Виноградник Ярраби - Иден Дороти - Страница 47

• Предыдущая
• 47/96
• Следующая

— А когда же?

— Завтра утром в саду, когда вы будете работать над моим портретом. — Она взяла его за руку. — Лучше иметь время подумать.

Он остановил лошадь, так крепко держа при этом руку Юджинии, что ей пришлось перевести на шаг и своего коня, иначе она не усидела бы в седле.

— Вот этого-то я и боюсь. Вы начнете думать о своем ребенке, о своем муже и о своем доме...

— Но я обязана о них думать! — с болью вырвалось у Юджинии.

— Вы вышли замуж за человека, которого не любили, и не должны до конца жизни страдать из-за этой ошибки. Страна эта очень велика. Мы можем перебраться через Голубые горы и скрыться.

— Колм, пожалуйста! Мы поговорим завтра.

Он отпустил ее руку:

— Простите меня за мою поспешность.

— Ну вот, теперь вы обиделись! Не надо! Я просто не из тех, кому легко преступить установленный закон и порядок. Мне необходимо время, чтобы подумать.

— Вы сожалеете о том, что сегодня днем я не дал вам времени подумать?

— О нет! Ничуть, ничуть!

— Тогда скажите, бога ради, почему вы так печальны?

Она начала смеяться, сначала судорожно, а потом, когда засмеялся и он, весело и неудержимо; смеялась долго, до колик. Впрочем, и в веселье было что-то безумное, а в смехе металась истерика.

— Колм, — выговорила она наконец, серьезно и тихо, — адюльтер — не шутка. Сама не понимаю, почему он мне представляется таким чудом.

В Ярраби все было так, как она и предвидела. Колышущееся пламя свечей заставляло искриться серебро и хрусталь и высвечивало кусочки полированной поверхности стола. Гилберт разрезал баранью ногу с обычной ловкостью, и только Юджиния заметила, что нож движется слишком быстро, выдавая его раздражение.

Миссис Эшбертон, как и следовало ожидать, проявляла чрезмерное любопытство.

— Не плохо ли Юджинии от солнца? — спрашивала она. — Очень уж веки у нее отяжелели и щеки разрумянились. Вы не находите, Гилберт?

— По-моему, она выглядит чрезвычайно мило, — ответил Гилберт.

Его голос был необыкновенно мягким, а тон совсем не походил на тот резкий и нетерпеливый, каким он всегда говорил с женой, когда она опаздывала к обеду. Это было настолько непривычно, что Юджиния с тревогой посмотрела на мужа. Неужели ее провинность так очевидна? Она все еще ощущала сладостное тепло в крови и почти не решалась смотреть на Колма, чтобы нежностью взгляда не выдать себя.

— Между прочим, мистер О’Коннор, — продолжал Гилберт, — когда можно ожидать, что знаменитый портрет будет закончен?

— Он уже и сейчас почти готов, — ответил Колм. — Необходимо только кое-что подправить. По правде говоря, художнику никогда не хочется расставаться с картиной. Она становится как бы частью его самого, вы должны это понять.

— Да, это я могу понять.

Гилберт наклонился вперед, чтобы наполнить вином бокал Колма. Юджиния запротестовала:

— Гилберт, вы что, забыли? Мистер О’Колм не любит вино.

— Я ничего не забываю, милочка. Просто сегодня я настаиваю, чтобы он нарушил свои правила. Бог ты мой, милейший, вы почти уже месяц гостите у меня и пока разве что пригубили моего вина. Это просто невежливо. А теперь сделайте-ка глоточек из вашего бокала и скажите: разве это вино — не нектар? Юджиния, аланна... — Держа в руке графин, он смотрел на нее, сознательно выжидая удивленную реакцию. — Вы удивлены, милочка? Я научился этому слову у Эразма. Чертовски умная птица.

— Это ирландское слово, — быстро произнесла Юджиния.

— Я часто его употребляю, — сказал Колм. — Привычка...

— Да, должен признать, вы, ирландцы, умеете говорить очень поэтично. Ну а я англичанин, выражающий свои мысли прозаичным образом. Впрочем, ладно, вернемся к портрету. Мне кажется, я единственный человек, до сих пор его не видевший, а это, по-моему, несправедливо, поскольку я муж вашей модели. Я хочу, чтобы после обеда вы его повесили.

— Но ведь жаль вывешивать портрет до того, как он будет вполне закончен, — запротестовала Юджиния. Сердце у нее билось слишком быстро. Ей не нравилось выражение глаз Гилберта, в которых улавливалось какое-то дьявольское коварство.

