Наследие страха - Кунц Дин Рей - Страница 15

• Предыдущая
• 15/35
• Следующая

– А что, у Бесс и Джерри выходной? – поинтересовалась она, надеясь, что разговор сам собой угаснет в банальностях.

– Да, – кивнул он. – И Бесс будет кричать как оглашенная, когда увидит тарелки, которые здесь понаставили. – Он хмыкнул и сделал последний глоток кофе.

Она тоже допила свой и поставила чашку в раковину, после того как сполоснула ее.

Он подошел к ней, поставил свою чашку рядом с ее и осведомился:

– Вы не хотите подняться в мою мастерскую и посмотреть на последние несколько "шедевров", над которыми я так усердно работал?

Она не хотела. И протянула:

– Вообще-то у меня есть дела и…

– Идемте, – настаивал он. – Отец уехал по делам в город. Гордон отправился вместе с ним. Некому повосторгаться миниатюрой, которую я только что закончил. А я просто гибну без поклонников.

– Дядя Пол, похоже, ваш величайший поклонник, – сопротивлялась девушка.

– Да, но он тоже уехал. Сегодня тот день месяца, когда он получает свой чек. К этому времени он уже взял его в банке, но не вернется домой до ужина. Он любит отмечать получение каждого чека в каком-нибудь из его любимых баров. – Деннис улыбнулся, говоря это, и она увидела, что в его лице или голосе нет ни гнева, ни упрека. Ему, казалось, вообще все равно, что его дядя – пьяница.

Потом ей пришло в голову, что, если не считать Джейкоба Матерли, они одни в доме.

А Джейкоб – инвалид, не способный помочь ей, если…

Если – что?

– Идемте, – звал Деннис. – Вы еще не ходили наверх посмотреть на мои работы, а вам давно пора это сделать.

Он взял ее за руку.

Его рука была теплая, большая, сухая и твердая. Она не знала, почему следовало ожидать чего-то другого, но, когда она почувствовала его руку и обнаружила, что она не холодная, она удивилась.

– Мне на самом деле нужно заглянуть к вашему дедушке и посмотреть…

– С ним все будет в порядке! Всего на несколько минут, – говорил он, уводя ее из кухни в нижний коридор.

Элайн не видела никакого способа вежливо отклонить его приглашение и не хотела его злить. В конце концов, он был любимым сыном своего отца. И в нем текла кровь Хоннекеров…

– Мне нужна честная оценка, – заявил Деннис, когда они двинулись по лестнице на второй этаж.

Она не ответила. Не могла ответить, потому что у нее перехватило горло и, казалось, она вовсе потеряла дар речи.

– Я ненавижу людей, которые говорят, что им все нравится. Дядя Пол мой лучший критик, потому что он честный. Он никогда не забывает указать на мои недостатки и покритиковать просчеты в технике. Он сам немного учился искусству – в числе многих других вещей.

Элайн вспомнила честность Пола Хоннекера за ужином, в тот первый вечер, когда Силия развивала свои идеи относительно полного возрождения особняка. Ей хотелось самой быть такой же правдивой. Ей хотелось преодолеть свой страх перед Деннисом и свое нежелание пойти на риск и оскорбить его. Если бы только она смогла сказать: "Я боюсь вас! Я не хочу подниматься туда с вами, пока мы одни в этом доме. Отпустите меня!" Если бы только.., если бы только она могла убежать.

В конце коридора на втором этаже они открыли дверь и поднялись по крутой узкой деревянной лестнице к второй двери, которая вела на мансарду. Они вошли в большую комнату, где Деннис Матерли спал и работал. Стены сияли белизной и были увешаны примерно двадцатью его полотнами и рисунками. Полированный пол был наполовину покрыт истрепанным восточным ковром, скрадывавшим шаги. Потолок был с открытым балочным перекрытием, отполированным до тусклого блеска. Большое окно проливало солнечный свет на чертежный стол и крутящийся стул, которые занимали середину комнаты. Было много и другой обстановки, хотя вся она имела сугубо практическое предназначение, – кровать, кресло, письменный стол и стул, книжные полки, до отказа набитые книгами по искусству, четыре мольберта, шкаф с припасами, ксерокс, стационарная камера для фотоувеличения и маленький холодильник, где можно было хранить охлажденные напитки.

