какого-то таинственного кошмара.
Тем не менее он послушался и снисходительно обнял ее, как ребенка. Он старался вносить как можно меньше страсти в свои ласки, потому что знал, что жене такие вещи не очень-то по душе. А теперь ему просто хотелось спать.
Юджиния ясно читала его мысли. Она лежала в темноте в кольце его рук, а по щекам медленно скатывались слезы унижения. Как скоро он решит вернуться в собственную постель? Когда он снова придет?
Юджинии пришлось заставить себя взять в руки перо, чтобы написать ежедневное послание Саре. И это несмотря на то, что теперь у нее было что сообщить сестре.
«Дорогая моя Сара!
Снова лето в самом разгаре, и, как всегда в эту пору, стоит мучительная, изнуряющая жара. Жизнь наша лишена каких-либо событий. Впрочем, сегодня чуть попозже мне предстоит отправиться в Парраматту и побеседовать с несколькими молодыми женщинами. Мы подыскиваем подходящую гувернантку для Кита. Мне кажется, ему уже пора начинать учиться грамоте. Насколько я помню, мы с тобой в его возрасте уже умели читать.
Миссис Джарвис спросила, не может ли ее дочка присутствовать на занятиях. Это молчаливый, но, несомненно, очень умный ребенок, хотя я не уверена, что мне так уж нравится постоянное пребывание Кита в ее обществе. Однако, когда живешь в такой изоляции, выбирать не приходится, и Гилберт поддерживает эту идею. Во всяком случае, он отнесся к ней с большим энтузиазмом, чем я. Признаться, мне показалось, что миссис Джарвис задала вопрос насчет дочки таким тоном, словно речь шла о чем-то таком, на что она имеет полное право. Надеюсь, она не начинает зазнаваться. Я обязана быть снисходительной и понять ее желание сделать все, что можно для своей маленькой Рози.
Как бы мне хотелось, чтобы ты могла увидеть мой сад нынешним летом. Пибоди ходит гордый, как павлин. Почти все новые растения прекрасно взошли. Теперь у нас есть бордюр из лаванды, а белые розы покрыли всю решетку, которая превратилась в сплошной цветочный ковер. Но самое главное — поистине чудо из чудес — пруд заполнен теперь настоящей водой, хотя лилий на нем еще нет. В этом сезоне дождей выпало достаточно, так что мы можем себе позволить щедро расходовать воду. Дети опускают в пруд пальчики, не веря, что там и в самом деле вода. Смоковница выросла настолько, что я могу уже сидеть в ее тени. Я распорядилась изготовить стол и стулья, которые мы поставим под деревом и будем там пить чай. Кроме того, Пибоди нашел в какой-то лавчонке в Парраматте среди всякого хлама старинные солнечные часы. Он установил их в самом центре лужайки. Признаюсь, мне нравится высеченная на них надпись: «Каждый час сокращает жизнь». Гилберт же находит ее слишком мрачной и смотрит на нее с негодованием. Вид у него при этом такой, словно он бессмертен.
Когда я беседую с Китом о Личфилд Коурт, он слушает с огромным интересом, но у него не укладывается в голове, что существует какой-то другой дом, где когда-то жила его мама. Он задает бесчисленные вопросы о бабушке, дедушке и о своих тетях, но не имею понятия, какими они представляются его детскому воображению. Когда появится на свет новое дитя, ему будет четыре с половиной года.
Ну вот! Я приберегла свою главную новость к самому концу. Гилберт, как всегда, в восторге. Я тоже, так как мне было невыносимо видеть колыбельку, опустевшую с тех пор, как нас покинула малютка Виктория. Надеюсь, я не слишком тебя обременю, если попрошу прислать еще немного той замечательной мягкой белой шерсти. Кроме того, мне бы очень хотелось получить ноттингемские кружева и материю для детских платьиц. Все это прибудет не раньше, чем родится сам младенец, но это не так важно. Я смогу сшить все нужное и после его появления на свет.
На днях вечером с миссис Эшбертон произошел несчастный случай: она наступила на подол собственной юбки и упала с лестницы. Она сильно испугалась, но, к счастью, не пострадала. Боюсь, она находилась в таком состоянии, что не могла достаточно твердо держаться на ногах, и потому, собственно, и упала. Но Гилберт говорит: и слава Богу, что так, потому что люди в этом состоянии падают настолько мягко, что избегают переломов костей.
И все-таки я, безусловно, предпочла бы почаще видеть ее трезвой. Переносить ее довольно трудно; тем не менее она должна оставаться здесь — мы в большом долгу перед ней».
Комната Молли подверглась новому вторжению лишь после окончания сбора винограда. Она лежала ночь за ночью, иногда спокойно, иногда в полном отчаянии. Бывали моменты, когда в ее голову закрадывалась мысль, уж не забыл ли хозяин о том, что когда-то был у нее. А может, у него вообще такая манера обращаться с женщинами, с которыми он вступает в случайную связь; сознательно демонстрировать, что он начисто забыл о самом их существовании?
Ему приходится считаться со своей совестью, говорила себе Молли. Он помирился с женой и ведет себя столь же честно, как и большинство мужчин. Но в глубине души она никогда не сомневалась, что он снова придет.
Когда однажды ранним утром он скользнул к ней в постель, от него сильно пахло вином, выпитым по случаю успешного сбора винограда, и у него не было времени для разговоров.
Он просто с жадностью овладел ею, а затем крепко уснул. Ей пришлось разбудить его, как только начало по-настоящему светать. Она говорила шепотом: надо идти, пока никто из слуг еще не поднялся.
Хозяин начал одеваться, еще не проснувшись как следует.
— Черт побери, — жалобным тоном приговаривал он.
Молли помогала ему нащупывать пуговицы и застегивала их. Обвив руками его шею, страстно поцеловала в губы.
— Молли, а вдруг у нас будет ребенок?
— Тогда я уйду отсюда.
— Нет!
Его пылкий протест заставил ее улыбнуться, но в то же время она с трудом удерживалась от слез.
— Это маловероятно. Когда я рожала Рози, что-то было не совсем так, как надо. Доктор сказал, я могу считать себя счастливицей, если снова рожу. Счастливицей! — Она заставила себя тихонько рассмеяться.
Он поцеловал ее сзади в шею, на этот раз уже с нежностью:
— Бедная моя Молли! И вам некому было рассказать.
— Это совершенно не важно.
— Нет, важно. Важно! Молли, я все время боролся с собой, старался не допустить...
— Я знаю.
— Но вы же никогда словечка мне не сказали.
— А что я могла сказать?
— Вы редкая женщина — ну разве не правда?
— Ладно, не будем сейчас об этом. Вам надо поторапливаться.
При тусклом утреннем свете она видела шутливо-вопросительное выражение его глаз.
— Вы знаете, что я опять приду, правда?
— Да, знаю.
— И для вас этого достаточно?
— Но ведь ни на что другое я рассчитывать не могу, не так ли?
- Предыдущая
- 60/96
- Следующая