Винтервуд - Иден Дороти - Страница 6

• Предыдущая
• 6/68
• Следующая

Она искренне надеялась, что не встретит Флору или ее отца. Это повело бы лишь к неловким объяснениям и еще одному прощанию. Пусть она не забыла лица Дэниела Мериона, в отношении этого человека она проявит необходимое здравомыслие. Дальнейшее знакомство с ним не сулило ничего, кроме беды.

— Мисс Херст! Мисс Херст! — окликнул ее повелительный голос, не успела она отойти от отеля и на десяток ярдов.

Оглянувшись, она увидела Флору, чью коляску толкала перед собой пожилая женщина в капоре и переднике прислуги.

— Мисс Херст, папа велел, чтобы Эдвард сегодня утром оставался у себя в комнате в наказание за то, что он бросил меня вчера. Что вы на это скажете? А вы тоже попали в беду из-за того, что украли сережки?

Лавиния невольно рассмеялась. Без особой на то причины этот ужасный ребенок заставил ее немного приободриться.

— Я тебе уже десять раз повторяла, что я их не крала.

— А знаете, мы с папой не очень вам поверили. Мы решили, что ваша отвратительная кузина вполне это заслужила.

— Мисс Флора! — старая служанка была явно шокирована. При этом и Лавиния, по всей видимости, не вызывала у нее одобрения — она смотрела на нее с нескрываемым подозрением.

— Все в порядке, Элиза. Я просто пошутила. Мисс Херст, ваша кузина сегодня отпустила вас на утро? Если да, может, вы отвезете меня покормить голубей? Эдварда на улицу не выпускают, а бедная Элиза еще не совсем оправилась от своего желудочного заболевания.

— Мисс Флора, вы дерзкая озорница! Простите ее, мисс. С ней в последнее время просто сладу нет. Можно подумать, у этой дамы есть время катать тебя, куда тебе вздумается!

Лавиния совсем было приготовилась согласиться с Элизой и двинуться дальше. Но на какой-то миг лицо флоры приобрело непереносимо потерянное выражение. Оно появилось как-то вдруг, нечаянно, и уже в следующее мгновение Флора с ее обычной резкостью изрекла:

— Элиза, предоставь мисс Херст самой ответить.

— У вас ведь есть время, мисс Херст? Есть, да?

— Да, пожалуй, я могла бы уделить тебе час, — услышала Лавиния собственный беззаботный голос. При этом она думала о призраке, скрывающемся за этим маленьким агрессивным личиком. Они с Флорой были похожи. За обеими таились призраки.

— Ну что ж, я была бы вам очень благодарна, — сказала Элиза. — По правде говоря, я все еще чувствую себя неважно. А ведь мы должны быть здоровыми к тому времени, когда двинемся в путь с вашей бабушкой, — верно, мисс Флора?

— Если она не умрет до этого, — без тени жалости заявила Флора. — Одни похороны уже были, мисс Херст. Останки были погружены в гондолу, обитую черным бархатом, а гондольеры были с головы до ног во всем черном. Они уплыли куда-то вдаль по синему морю, и впечатление было такое, словно их поглотила пучина. Мама, папа и бабушка Тэймсон плыли следом в другой гондоле. Они говорят, что могила находилась под кипарисами. Было ужасно жарко, и цикады трещали все время как сумасшедшие. Но я все-таки думаю, ее поглотило синее море, — мечтательно произнесла девочка. — Так думать приятнее.

— Поглотило кого? — спросила Лавиния с шевельнувшимся в душе неожиданным чувством суеверного страха. — Кто умер?

— Ах, да всего лишь одна из старых прислуг бабушки Тэймсон. Из-за чего было столько суеты, не знаю. Правда, Элиза, я обещаю: когда ты умрешь, я буду так же сильно расстроена.

— Я верю, мисс Флора, дай вам Бог здоровья! Так значит, мисс, если вы и в самом деле не возражаете, я скроюсь от этого убийственного солнца. И как только мисс Флора получает от него удовольствие — ведь она такая у нас слабенькая. Скорее всего за ней придет хозяин и заберет ее домой. Обычно это делает он.

Ты с ума сошла, мысленно сказала себе Лавиния. Ты снова увидишь его лицо, и забыть станет еще труднее.

— Вы какая-то очень притихшая, мисс Херст. Вы на меня сердитесь?

— А разве у меня нет для этого оснований? Я не люблю, когда меня заставляют что-то делать силой, этак по-пиратски.