— Он совершенно очарователен, — вставила миссис Эшбертон. — Совершенно очарователен! Настолько хорош, что его можно повесить в зале Королевской академии в Лондоне. Не понимаю, почему мистер О’Коннор не живет в Англии — там он мог бы нажить состояние на портретах герцогинь.

— Сегодня он рисовал черных лебедей на озере, — заметила Юджиния. — Вы должны показать свою работу миссис Эшбертон, Мистер О’Коннор.

— Это он может сделать попозже, — сказал Гилберт. — Мне кажется, дорогой мой, вам все-таки нравится мое вино. Должен признаться, я был бы оскорблен, если бы вы покинули Ярраби, не будучи в состоянии со знанием дела говорить о наших винах. Вам не кажется, что этот сорт получше французского бургундского?

— Боюсь, на этот вопрос я ответить не могу, мистер Мэссинхэм. Я не пью вина, о чем уже говорил.

— Ну, начать никогда не поздно. Таков мой девиз. И у меня припасен кое-какой сюрприз для вас. Бутылка бренди «Наполеон», которую я придерживал для подходящего случая.

— Но почему вы считаете данный случай подходящим? — резко спросила Юджиния.

— Так ведь мы вывесим на обозрение ваш портрет, милочка, — сказал Гилберт, глядя на нее блестящими ласковыми глазами. — Разве может представиться другой, более важный случай?

После окончания обеда Гилберт, невзирая на все протесты, настоял, чтобы портрет снесли вниз. Когда картину поставили перед ним, он долго смотрел на нее.

Наконец он произнес:

— Сходство уловлено замечательно. Я заплачу вам условленный гонорар, О’Коннор, и еще пять гиней сверх того.

— Мне не нужно ничего, кроме гонорара, — натянутым тоном возразил Колм.

— Как вам будет угодно. Но по крайней мере выпейте со мной еще стаканчик бренди.

— Благодарю вас.

— Я так и думал, что вы согласитесь. Для портрета есть только одно подходящее место — над камином в гостиной. Давайте посмотрим, как он будет там выглядеть.

— Гилберт, он ведь еще без рамы, — начала возражать Юджиния.

— Раму можно сделать потом. Я уверен, что мистеру О’Коннору захочется посмотреть, какое впечатление будет производить портрет, когда займет свое место.

Юджиния заметила, что Колм успел проглотить весь бренди, налитый ему Гилбертом. Глаза его потемнели и затуманились, и в них появилось смешанное выражение восторга и отчаяния. Однако впервые с той минуты, как они сели за стол, он начал улыбаться. Взяв в руки портрет, Колм возглавил процессию, направившуюся в гостиную.

Установив картину на каминной полке, он немного отошел назад, чтобы внимательно рассмотреть собственное произведение, при этом неловко споткнулся о табурет и упал назад, на кушетку. Еще большую неловкость вызвало то, что художник начал громко хохотать.

— Под этим углом он, по-моему, выглядит лучше, миссис Мэссинхэм. Подойдите, сядьте рядом со мной и полюбуйтесь на себя, увековеченную для потомства. Вот вы, прекрасная представительница пионеров, не побоявшаяся дикой местности и принесшая изящество и цивилизацию в страну, отчаянно нуждающуюся в обоих этих качествах.

Юджиния бросила быстрый взгляд на свое изображение и подумала: какие бы новые чувства ни выражали ее глаза после сегодняшнего дня, такой безмятежной, как на портрете, она уже не будет никогда.

Миссис Эшбертон громко выразила свой восторг, а Гилберт, критически склонив голову набок, снова заявил, что он доволен. Написать портрет было отличной идеей.

— Плотник, который соорудил каминную полку, украшенную резными изображениями кистей винограда и переплетающихся листьев, теперь сможет смастерить раму для картины. Он ловкий малый, к сожалению, оступившийся в самом начале своей карьеры. Но кто не совершает в жизни той или иной ошибки? — спросил Гилберт дружеским тоном, нагибаясь за бутылкой бренди.

— Ив самом деле — кто? — сказал Колм, протягивая ему свой бокал. — Рад, что вы так хорошо все понимаете, дорогой мой. Вначале вы показались мне довольно скучным человеком, всецело поглощенным этим вашим виноградником. Впечатление было такое, что его вы любите больше, чем собственную жену.

• Предыдущая
• 47/96
• Следующая