Лед - Корнев Павел Николаевич - Страница 59

• Предыдущая
• 59/105
• Следующая

Сообразив, что дело серьезное, парни подбежали ко мне и встали по бокам. Треск кустов раздавался уже совсем рядом.

— На зверей внимания не обращайте, только следите, чтобы они на нас не наткнулись. — Я глубоко вздохнул и, сконцентрировав в ладонях энергию, сделал первый пасс. В воздухе появилась мерцающая черта. Усилием воли я зафиксировал ее и, преодолевая сопротивление магического поля, свел ладони. Зависшая передо мной бледная пелена задрожала, постепенно становясь все прозрачней, но мне удалось стабилизировать ее, влив еще немного силы. Теперь самое сложное. Я зажмурился и, проговаривая регулирующее поток силы заклинание, начал выводить зеркально отображенные руны на четко видимом сквозь закрытые веки треугольнике. Темно-синие символы, стоило на них сосредоточиться, проступали на бежевом фоне сами собой. И почти так же быстро, как появлялись, начинали расплываться, когда мое внимание переключалось на следующий символ. Быстрее! Надпись была завершена, но первая руна почти растеклась в синюю кляксу, окрасив поле вокруг себя в грязно-зеленый цвет. Растянувшийся треугольник мазнул по Максу и Николаю, их ауры задрожали и начали медленно растворяться. Еще раз подпитав треугольник, я произнес завершающую фразу и, напоследок проведя по себе посеревшим и местами расползающимся полем, направил его в ближайшее дерево. От моей ауры к осине потянулся тонкий шнур заклинания. Успел! На человека такие чары наверняка бы не подействовали, но зверей ходящие деревья насторожить не должны. Надеюсь…

Я открыл глаза и увидел, как сразу с трех сторон сквозь редкий подлесок проламываются сугробники. Звери замерли на краю поляны и с шумом втягивали раздувающимися ноздрями воздух. Я через силу улыбнулся, но тут меня накрыл откат и все, что теперь имело значение, — это любой ценой удержать чары от распада…

Шаг, другой… падение, резко остановленное рывком сзади… промчавшийся мимо матерый сугробник… небольшой спуск, кажущийся обрывом… ветвь дерева, летящая прямо в лицо… истончающаяся связь с осиной, с каждым шагом глубже врезающаяся в душу… ломающиеся с сухим треском ветви кустов… высоченные сугробы, наметенные у опушки… ослепительные лучи солнца, двумя спицами вонзившиеся в глаза… шаг, еще один. Нить, связывающая меня с осиной, лопнула, когда мы уже вышли из леса и выбрались на обочину дороги. В затылок вонзилось холодное лезвие, ледяным крошевом взорвавшееся внутри головы, и на меня нахлынули обрывки воспоминаний и осколки видений, которые иначе как бредом назвать было нельзя.

…Соткавшийся прямо из воздуха Ян Карлович сунул мне в руку чекушку водки и сгинул вместе с тенями, когда землю осветили бирюзовые лучи. Два солнца — желтое и лазурное — смотрели с неба, словно глаза сказочного великана. Злого великана. Взметнувшиеся вихри снега наждаком прошлись по коже и опали, стоило уличному проповеднику с выпирающей из-под черной хламиды пистолетной рукоятью поднять руки и начать выкрикивать непонятные слова. Почему-то мне показалось, что это испанский. Словно в ответ на его молитву — или проклятие? — из земли полезли ледяные шипы, а потемневший небосвод рухнул вниз. Из порезов, пропоротых ледяными лезвиями, хлынули замораживающие все на своем пути клубы невыносимо холодного воздуха. Я еще успел заметить мелькающие в надвигающейся тьме фигуры, и в этот миг меня обжег холод приложенной к лицу горсти снега.

Вслепую отмахнувшись, я откатился в сторону, выхватил нож и только тогда открыл глаза. Николай, скрючившись, стоял на коленях и прижимал руки к животу. Макс невозмутимо сидел на свернутом спальнике рядом и, снисходительно улыбнувшись, покачал головой:

— Говорил же: не трогай, сам очухается.

— Вот и делай людям добро после этого, — просипел Ветрицкий и, покачиваясь, поднялся на ноги.

От резких движений в глазах потемнело. Я убрал нож и повалился на снег. Хреново. Шум в голове нарастал, и небо из синего начало постепенно становиться серым, а все краски словно покрылись налетом пыли. Даже белый снег сделался каким-то неестественно тусклым. Я закрыл глаза, но стало только хуже, и пришлось их открыть.