Флора заерзала на кресле:

— Значит, я вам не нравлюсь?

— Я считаю, что вы очень своевольная маленькая девочка.

— Маме я тоже не нравлюсь. Она красивая, а я нет, и я не могу ходить. Она любит только Эдварда.

— Я знаю. Вы мне сказали об этом вчера. Может, все дело в том, что вас не так-то легко любить?

— Да что вы, что вы! Конечно, легко, — пылко возразила Флора.

Лавиния находила ее неприятной и одновременно комичной. Ей была свойственна патетичность очень юных и остро воспринимающих окружающее существ. Если она и дальше будет так же остро на все реагировать, ей слишком часто придется страдать. И тут в сознание Лавинии закралась мысль, что она могла бы помочь девочке избежать этого. Тут я могла бы опереться на собственный опыт, с горькой усмешкой подумала она.

— Я думаю, вас очень любит ваш папа.

— Да, теперь любит, потому что считает себя отчасти виноватым в несчастном случае, который со мной произошел. На самом же деле, конечно, он ни при чем. Я хотела порисоваться. Мне всегда приходится это делать, потому что папа любит Саймона, а мама Эдварда, я же как раз между ними и к тому же всего лишь девочка.

Лавиния приказала себе не поддаваться сочувствию. Какой смысл?

Она никогда больше не увидит Флору.

— Саймон — это кто?

— Мой старший брат. Ему тринадцать лет, он в школе. Он папин любимчик.

— По-моему, вы слишком много говорите о любимчиках, — сказала Лавиния. — Ну хорошо, что мы будем делать сегодня утром? Покормим голубей, потом поедим мороженое, потом пройдем до Мерсерии и Моста Риальто а оттуда вернемся назад в гондоле? Тогда мы могли бы проехать мимо всех этих чудесных старых дворцов.

— В одном из них живет бабушка Тэймсон, — заметила Флора. — Она графиня. — Эта информация слетела с ее уст прежде, чем она успела добавить, глядя на Лавинию сияющими глазами: — Ваше предложение звучит изумительно, мисс Херст. Такого утра Элиза никогда не могла бы мне устроить. Как бы мне хотелось, чтобы вы могли всегда быть со мной!

— Это вздор! До вчерашнего дня вы в глаза меня не видели, а потом прониклись ко мне презрением за то, что я прислуга.

— Нет, нет, никакого презрения я не чувствовала, а только подумала: какая жалость! И папа подумал то же самое.

Лавиния тщательно следила за своим голосом.

— Он так и сказал?

— Он сказал, что вам гораздо больше подходит сидеть и слушать оперу, чем ухаживать за вашей противной кузиной.

Кузина Мэрион и тут оказалась права. Надо бы позаботиться о том, чтобы не слишком привлекать внимание к своей внешности и живому, веселому нраву.

— В таком случае мне, быть может, не подходит и катать по всей Венеции некую молодую особу в инвалидной коляске?

— Ах, глупенькая вы какая, мисс Херст, очень даже подходит! Посмотрите-ка, у меня есть немного денег, чтобы купить корм для голубей.

Флора была слишком наблюдательна. Она обратила внимание на то, как Лавиния внезапно смолкла, и на то, с какой любовью следила глазами за ослепительными картинами, открывавшимися их взорам. Позднее, когда они медленно двигались по узкой извилистой улочке, ведущей к Риальто, она то и дело останавливалась, чтобы взглянуть на множество интересных вещей: на маленькие горбатые мостки над стоячими заводями, на цветы вьюнка, герани и настурций, свешивавшиеся из установленных на подоконниках ящиков, на кружевные металлические балконы, на темные окна, из которых могло выглянуть чье-то совершенно незнакомое лицо, и даже на желтые, как мимоза, пятна солнечного света.

— Почему вы такая грустная, мисс Херст? — спросила Флора.

— Разве у меня грустный вид?

— У вас такой вид, будто вы смотрите на все это в последний раз — словно вы готовитесь умереть.

Здешняя красота, действительно, каким-то непостижимым образом соединялась со смертью. От старых стен и темно-зеленой воды каналов исходил холодящий сердце дух тлена и разрушения.

Девочка была проницательна, слишком проницательна...

— Что ж, нельзя же остаться здесь навсегда! — сказала Лавиния веселым тоном. Хотя Англия — без Робина, без доброго имени, без денег — в известном смысле означала для нее смерть, Флора-то как об этом догадалась?

• Предыдущая
• 6/68
• Следующая