Блондинка за левым углом - Куликова Галина Михайловна - Страница 39

• Предыдущая
• 39/57
• Следующая

– Две, – скромно потупясь, попросила Лайма. – Две возьми.

– Чего – две? – не понял Геннадий.

– Две рюмки.

– А твоя где?

– Ну... Как ты не понимаешь? Разве до посуды мне было?

Шаталов посмотрел на изрядно опустошенную бутылку, которая еще с утра была полнехонька, и поинтересовался:

– А раны ты этим коньяком не промывала?

– Да нет, все внутрь, – застеснялась Лайма.

– И все из горла?

Она промолчала, и Шаталов, удивленно крутя головой, вышел из комнаты, размышляя о могучих резервах человеческого организма, открывающихся в экстремальных ситуациях.

К тому моменту, как коньяк закончился, Лайма почти спала, едва удерживая падающую на грудь голову здоровой рукой. Периодически она ловила себя на том, что отключается от разговора. Геннадий уже смирился с тем, что ночь любви ему не светит, а Лайма вот-вот свалится и заснет мертвецким сном. Поэтому напоследок решил перевести беседу в деловое русло:

– Можно полюбопытствовать, что же ты все-таки перевезла сегодня?

Лайма, язык которой уже совсем не ворочался, сделала широкий приглашающий жест все той же единственной функционирующей рукой – смотри, мол, наслаждайся.

Повинуясь этому неопределенному взмаху, Шаталов встал и медленно побрел по квартире, внимательно осматриваясь в ожидании благодатных перемен и приятных неожиданностей. На маленьком столике около домашнего кинотеатра он обнаружил видеокассеты с фильмами, одно воспоминание о которых вызывало отвращение к сексуальной жизни.

– Ты это смотришь? – удивленно поинтересовался Геннадий.

Лайма лишь что-то буркнула в ответ и засопела. Дальнейший осмотр гостиной привел его к стопке книг, две из которых он с ухмылкой отложил, а третью, с золотым тиснением на переплете, стал осторожно рассматривать.

– Пико... делла... Мирандола... – напряженным голосом зачитал он вслух блестящие буквы. – Ты это вот читаешь? – с подозрением поинтересовался Шаталов у мирно сопящей Лаймы.

Та безвольно мотнула головой. Дальнейший осмотр квартиры привел к таким бесценным находкам, как странные зеленые одеяния на вешалках в спальне и дикая фаянсовая чашка с надписью «400 лет Архангельску» на посудомоечной машине. Ископаемые щетка, мыло и паста добили Шаталова окончательно.

Когда он снова появился в гостиной, держа в одной руке вешалку с юбкой-фартуком, а в другой сжимая тюбик с «Поморином», Лайма уже спала, откинувшись на спинку кресла.

– Послушай, – вежливо поинтересовался у спящей Шаталов, – ты ведь не хочешь сказать, что носишь эту дрянь?

Звук его голоса на минуту вернул Лайму в мир людей и вещей.

– Что, дорогой? Ты что-то говорил?

– Я не говорил, я спрашивал. Скажи, ты правда носишь эту одежду? – Он потряс перед ее носом зеленой юбкой.

– Какая гадость, – возмутилась Лайма. – Где ты ее взял?

– В шкафу, на вешалке.

– Ну, значит, какая-то твоя баба оставила. – Лайма зевнула и снова начала уплывать в царство снов.

– Ничего подобного! – взревел Шаталов. – Какая баба?! Это ты привезла!

Лайма, не открывая глаз, миролюбиво кивнула головой.

– Послушай, – настойчиво продолжал Геннадий. – Послушай же! Ты меня слышишь?

– Слышу, – потусторонним голосом профессионального медиума отозвалась Лайма, глаз так и не открыв.

– Ну, посмотри же на меня, – потребовал Шаталов.

Лайма, вняв его мольбам, приоткрыла один мутный глаз и уставилась в пространство.

– Милая, – боясь, что она снова заснет, заторопился Геннадий, – скажи, зачем тебе «Поморин»? В последний раз я видел его лет двадцать пять назад, в пионерском лагере. Где ты его взяла? Ты ведь не чистишь им зубы?

Лайма еще несколько секунд крепилась, следя открытым глазом за его губами, потом отчетливо произнесла: «Никогда!» – и мягко свалилась с кресла на ковер. Шаталов взял подозрительную пасту в руки и опасливо отвинтил колпачок. Из тюбика полилась мутная коричневая жижа, вонявшая жабами. Он сказал: «Фу-у-у!» – и швырнул тюбик в раскрытую форточку.