– Не густо, но для меня это дом, – заявил он.

– А мне нравится, – сказала она. Она сказала правду. Она готовилась увидеть комнату, полную плюшевой дорогой мебели, ковров с глубоким ворсом, никчемных безделушек, – какой, по представлению плейбоя, выглядит мастерская художника. Это было скорее место, где она могла почувствовать себя непринужденно, практичное, удобное.

– Я рад, что вам тут нравится, – улыбнулся он. Он закрыл дверь на лестницу, Так что они остались совершенно одни, в большей степени, чем когда-либо.

Здесь, на самом верху особняка, гроза была ближе, и ее яростные порывы ревели оглушительнее, чем внизу. Временами приходилось даже приостанавливать беседу и ждать, пока раскат грома утихнет, прежде чем продолжить.

Молния расколола небо прямо над головой, пронзив сине-черные облака.

Элайн не мнила себя критиком-искусствоведом, но, даже несмотря на это, она почувствовала, что у Денниса Матерли действительно есть талант. Больший, чем она могла судить, пока не увидела его работы. Да, действительно, полотна были слишком яркими, чтобы радовать глаз, усеянные фантастическими, отделенными от туловищ лицами, причудливыми, неземными ландшафтами, деталями, порой настолько выразительными, что это граничило с безумием, – тратить столько времени, чтобы выводить мельчайшие контуры. Но они были хороши, без всякого сомнения. Хороши, как она решила, не совсем в профессиональном смысле. Кто, в конце концов, сможет жить среди таких безудержных фантазий и такого нереалистичного буйства красок, развешанных по стенам? Возможно, он талантлив, но финансового успеха ему не добиться.

Прохаживаясь по комнате, она остановилась перед портретом поразительно красивой женщины. Весь холст занимало ее лицо и несколько тщательно выписанных, но не поддающихся расшифровке теней позади нее. Женщина смотрела в комнату взглядом, который казался пустым, бесцельным и удивительно бесчеловечным. Ее кожа имела легкий голубой оттенок, как и почти все на портрете. Только зеленые капли какой-то жидкости, блестящие у нее на лице, отличались от преобладающего голубого.

– Вам нравится? – спросил Деннис. Он стоял от нее так близко, что она чувствовала его дыхание. Но ей было некуда подвинуться, пока она смотрела на странное лицо этой женщины.

– Да, – призналась она.

– Это одна из моих любимых.

– Как она называется?

– "Безумие", – сообщил он.

Когда Элайн посмотрела снова, ей стало видно, что это очень подходит. И в следующий момент она поняла, кто здесь изображен. Амелия Матерли. Его собственная мать.

Сверкание молнии, отраженное окном в крыше, делало зелеными капли на ее лице блестящими и выпуклыми, как будто они были настоящими каплями влаги, а не высохшими масляными.

– Зеленые брызги – это кровь, – сказал он. Элайн стало дурно. А Деннис говорил:

– Думаю, сумасшедший человек вряд ли имеет на смерть ту же точку зрения, что и здоровый. Сумасшедший или сумасшедшая, наверное, хорошо видят смерть как начало нового, как шанс стартовать. Для них, возможно, это не конец, не финальный акт. Вот почему я выбрал зеленый для капель крови на картине. Зеленый – цвет жизни.

Она ничего не могла сказать. И только обрадовалась, когда удар грома освободил ее от этой обязанности.

– Женщина на холсте – убийца, – сказал он. Она кивнула.

Деннис спросил:

– Вы знаете, кто?

– Я слышала эту историю, – еле выдавила из себя Элайн.

– Я любил свою мать, – вздохнул он. – Она всегда делала странные вещи и странно реагировала. Но я все равно любил ее.

Элайн ничего не сказала. Она уже подумывала о том, чтобы извиниться и пойти к двери, но у нее было ужасное предчувствие, что она не доберется до нее. Лучше подождать.

– Когда я узнал, что она сделала с двойняшками, что она пыталась сделать с дедушкой, я едва не потерял рассудок.

Молния и гром. А дверь – так далеко.

• Предыдущая
• 15/35
• Следующая