Карпинский - Кумок Яков Невахович - Страница 50

• Предыдущая
• 50/76
• Следующая

С 16 по 24 мая 1920 года в Петрограде в помещении Географического общества под председательством Карпинского проходило совещание, посвященное Северу. Было заслушано 75 докладов! (Это в голодную-то весну, когда и добираться до места — трамваи ходили редко, переполненные, — было сопряжено с немалыми трудностями, да и попросту зачитать с кафедры доклад ослабевшему человеку нелегко!) Были обсуждены вопросы геологии, геофизики, гидрографии, гидрологии, освоения лесных массивов, размещения металлургических предприятий, рыбных промыслов, животноводства; словом, это было воистину (и, может быть, впервые) комплексное научное обсуждение проблем освоения большой территории. Некоторые доклады были потом приняты как «руководящие» документы (доклад директора Гидрологического института профессора В.Г.Глушкова «Белый уголь», доклад о торфяных запасах И.М.Вихилева и другие).

Петроградская группа ГОЭЛРО и отдел Севера КЕПСа замкнулись на Карпинском — что, и в значительной степени, способствовало успеху северных исследований. В самом деле, посмотрим, какие силы брошены были в дело? Минералогический музей взял на себя геологическую разведку. Гидрологический институт определял места будущих гидротехнических строек. Летом 1920 года академия направила в Свирь-Волховский район комплексный отряд, куда входили ботаники, почвоведы, гидрологи, ихтиологи, экономисты. Они изучали режимы вод и почв, сельскохозяйственные угодья, рыбные промысли и многое другое. В.И.Ленин высоко оценил работу, проведенную ГОЭЛРО совместно с академией по Северному району. В своей статье «Об едином хозяйственном плане» он писал, что эта работа точна, детальна, основана на богатейшем научном материале, и рекомендовал для ознакомления разослать ее членам ЦК как пример плана электрификации района.

Усиленный интерес, проявляемый научной общественностью к народнохозяйственной деятельности в стране (уместно сказать об этом здесь), вызвал — а точнее, обновил — интерес к петрографическим, минералогическим и рудогенетическим работам самого Карпинского, то есть к тем, которые непосредственно связаны с хозяйством и экономикой. Оказалось, таких немало. Профессор А.К.Болдырев насчитал около 40 названий. По-видимому, их больше (профессор брал на учет лишь те, что имеют непосредственное отношение к минералогии, но 25 из его списка могут быть с равным основанием отнесены к петрографическим). Перечень полезных ископаемых, подвергнутых научному анализу Карпинским, тоже внушителен. В разное время разведывал он и описывал Березовские золотоносные отложения, угли на восточном склоне Урала, Алапаевский бурый железняк, уральский никель, алмазы; даже нефть не обойдена его вниманием.

В списке полезных ископаемых, служивших предметом изучения Карпинского, Болдырев выделяет платину. Александр Петрович много лет работал над монографией, посвященной этому металлу. Она вышла в 1926 году и вызвала споры. Карпинский, как выражается Болдырев, «энергично атаковал» существующие воззрения на образование платины в геологических условиях Урала. У него нашлись сторонники и противники. Сложный вопрос этот до конца не разрешен до сих пор. «Эти мысли оспариваются, но из поля внимания геологов современности не вышли», — утверждает исследователь его творчества Б.Л.Личков. Гипотеза Карпинского разбирает последовательность выпадения минералов платины из расплавленной магмы.

Говоря о петрографических работах Карпинского, нельзя обойтись без существенной оговорки; в той или иной форме она присутствует у авторов, писавших на эту тему. Одними публикациями вклада его в петрографическую науку не измерить. Через его руки проходил огромный каменный материал; он был непревзойденным знатоком русского камня (да и зарубежного! К примеру, условия залегания уральской платины детально сопоставил со схожими образованиями в Африке) — и хотя сам частенько сетовал на то, что мало мы публикуем, надо брать пример с иностранцев, которые дают в печать и мелкие наблюдения, не дожидаясь, когда сложится обобщение, — сам доброму совету не следовал, и огромное количество его выводов, соображений так и остались в «устном виде».

