На грани счастья - Алюшина Татьяна Александровна - Страница 41
- Предыдущая
- 41/51
- Следующая
Мама звонила из Италии один-два раза, прилетала на папины полгода и годовщину, извинялась, что не может чаще.
Через полгода после переезда в их «колхоз» у дедушки Васнецова случился повторный инсульт, и через три недели он умер. Допродавали кое-какие вещи, пару бабушкиных колец — похоронили. Мама смогла приехать только на девять дней. На поминках, в семейном кругу, бабушку Васнецову вдруг «пробило» обвинять маму:
— Все из-за тебя! Как только Васенька тебя увидел, нас с отцом бросил, всего себя тебе посвятил! Ты ему чуть карьеру не испортила! Если бы тогда на партсобрании ему занесли выговор, то тут же бы из министерства выгнали!
— Ну не выгнали же, — улыбалась мама.
— Жизнь ему загубила, умер молодым! — закричала бабушка.
— Ну-ка, прекрати! — вдруг громко потребовала тишайшая Лидия Ивановна и хлопнула ладонью по столу. — Ты просто зловредная эгоистка! Только о себе всю жизнь и пеклась! С внучками ни разу не посидела, на выходные не взяла! Ты на Риточку злишься только потому, что тебе надо было, чтоб Василий Дмитриевич только о тебе пекся да деньгами и заботой баловал! Привыкла на его шее катиться! Они в счастье девятнадцать лет прожили, как один день! В счастье и любви необыкновенной! И не смей на Маргариту наговаривать!
Бабушка Васнецова расплакалась, а мама обняла ее, успокаивала и все что-то шептала ей на ухо, улыбаясь печально. Конечно, про своего Васечку.
Жизнь преподнесла новую проблему — заболела бабушка Васнецова.
Требовалась срочная операция, но… возраст, врачи не очень-то хотели браться, все-таки восемьдесят лет, и — разумеется! — требовалось заплатить большие деньги, чтобы взялись за операцию.
Очень большие.
Весь состав «коммуналки», сидя за круглым обеденным столом, смотрел на Дашку в ожидании, что она придумает и станет спасать их в этот раз.
И она придумала:
— Продадим бабушкину квартиру!
— Нет! — категорически заявила бабушка Васнецова. — Это моя квартира, я против! Где я жить буду?
— Если не продадим, жить ты уже нигде не будешь! — жестко пояснила Дашка. — Сделаем операцию, и нам еще тебя на ноги поставить надо.
Операция прошла тяжело, как и предупреждали врачи, с осложнениями и долгим реабилитационным периодом. Бабушка стала совсем трудной, невыносимой, требовала повышенного внимания, жаловалась, что ее обобрали, а человеческих условий жизни не предоставили. Ну, по этому пункту в чем-то она была права.
Последний ремонт в квартире делался года за четыре до смерти папы, а прошло после нее уже три. Проживание такого количества людей привело к ускоренному изнашиванию как мебели, так и жилья.
Мама по контракту осталась работать в Италии, звонила часто, звала к себе в гости, да денег у девчонок не было на такие поездки. А тут вроде как образовались средства, остались после продажи квартиры и бабушкиной операции, и они решили сделать ремонт. И главное, оснастить кухню хорошей бытовой техникой, облегчить бабушке Наде и Лидии Ивановне нелегкий домашний труд.
Дизайнера нанимать не по деньгам и запросам, а посему Дарья сделала свой дизайн-проект. Засела за книжки-журналы, проконсультировалась с друзьями, которые учились в архитектурном, — измеряла, чертила, объездила строительные магазины и рынки, составила смету. Позвонила по старой памяти Ивану Павловичу, спросить, нет ли у него на примете хорошей строительной бригады. Главное, надежной.
Бригаду Иван Павлович нашел и прислал толковую, все профессиональные строители из Подмосковья. Они им и переехать помогли на квартиру старших Юдиных.
И начался у них ремонт. Мама дорогая! Никто ж не предупредил, какая это засада! При всем том, что строители работали качественно, быстро, найдя сразу общий язык с Дарьей, кое-что даже подсказывая ей по ходу.
Вместо намеченных двух месяцев «стройка века», как назвала Катька, затянулась аж на четыре. Да ладно, и это бы потерпели!
Но кто сказал, что засада — это слегка трухануть, пукнуть в атмосферу испужно, и все? Нет, господа, засада — это несколько иное.