Ранним утром, когда Лайма еще крепко спала, Геннадия поднял на ноги срочный звонок, и он, наскоро приведя себя в порядок и хлебнув кофе, умчался, не оставив даже записки. «Освобожусь – позвоню, а там разберемся», – решил он, уже сидя в машине.

Лайма проснулась сильно после полудня. Пробуждение напоминало сцену из фильма «Ожившие мертвецы». Усилием воли она отскребла себя от кровати и добрела до зеркала в ванной. По дороге проверила, кто есть дома. Дома был Кларитин, который спал в туалете с тапком в обнимку. Ни самого Шаталова, ни записки от него обнаружить не удалось.

Лайма была не готова к тому, что узрела в зеркале, поэтому крепко зажмурилась. Неужели Шаталов, проснувшись утром, увидел рядом с собой на подушке вот эту зеленую кикимору? Да... Нужно быстро что-то с собой сделать. Затем решить кошачьи проблемы. Потом связаться с Медведем и Корнеевым, чтобы договориться о встрече. На последнем месте, как всегда, оказалась личная жизнь. Шаталов как-то сам собой отодвигался на задний план.

Приняв душ, Лайма еще раз посмотрела в зеркало. Кикимора все еще была там. Человеческий облик предстояло создать практически из ничего. Она потратила уйму времени и старалась изо всех сил, дав себе клятву больше не пить. По крайней мере, столько.

Обеспечив Кларитина едой и водой до вечера, Лайма вышла из квартиры и замерла перед лифтом. Вчера ночью, перед тем как напиться, она так и не пришла ни к какому выводу: случайностью было ночное нападение или это спланированное покушение на нее? Мысль о втором варианте была неприятной. Тем не менее, приходилось считаться с фактами.

Получается, ей нужно держать ухо востро. Для начала пришлось отказаться от лифта, чтобы проверить, не караулит ли ее кто внизу. Кроме индифферентного консьержа, там никого не оказалось. Второй шаг – живой добраться до машины. «А вдруг машина заминирована?» – мелькнула страшная мысль. Ловить попутку? Тоже можно угодить в капкан. Вызывать такси поздно. И как вообще жить дальше? Это же невозможно – так вот ходить и бояться всего!

Она подошла к машине и попыталась заглянуть под днище. Присела на корточки и пошарила внизу рукой. Вытерла руку платочком, села за руль и отважно повернула ключ в замке зажигания – семи смертям не бывать, а одной не миновать! По дороге лихорадочно соображала, с кем бы обсудить ситуацию. Лучше всего, конечно, с самим Борисом Борисовичем Дубняком, но где его взять? Провалился как сквозь землю. С Корнеевым и Медведем? Но что они смогут предложить? Отправят ее к чьей-нибудь знакомой бабушке в Урюпинск. Или станут по очереди ее охранять. Но охрана, как свидетельствует мировая практика, вряд ли поможет. Да и как к такому развитию событий отнесется Шаталов? Охранник у дверей спальни! Нет, это отпадает. Вопрос, требовавший немедленного решения, повис в воздухе.

По дороге Лайма поняла, что страшно хочет есть и готова ради пищи на подвиг и на подлость. Несмотря на то, что Корнеев и Медведь ждали ее в штаб-квартире с самого утра, она решила завернуть по дороге в ресторан и основательно подкрепиться. Кто знает, как сложится сегодняшний день?

Она подъехала к своему любимому ресторанчику, где относительно недорого и вкусно кормили. Официанты ее знали и обслуживали быстро. Единственное, чего она не учла, – фактора времени. Был обеденный час пик, когда со всей округи, из всех многочисленных фирм и фирмочек, из банков и страховых компаний сюда слетались на бизнес-ленч мелкие и среднего калибра клерки и их боевые подруги – аккуратные девушки из секретариатов и бухгалтерий. Клерки были двух видов: лихорадочно озабоченные и демонстративно расслабленные. Первые всем своим видом давали понять, что обед – это досадная помеха в работе и за это время они могли бы сделать много полезного для родной организации. Вторые демонстрировали собственным примером, что тот, кто не умеет нормально отдыхать, не может и нормально трудиться. Строго говоря, большинству из них после обеда в родной конторе и делать-то было нечего, но они скорее умерли бы, чем признали сей прискорбный факт.

• Предыдущая
• 39/57
• Следующая