Выбери любимый жанр

Огнедева. Аскольдова невеста - Дворецкая Елизавета Алексеевна - Страница 13

Изменить размер шрифта:

Добра этого долго искать не приходится, но Дивляна все же не поленилась дойти до дальнего луга, где собирала травы Кручиниха, — уж она, разумеется, знала наилучшее, самое сильное и чистое место. Боронец-трава здесь тоже имелась — целые заросли перед малинником на краю луга. И хотя обычно люди морщатся при виде длинных, к началу осени вымахавших чуть ли не в рост человека зеленых стеблей с кусачими широкими листьями и крупинками семян на тонких волосках, сейчас Дивляна улыбнулась им — этот грозный зеленый строй был в ее глазах союзным войском, высланным Матерью Сырой Землей ей на помощь для борьбы с врагом.

Выбрав место, она поставила наземь свою корзину, сняла исподку и распустила волосы. Сильные травы берут обнаженными — отказ от одежды выводит из круга человеческого мира, ставит на грань миров и позволяет заглянуть на Ту Сторону — откуда и является сила. А Дивляна была сейчас самым подходящим человеком для того, чтобы смотреть на Ту Сторону. Она трижды пересекла границы своего мира: покинула девичий круг, но еще не вступила в стаю мужних жен, рассталась со своим родом, но не примкнула к новому, оставила позади родную землю, но не достигла новой родины. Она стояла на грани всех миров, словно срединная точка Всемирья, и сейчас, на алой заре, эта ее сила достигала предела.

Дивляна вынула из корзины несколько серебряных браслетов и перстней из своего приданого и разложила перед строем боронец-травы. Потом поклонилась шесть раз и достала кусок нового плотного льна, отбеленного и еще не стиранного.

— Ты, боронец-трава, от богов сотворена, от Матери Земли рождена! — заговорила Дивляна, как учили ее мать и бабка. — Сварог сию ниву пахал, Макошь сеяла, Перун поливал, Белее урожай собирал, мне помогал… Благослови, Мать Сыра Земля, сию траву на исхождение, а внуку Дажьбожьему на исцеление…

Трижды повторяя заговор, она срывала плотные жесткие стебли через белое полотно, чтобы не касаться руками — так чистота волшебной травы не будет нарушена и та подействует сильнее, — и складывала их на расстеленное полотно. Травы ей требовалось довольно много. Иногда колючие листья задевали голую кожу и Дивляна вздрагивала, но улыбалась, чтобы боронец-трава не подумала, будто она недовольна; да и на самом деле это жжение только разогревало ее, обостряло ощущение, что она стоит на самом краю земного мира и смотрит в мир богов.

Травы — волосы земли, а волосы — средоточие силы любого существа. Потому так много ворожбы творится с человеческими волосами, и потому в травы переходят силы Матери Земли. Распущенные волосы Дивляны касались зеленых стеблей, словно напитываясь их силой, и она уже чувствовала себя могучей и легкой, словно Лада Белая Лебедь в просторах синих небес…

Когда она вернулась в село с огромной охапкой зеленых стеблей, обернутых белым полотном, все расступались, стараясь отойти подальше, — кропива, обычная вещь, сейчас казалась чем-то волшебным, исполненным невиданной силы, от которой простым смертным лучше держаться в стороне. Со своей добычей Дивляна явилась прямо в Новилину избу и осторожно опустила ее на пол перед печью. Двух женщин, которые пришли умыть и покормить князя Ольгимонта, она отпустила и села, глядя на лежащего.

Во время ночной битвы Ольгимонт получил множество ран, оставленных наконечниками копий, на которые он в беспамятстве натыкался. Все они были неглубоки и большой опасности не представляли, но их нужно было промывать и делать примочки из заживляющих трав. А главное, они были везде — на груди, на спине, на плечах и на боках, — поэтому, как его ни положи, Ольгимонт испытывал боль и иногда постанывал сквозь зубы. Только тогда и можно было услышать его собственный голос. Духам-захватчикам до боли и слабости человека дела нет: они не чувствуют его страданий и наполнят своей собственной силой, когда он опять им понадобится. Когда опять настанет ночь…

Дверь открылась, ворвался взмокший Званец, Ольгимонтов отрок, — увидел издалека, что Огнедева вошла сюда с кропивой, и примчался. С его помощью Дивляна подняла князя, размотала старые повязки, промыла раны, наложила новые. Причем распаривать березовые почки, настаивать зверобой и душицу ей помогала Росуля. Девочка оказалась удивительно смышленая для своих восьми лет — сообразительная, терпеливая, прилежная, она держалась совсем как взрослая, и Дивляна понимала, почему из всех своих многочисленных отпрысков бабка Кручиниха, похоже, именно ее выбрала себе в преемницы. Жаль, так мало успела.

