Винтервуд - Иден Дороти - Страница 52
- Предыдущая
- 52/68
- Следующая
— И часто вы это проделывали?
— Всего один-два раза. Мне велела это делать мне, миссис Мерион. Я должна признать, что действие было магическим.
— Бутылочка была совсем маленькая?
— Совсем маленькая. Я могу вам ее показать.
— В таком случае, если вы пользовались ею несколько раз, не должна ли она быть почти совсем пустой? Вы уверены, что помните, сколько оставалось жидкости?
— Я не слепая.
Он посмотрел на нее, и в его недоверчивом взгляде читалось, что, хоть она и не слепая, с памятью у нее, возможно, не все в порядке.
— Буфет, в котором стоял флакончик, был заперт?
— Нет.
— В таком случае к нему мог иметь доступ всякий, любая прислуга, питающая тайное пристрастие к опию. Такие вещи, как вам, без сомнения, известно, случаются. Человек, привыкший к употреблению опия, не обязательно засыпает. Когда — до сегодняшнего дня — вы проверяли флакончик, чтобы установить, насколько он полон?
Он забрасывал ее вопросами так, как если бы подвергал ее перекрестному допросу в суде. В ее ушах ясно звучали те, другие, вопросы: «Не скажет ли свидетельница суду, в каких отношениях она находилась с покойным? Дружеских? Интимных? Приглашала ли она его ранее в тот вечер к себе в комнату? Была ли игра в карты предлогом для этой ночной встречи?» Лавиния почувствовала, что у нее начинает кружиться голова. Она не могла поверить в то, что лицо инквизитора перед ней — лицо Дэниела, что жестокий, неумолимый голос, который она слышит, — это голос Дэниела.
— Вы сами видите, мисс Херст, вы ни в чем не можете поклясться, а между тем вы, по всей видимости, намекаете на то, что моя жена могла иметь к этому какое-то отношение. Да как вы смеете?!
Она не понимала, что его мрачный вид — это вид человека, у которого сердце готово разорваться. Она знала одно: она не меньше его способна дать волю гневу.
— Да, смею, потому что мне небезразлично благополучие вашей дочери. Да, небезразлично, хотя, когда я поступила к вам, мне вовсе не хотелось, чтобы так случилось. И я никого конкретно не обвиняю, я вам сообщаю только факты. Прежде чем вы окончательно отмахнетесь от сказанного мной, вы должны по крайней мере переговорить об этом с доктором Манроу. А также с вашей женой и ее кузеном. Я вам сказала, что это ваша жена первой предложила прибегнуть к опию. Она получила его, сказав аптекарю, будто ей он нужен для Флоры, у которой болит зуб, но у Флоры зуб не болел. Зачем ей понадобилось лгать?
Он молниеносно ухватился за слабое место в ее версии:
— В то время ее тетка была жива?
— Да.
— Она не успела составить новое завещание? Во всяком случае, Шарлотта о нем не знала.
— Нет, не знала.
— Тогда что же за фантастическая история родилась в вашем сознании, мисс Херст, о причине, побудившей мою жену приобрести смертельный яд? Может, она хотела ускорить смерть своей тетки, чтобы та не изменила свое завещание?
— Неужели вы способны шутить в такую минуту!
— Нет. Я не шучу. У меня нет для этого оснований. — Она вся сжалась под его обвиняющим взором. Может, он думает, что она пытается сознательно погубить Шарлотту? — Вам бы следовало вернуться к своей подопечной.
— А вы что намерены делать? — спросила она, выходя.
— То, что сочту нужным.
Ей не оставалось ничего иного, как уйти. Сейчас не время было думать о ее собственных чувствах. Даже если она навсегда запятнала себя в его глазах, она испытывала печальное удовлетворение от сознания, что ею руководили исключительно интересы Флоры. Вела ли она себя несдержанно и импульсивно? Были ли ее мысли слишком настроены на возможность катастрофы? Может, и так. Возможно, ее собственный опыт лишал ее способности рассуждать спокойно. Быть может, она преувеличила то, насколько значительно уменьшилось содержимое бутылочки с опием. Быть может, Шарлотта сама принимала из нее опий, как, вероятно, поступала нередко, и единственной причиной, побудившей ее купить лекарство, было то, что она привыкла его употреблять.
Наверняка существовал какой-то простой ответ на все эти вопросы. Она была уверена, что найдет его, если будет в состоянии поразмыслить спокойно.