Пальцы на вытянутой руке дрожали, ноги свело судорогой. Да, такого отката у меня еще не было. Но и прикрывать сразу трех человек одновременно не доводилось. Ничего, полежу минут пять и оклемаюсь.

— Куда сейчас? — Ветрицкий закурил и, повалив рюкзак плашмя, уселся сверху.

— Передохнем минут десять — и в путь. — К горлу подкатил комок. Сглотнув, я повернул голову к Максу. — Ты как? Идти сможешь?

— Даже не знаю… В лесу нормально было. — Макс хлопнул ладонью по вытянутой ноге и скривился от боли. — А теперь стало еще хуже, чем когда меня эта тварь зацепила.

— А ты как думал? Боль препарат тебе снял, но повреждения-то никуда не делись.

— Зачем тогда я вообще эту гадость глотал? — возмутился Макс.

— А из леса бы ты на корячках выползал? У меня и так сил в обрез хватило. — Постепенно начали возвращаться оттенки цветов, и мир перестал напоминать плоскую черно-белую фотографию плохого качества. — Глаза отводить — не мешки с цементом грузить, но я бы не сказал, что намного легче.

— Так ты глаза отводил? — удивился Николай.

— Ну.

— А почему эти зверюги нас не унюхали?

— Это только называется «глаза отвести». Скрытых заклинанием все видят и слышат, на них просто не обращают внимания. Немного настороженности — и эти чары бесполезны.

— А ты так и людей обмануть можешь? — Николай кинул на землю окурок и присыпал его сверху снегом.

— Могу, но подействует не на всякого. Только на очень невнимательного или усталого. На людей морок наводят. — Я медленно поднялся на ноги и оперся о лыжную палку — моментально закружилась голова. — Морок я тоже навел, только совсем простенький. На случай, если какой-нибудь упертый сугробник пойдет по следам и уткнется прямо в нас. В этом случае он должен был увидеть три растущие рядом осины.

— Круто…

— Круто, кто спорит. Но я теперь еле на ногах стою. — Я посмотрел на Макса — этот тоже не ходок. Что делать? Ждать, пока попутный обоз не пойдет?

Я оглядел дорогу. Пусто. Но следы полозьев и копыт совсем свежие. Только остановит ли кто-нибудь сани при виде нашей троицы? Вряд ли. А то еще и пальнет для острастки. Но тут мне в голову пришла неплохая идея.

— Коля, помоги Максу добраться вон до тех кустов. Будем попутку караулить.

— До каких? Тех, которые у пригорка? — Ветрицкий дотронулся до уха и вздрогнул: на пальцах остались пятнышки крови.

— Угу. — Меня заинтересовал именно этот пригорок. Кони быстро в горку тянуть не смогут, и у нас будет время найти общий язык с возницей. — Макс, падай туда и отдыхай. Только на дорогу не высовывайся.

— Да чтоб тебя! — с досады ругнулся Николай, нагнувшись, зачерпнул полпригоршни снега и приложил к уху.

— Что случилось? — скосился на него Макс.

— Веткой серьгу зацепил.

— Не вырвал? — Меньше всего мне сейчас хотелось возиться с разорванным ухом.

— Нет, надорвал немного. — Николай швырнул заляпанный кровью снег под ноги.

— Ничего, до свадьбы заживет, — успокоился я. Главное, чтобы заражения не было.

— Не цеплял бы серьгу, ухо целее было бы. — Макса серьга явно раздражала. — А то ходишь, как нефор какой.

— Хочу и хожу, — вспыхнул Ветрицкий. — Тебе какое дело?

— Да никакого, — усмехнулся Макс. — Хоть кольцо в нос вдень, я тебе и слова не скажу.

— Вот и помолчи тогда, гоп.

— Сам помолчи, нефор.

Немного постояв, я подхватил свой мешок и, покачиваясь, поплелся за парнями. Если Макс заляжет за наметенным сугробом, с дороги его видно не будет. Коля сможет занять позицию на пригорке в ельнике, а я закопаюсь в снег где-нибудь на середине подъема.

— Мне куда? — Ветрицкий помог доковылять Максу и спустился ко мне.

— Иди наверх, без меня не высовывайся. Подсядем к кому-нибудь, через пару часов в Волчьем логе будем. — Я передал ему свои лыжи и вещмешок.

— Хорошо бы, а то этот гоп меня уже достал.

— Гопы, быдло… — поморщился я. — Когда навешиваешь ярлык, начинаешь думать, что человек так и будет себя вести. Но ярлык — это всегда обобщение. И тот, кого ты окрестил «гопом», запросто может тебя озадачить.

• Предыдущая
• 59/105
• Следующая