Заболел бригадир строителей, делавших ремонт, взамен его прислали другого, временного. Казалось бы, строитель и строитель.
Ан нет! Пункт первый — попадалово! Катька вдруг умудрилась в него влюбиться. И тут такое началось!
Сначала Колюньчик, как нежненько называла его Катька, стал частенько к ним заезжать и засиживаться вечерами допоздна, а недельки через полторы и вовсе перебрался в их табор с вещичками, «осуществлять свою единственную в жизни любовь!» — собственно, прямой цитируемый текст!
Нормально так, живенько: двухкомнатная квартира, лежачая больная плюс еще пять человек, и тут такой красавец с вещичками, «осуществитель»!
Спали они с Катькой на кухне, на полу. Ну и это временное барачно-коммунальное житье можно было перетерпеть. Но при этом очень хотелось бы поспать, прослушав еженощную «трансляцию» порноканала, а еще больше хотелось выжить после храпа Колюньчика. Прямо какое-то изматывающее счастье для всех.
Дашка находилась в таком глубоком недоумении по поводу избранника сестры и прострации от хронического недосыпа, что доставала Катьку:
— Кать, это что? Рабский стон угнетенного либидо или пролетарский шиш контрреволюции? Он же имбецил обыкновенный с брутальным отягощением!
— Не смей говорить про него так! — взрывалась Катька. — Он настоящий мужчина!
— А хто спорить? — вздыхала Дашка. — Если бы семья не прослушивала еженощно полный курс вашего оргазмического единения, давно бы выгнали его куда подальше. Но, Кать, нас здесь шесть человек и он сверху, это уже перебор!
— Это моя личная жизнь! — штопором в землю упиралась Катька.
— А на его территорию перенести эту твою личную жизнь нельзя? — выясняла Дарья.
Оказалось, не-е-е, незя-я-я! В подмосковную строительную общагу, где обитал Колюньчик, Катьке как-то не хотелось.
Освоившись в их квартире и жизни, укрепившись Катькиной жизненной установкой «назло всем!», Колюньчик начал умничать, поучая:
— Вы, Лидия Ивановна, неправильно посуду моете, надо тереть, тереть, а вы поливаете.
— Не умеют у нас дороги строить! — заявил Колюньчик заслуженному строителю, награжденному множеством наград, деду Стасу. — А почему? Я отвечу! Технологий не знают!
За недельку справился со всеми обитателями дома, «научив жизни», и пришла Дарьина очередь. Поздним вечером, когда она добралась до дому и пила чай в кухне.
— Вот что я тебе скажу, Даша, — взял добротную поучительную ноту Колюньчик. — Неправильно живешь. Симпатичная деваха, а без парня, ремонт этот затеяла глупый, деньжищ на него ухлопала, а надо было машину покупать и в бизнес какой залезть.
И тут у Дарьи сорвало все краны, крыши и тормоза в полный разнос! Да так, что попрятались по комнатам все, кроме Катьки, сидевшей рядом с Колюньчиком.
Озверевшая Дашка убийственно холодным тоном, делая ударение и акцент на каждом слове, пояснила расстановку дальнейшей жизни:
— Значит, так. Сейчас ты собираешь свои вещи. Если через пятнадцать минут ты еще будешь находиться в квартире, я вызываю милицию. Заявление на тебя такое напишу, роман! Суток на пятнадцать минимум. И еще. Вернешь до копейки украденные на строительстве деньги. Смету составляла я и знаю, сколько ты натырил. Если завтра не вернешь, посажу года на три. Чтобы ты знал, нанимал строителей для нас замминистра. Масштабом грядущих неприятностей проникся?
Колюньчик побледнел и оторопело хлопал глазами, напугавшись вусмерть. Но тут встряла Катька:
— Ты не имеешь права с ним так разговаривать! Это мой молодой человек и моя лич…
— Ка-тя! — отчеканила тем же тоном Даша. — В Под-мос-ко-вье! В строительную общагу! Со всей своей личной жизнью! Не устраивает? Лето на дворе, лавочки есть. — И повернулась к Колюньчику, недоуменно подняв брови: — Не поняла, чего сидим? Время пошло!
Катька принялась ругаться, возмущаться, что-то требовать, но ровно до того момента, пока не закрылась входная дверь за Колюньчиком, поспешившим ретироваться по тихой грусти.
- Предыдущая
- 41/51
- Следующая