Но ее не покидало лишь одно чувство — холодящее сердце удивление. Не верилось, что этот человек, там внизу, с его суровыми глазами и жестокими словами, когда-то говорил, что любит ее.
Когда Флоре пришло время ужинать, Лавиния попросила Мэри принести поднос с едой и для нее. Она сказала, что ей не хочется спускаться вниз. Пришлось заверять Флору, что она не заболела. Однако несколько позже девочку еще больше заинтриговали происходящие события.
— Мисс Херст, что вы делаете?
Лавиния вносила в комнату одеяла и давала указания Мэри и Лили, пыхтевшим под тяжестью матраца, который они тащили:
— Поставьте его там, у окна. Я буду спать здесь, у тебя в комнате, Флора. Боюсь, что теперь, когда сил у тебя прибавилось, ты можешь ночью свалиться с кровати. Я вообще никогда не считала, что тебе следует спать одной.
У Флоры моментально возникли подозрения.
— Мое состояние ухудшилось?
— Нет, оно значительно лучше. Я же тебе объясняю.
— А вы правду говорите?
— Разумеется. Разве я когда-нибудь говорила тебе неправду?
— Тогда почему у вас такой сердитый вид? Я совсем не хочу, чтобы вы спали в моей комнате, если вам это так неприятно.
На этот раз у Лавинии лопнуло терпение.
— Ради Бога, не усложняй ситуацию. Уж позволь мне действовать так, как я считаю нужным.
Слуги тоже были удивлены. Она знала, что они начнут сплетничать. Тем лучше. Чем скорее кто-то там узнает, что Флора ни на минуту, ни днем ни ночью, не остается одна, тем лучше.
Мэри доложила, что хозяйка спустилась вниз к ужину. Лицо у нее было белое, как у призрака, и она опять надела свое черное траурное платье. Она расстроилась оттого, что хозяина за столом не оказалось, но он все-таки пришел, когда они уже приступили к третьему блюду. Он сказал, что задержался где-то по делу. Мистер Пит на этот раз был в дурном настроении и почти не разговаривал. Но зато мною пил (эта информация исходила от Джозефа, прислуживавшего за столом) и курил сигары хозяина. Как только хозяин и сэр Тимоти удалились в библиотеку, он остался пить портвейн в одиночестве. Сэр Тимоти говорил что-то насчет того, что прибыли проекты нового крыла дома, но хозяин сказал, что они его больше не интересуют, по крайней мене, в данный момент. У него слишком много других забот.
Дэниелу, как и Шарлотте, смерть Флоры была бы выгодна. Тогда он смог бы приступить к осуществлению своих заветных планов в отношении Винтервуда, от которых пришлось отказаться, когда леди Тэймсон изменила свое завещание. Он мог попытаться утешить свое горе от потери горячо любимой дочери, пристроив историческое новое крыло к своему столь же горячо любимому дому.
Лавиния не в состоянии была избавиться от путаных мыслей. В конце концов она села писать письмо Элизе, которой ей очень не хватало. Элиза умоляла время от времени сообщать ей, что происходит, особенно если это касалось Флоры. Она оставила Лавинии адрес своей сестры в Норфолке.
Излить на бумаге все свои мучительные тревоги было большим облегчением. Элиза, находившаяся в стороне от событий, способна была судить обо всем хладнокровно и прийти к разумным выводам. Лавиния запечатала конверт и велела опустить его в почтовый ящик в холле. Интересно, как долго ей придется ждать ответа? — нетерпеливо спрашивала она себя.
После этого она начала готовиться ко сну. Постель ее была приготовлена на полу. Спать она будет неспокойно, если вообще сможет заснуть. Такой одинокой она себя еще никогда не чувствовала.
Однако она только начала раздеваться, как в дверь Постучали. Вошла Фиби и сообщила, что хозяин хочет видеть ее внизу. Она, Фиби, должна посидеть около Флоры, пока Лавиния будет отсутствовать.
Он был в библиотеке совершенно один. Брюзгливым тоном он велел ей закрыть дверь, а затем подойти и сесть у камина. С ребячливым упрямством она заявила, что предпочитает постоять и выслушать, что он имеет ей сказать, но он коротко возразил, что он-де устал и как же он сможет сидеть, если она будет стоять.
- Предыдущая
- 52/68
- Следующая