Само собой разумеется, что когда — еще до революции — ему показали образцы, доставленные из-под Курска, он не мог остаться равнодушным.

Необъяснимое поведение стрелки компаса под Щиграми и Старым Осколом издавна привлекало внимание ученых, а кусочки руды крестьяне выкапывали еще в екатерининские времена. «На всем белом свете нет ничего подобного, — удивлялся профессор Э.Е.Лейст, — ученые приезжали сюда как в Кунсткамеру: здесь магнитная стрелка не показывает на север и юг, как бы следовало, а на восток и запад». Лейст первый с плохоньким магнитометром на плече и начал обходить окрестные села и записывать показания прибора; после долгих уговоров Курская управа выделила ему средства на бурение — скважина не дошла всего ста метров до залежи! Но он-то этого не знал... Переживания и усталость сломили его, в 1918 году он уехал лечиться в Германию. В конце лета того же года он умер.

Такова предыстория разведки КМА — Курской магнитной аномалии.

Александр Петрович с энтузиазмом ее поддержал.

К разведке КМА подключается большая группа академиков: П.П.Лазарев, А.Ф.Иоффе, А.Н.Крылов, А.Н.Ляпунов, А.Е.Ферсман, Ю.М.Шокальский, О.Ю.Шмидт, В.А.Стеклов — блестящие имена! То, что еще год назад представлялось невозможным — сосредоточение усилий разных специальностей ученых, живущих в разных городах, на одном объекте исследования,  т о  п р и н ц и п и а л ь н о  стало легкодоступным теперь, хотя это вовсе не значит, что легкодоступным на практике. Лейст работал, как привыкли работать издавна, в одиночку, открытия делались одним геологом, и месторождение называлось его именем. Лейст сделал все, что в силах человеческих, но КМА ему было не поднять!

Лето 1919 года. Под Щигры отправляется магнитометрический отряд под руководством К.С.Юркевича. На место прибывает 22 июня, а 3 июля генерал Деникин отдает приказ о наступлении на Москву. В начале августа в Тимском уезде, где проводил наблюдения Юркевич, становится слышна канонада. Отряд продолжает работу. В середине августа район остался без власти. Отряд не прерывает наблюдений. Среди крестьян ходят слухи, что в ящиках не приборы, а пулеметы, вехи же, выставляемые в поле, — прицелы для стрельбы... 5 сентября белые у стен Курска...

Выписка из дневника К.С.Юркевича:

Юркевич отступил под пулями и в полном порядке.

Из Грозного выписали буровое оборудование: на поезд напала банда, в перестрелке погибли два буровика...

П.П.Лазарев в комиссии КМА заведовал магнитометрическим отделом; через него о подробностях курской эпопеи узнавал Ленин. Весной 1922 года Владимиру Ильичу понадобилось сделать рентгеновское просвечивание; соответствующая аппаратура была лишь в Институте биофизики, директором которого был Петр Петрович. 22 апреля Ленин приехал в институт; после того как медицинская процедура была закончена, он долго беседовал с Лазаревым, «главным образом, — как пишет последний, — по поводу Курской магнитной аномалии... Ленин предложил мне передавать ему в случае затруднений краткие записки...».

«Мы можем с полным правом утверждать, — заключал Лазарев, — что без Ленина не было бы предпринято это грандиозное комплексное исследование...»

КМА, так же как и ГОЭЛРО, стала кузницею научных кадров, немало ее работников вскоре пополнили ряды академии. Она неизбежно должна была принять в себя потоки неакадемических наук; смешение практических и теоретических знаний в стенах академии — характерная черта тех лет. А значит, неизбежно было и появление в ее кабинетах нового академического люда! Тяжелые двери высшего ученого учреждения распахнулись для инженеров, электроустроителей, изобретателей. Колоритнейшей личностью из этого набора был Иван Михайлович Губкин: впервые после Ломоносова в академию пришел мужик! Геологом он стал в сорокалетнем возрасте; до этого пахал землю, учительствовал на селе и учился...

• Предыдущая
• 50/76
• Следующая