Из части собранного зелья Дивляна тоже сделала отвар и напоила Ольгимонта — пусть защитная сила боронец-травы напитает его изнутри. Но основное было еще впереди.

Когда они со всем этим покончили, было уже далеко за полдень. Дивляна поблагодарила своих помощников и отпустила их: Званец и Росуля с одинаковым любопытством косились на нее, но не спрашивали, понимая: предстоящей ворожбы никто видеть не должен.

Дивляна осталась одна с Ольгимонтом, который лежал на спине, полуоткрытыми глазами глядя в темную кровлю, и грудами боронец-травы на полу возле печи. Пора было приступать, но руки слегка дрожали. Она знала и понимала все, что ей предстояло сделать, знала даже то, что в ней самой и в боронец-траве хватит сил для предстоящего, но сразу смогла собраться с духом перед первым в жизни настолько важным самостоятельным делом.

В сенях послышался шум, дверь открылась. Дивляна обернулась и увидела Белотура. Она и досадовала, что ей помешали, и где-то в глубине души чувствовала облегчение, что можно еще немного отложить…

Белотур осмотрел сперва рассыпанные по полу зеленые стебли, потом саму Дивляну.

— Что ты делать собралась?

— Духов изгонять. Насовсем, — скромно ответила Дивляна, глядя на него, склонив голову, с робким и немного игривым лукавством. Все-таки ей было приятно, что он пришел: близость этого сильного, уверенного человека подкрепляла ее собственную уверенность.

— Это тех, которые вчера…

— Да.

Белотур снял шапку, осторожно, чтобы не наступить на кропиву, пробрался к лавке и сел напротив Дивляны, глядя на нее внимательно и даже недоверчиво, будто обнаружил на привычном месте нечто новое. Раньше он только любовался будущей невесткой как юной, красивой девушкой, веселой и приятной, способной поднять настроение одним своим видом. Но теперь… Он тоже вчера слышал, как она приказала духам уйти, и те послушались. Как это вышло? Почему ей это удалось? Да, она — Огнедева, однако мало ли таких Огнедев в каждом селе и городке сажают на белого коня во время весенних обрядов и чествуют как богинь — но богинями ведь они от этого не становятся. Властью управлять духами обладают мудрые и опытные волхвы и ворожеи, старые и страшные, как чучело Марены, сами одной ногой, стоящие в Закрадном мире.

А она… От ее волос веяло горьковатым и будоражащим запахом свежих трав, глаза блестели, на щеках цвел румянец — она была будто русалка, влекущая, соблазнительная, и, глядя на нее сейчас, Белотур мог думать только об одном — о том, о чем запретил себе думать, как только понял, что мысли снова и снова к этому возвращаются. Ему было трудно даже вспомнить, о чем собирался с ней говорить, но ведь он отвечает за то, чтобы привезти невесту брата в Киев целой и невредимой.

— Ты… и, правда это сможешь? — недоверчиво спросил воевода, разглядывая ее и думая, что эта манящая красота богами предназначена вовсе не для борьбы с игрецами.

— Смогла же вчера.

— Вчера я ничего не понял.

— А тебе и не надо. Острым железом духов можно напугать и даже отогнать ненадолго, но они вернутся. Чтобы избавиться от них совсем, нужно другое.

— Нет, постой. Я не хочу, чтобы ты… — Белотур с беспокойством мял свою дорогую шапку. Он совершенно точно знал, что девушке не следует вмешиваться в такое дело. Но, с другой стороны, перед ним сидела не просто девушка, и он не был уверен, что может решать за нее. А хотелось… — Я за тебя отвечаю, чтобы брату невесту в целости и сохранности привезти. А тут игрецы! А если они на тебя набросятся?