Карпинский - Кумок Яков Невахович - Страница 40

• Предыдущая
• 40/76
• Следующая

О, к своей смерти он отнесется  т р е з в о! Он всю жизнь изучал смерть, но очищенную от страданий, вернее, плоды смерти, без которых не было бы геологии, потому что  о с а д к и  — главная составляющая литосферы — суть продукты разрушения, смерти, не говоря уже о палеонтологических остатках, слагающих целые пласты: это пласты, оставленные смертью, или, по-другому сказать, сотворенные смертью. Значит, смерть — наряду с жизнью — сила творительная, стирающая в прах, но из праха и созидающая. Поймет ли кто это, кроме геолога? Геология величайшая из естественных наук, центр естествознания, потому что все науки о неживом веществе и материи и даже о космосе — они геоцентрические, родились на Земле, пропитаны нашим о ней представлением и вряд ли когда от этого представления освободятся...

Еще в 1893 году он позаботился о месте захоронения:

Значит, еще раньше им был куплен участок на кладбище, а мая десятого дня он хлопотал о расширении его...

Теперь же он составляет завещание.

Оно коротко. «Очень прошу исполнить желание относительно приведения в порядок библиотеки... Затерялись письма от Зюсса относительно моих сочинений... Прошу отыскать. Подобные письма передать в Геолком. Разбор вещей предоставляю дочерям. Рояль предоставляю А.А. Орлецовые чаши, нефритовые статуэтки (подарок сибирских геологов) — Е.А. ... Мои мужские одежды — внукам. Шведскую «Полярную звезду» нужно вернуть Шведскому правительству.

К СМЕРТИ МОЕЙ ОЧЕНЬ ПРОШУ ОТНЕСТИСЬ ТРЕЗВО.

Прошу отвезти на санях прямо из города».

Почему-то ему представляется, что это произойдет зимой. Умрет он летом.

Прилагает записку: «Конверт с надписью «На случай моей смерти» находится в левом нижнем ящике письменного стола».

И внизу пририсовывает ключ, которым открывается левый книжный ящик письменного стола.

О, не нужно думать, что, готовясь к смерти, и неподвижно сидя в кресле, и вслушиваясь в писк цыплят, кося глазом на быстрые их клювики, он поставил крест на своих научных замыслах. Как бы не так! У него их столько, что хватило бы еще на две семидесятилетние жизни, но ведь он прекрасно знал, что сфера науки необъятна и что здесь так же, как и во всем, надо мириться с ограниченностью человеческих возможностей. Мечтать можно лишь о том, что твои замыслы претворят в жизнь ученики, и, таким образом, ты, твой научный поиск не кончаются, а значит, останется живою самое главное в тебе — мысль. И в этом его мечты реальны, учеников много, а он им оставит для решения столько научных проблем, что их всех — а это уже сотни жизней! — не хватит, чтобы их решить.

А президентство... Что же, президентство. При его-то огромном опыте руководить столь уравновешенным и стабильным учреждением нетрудно. Академики меняются, академия остается неизменной. Пост президента всегда был скорее почетным, нежели сложным, для исполнения. И он не сомневался, что благополучно отпрезидентствует (а такой неловкий жаргонный глагол был в ходу у ученых) столько, сколько отпущено ему будет лет для жизни.

Таким образом, итог  ж и з н и  (быть может, в этом месте своих рассуждений он вздрогнул — шутка ли, итог жизни — и цыплята с оглушающий писком посыпались с его плеч и колен), итог жизни получался чрезвычайно счастливым и вместе с тем грустным.

Исполнились все его желания. Исполнились самые заветные его желания, в которых и признаться самому себе на заре жизни не решался. Он познал дружбу, верность. Счастливое супружество, которое длится уже почти четыре десятилетия. Счастлив он в своих детях и внуках. Не все у них, правда, ладится — так ведь не бывает, чтобы уж все было гладко. Карпинский был счастлив в своей работе, не потерял пылкого влечения к ней до сих пор. Сочинения его признал ученый мир.

Пост президента одной из прекраснейших академий мира — достойное увенчание его карьеры.

Ему уже нечего больше желать!

Но ведь  и с п о л н е н и е  ж е л а н и й  — это конец...

Нет, не дано ему было мирно восседать в президентском кресле, наслаждаясь почетом и подумывая о покое, в котором он уже нуждался и который так любят старики. Великое событие, повернувшее ход истории современного человечества, перевернуло жизни миллионов людей, перевернуло и жизнь Карпинского. Если бы она оборвалась в июне — июле 1917 года, каким бы остался Александр Петрович в памяти потомства? Кабинетный ученый, избегавший мирской суеты и сделавший прекрасную карьеру; в конце концов заурядная судьба! В ней не хватает, право же... молодости; читатель не согласен? В возрасте, которому свойственно безрассудство, он был немножко слишком рассудочен. На восьмом десятке судьба отмечает его печатью «блаженства», коей награждает она посетивших «сей мир в его минуты роковые». Величественная, но и безмерно трудная доля! Молодость не вернешь, и редко кому дано вновь вкусить от нее, почувствовать ее, исполниться свежих сил. Судьба Карпинского не заурядна, а неповторима и уникальна.

С чрезвычайной четкостью жизнь его, следовательно, и жизнеописание распадаются на две половины. Только что закончилась первая, охватывающая 70 лет; будущие 20 совсем на них непохожи! Раскрываются качества, о которых мы и не подозревали (возможно, и он сам!). Увидим Карпинского — борца, публициста, оратора. Его глубокое понимание культуры в ее совокупности, его любовь к музыке, живописи — они известны были лишь друзьям; теперь они помогают выработать правильное отношение к духовному наследству прошлого, что чрезвычайно важно было на посту президента в этот период. Порою биография его во второй части сливается с историей Академии наук. Иначе и не могло быть. В связи с этим следует принять во внимание следующее обстоятельство. Целый ряд документов, выработанных при его руководящем участии, подписан не им, а его ближайшими сотрудниками, но документы эти имеют право на публикацию в его биографии.

Итак, жизнь его начинается как бы сначала...

Прежде чем приступить к рассказу о том, как академия встретила Октябрь, несколько слов о состоянии ее дел к моменту избрания Александра Петровича. Они были неважны. Лаборатории, музеи, институты давно страдали от тесноты помещения. Теперь «жилищный кризис» еще более обострился, поскольку некоторые помещения отошли к военному ведомству. Расстроен бюджет. Управляющий делами академии А.И.Штакельберг предупреждал президента летом 1917 года: «Этот год будет во всех отношениях еще тяжелее минувшего и только общими усилиями возможно будет найти какой-нибудь выход из создавшегося исключительно трудного положения. Надежды на ресурсы государственного казначейства минимальны».

Докладывали президенту и о волнениях среди служащих.

Служащие академии всегда отличались скромностью, дисциплинированностью и даже некоторым смирением. Они гордились тем, что работают в знаменитом учреждении. Читатель не забыл, каким тоном проникнуто письмо служителей с просьбой перенести в более удобное место медицинский пункт.

Совсем в другом роде послания стали приходить теперь... Однажды утром, войдя в кабинет, Александр Петрович обнаружил на письменном столе исписанный корявым почерком тетрадный лист:

• Предыдущая
• 40/76
• Следующая