Заказ - Кульчицкий Константин - Страница 36

• Предыдущая
• 36/117
• Следующая

– Что не слава Богу, Василь Никифорыч? – спросил он напрямик. – Не иначе, опять за старое взялся? Доллары в чулке ховаешь?.. На новую какую-нибудь конягу копишь?..

– Беда у меня, Андрей Николаевич, – глуховато Долетело в ответ. – Жеребца украли. С Сайского ипподрома… Можно сказать, дело всей жизни моей… Подсоби, если можешь… Или хоть посоветуй…

В ближних камышах гулко ударила хвостом крупная Щука. От неожиданности конь вздрогнул. Прислушался…

Над дремлющей гладью воды все звуки разносились далеко-далеко. На противоположном берегу негромко разговаривали люди. А казалось, будто они совсем рядом.

Паффи глубоко вздохнул.

И, словно в ответ на его вздох, за камышами стали слышны ритмичные поскрипывания уключин.

Звук был незнакомым, и старый конь снова насторожился, пристально вглядываясь в темноту. Уши обратились в сторону возможной угрозы и застыли в предельнейшем напряжении…

Лодка вынырнула из-за камышей метрах в десяти от коня – то ли запоздавшие рыболовы, то ли ранние охотники, не в сезон выходившие пострелять уток на вечерней заре… Кто их в темноте разберёт?

– Смотри, лось! – долетело из лодки. – Во-он там…

– Точно… Ух и громадина…

– Тише ты… Подплывём?

– Да ну его, ещё связываться… Не лось – лосиха… Видишь, рогов нет…

Конь услышал человеческую речь, поднял голову, напрягся… Может, это его ищут?!..

И он заржал. Изо всех сил, громко, отчаянно…

Эхо моментально разнесло его клич, и озеро ответило десятком его собственных голосов, постепенно слабевших и затихавших вдали.

Лодка шарахнулась в сторону.

– А ты – лось, лось, – послышалось оттуда. – Пить надо меньше. Коня за лося… Интересно, что он здесь в лесу делает?

– А хрен его знает, – философски ответил другой то ли охотник, то ли рыбак.

И лодка, монотонно скрипя уключинами, медленно растворилась в ночи. Уплыла…

Конь снова громко заржал: «Куда же вы?.. Я здесь!..» И снова только эхо прозвучало в ответ. Он вытянул шею, глядя вслед уплывшей надежде. Как жаль…

Вот когда стало по-настоящему грустно и одиноко. Кажется, люди в самом деле прогнали его. Никто не хотел его больше любить…

Старый конь опустил шею и прикрыл глаза.

На другом берегу засветилась яркая точка. Там, где слышались далёкие человеческие голоса. Постепенно светлое пятнышко разрослось: точка превратилась в костёр, отчётливо видимый оттуда, где стоял Паффи.

Он с грустью смотрел на далёкий огонь… Костёр притягивал и манил. Конь знал: там были люди. Он видел их в отсветах пламени, слышал их голоса. Люди…

Паффи прожил среди них всю свою жизнь. Жизнь, в которой предостаточно было горестей и обид. Сколько раз ему хотелось убежать как можно дальше от вида и запаха человека!.. И что?.. Разразилась неожиданная свобода – и без этих самых людей вдруг стало очень плохо и одиноко. Хуже того – страшно…

Старый конь оглянулся на жуткую стену чёрного леса, возвышавшегося на берегу за его спиной. Снова нашёл глазами далёкий, но неосязаемо греющий костёр… и опять заржал – громко, призывно.

И вновь озеро ответило ему десятками затихающих ржании, и он долго смотрел в темноту, слушая, как умирает вдали последнее эхо.

Мелкие голодные окуньки, осмелев, начали с разгона долбить его по ногам своими носами. Это было не больно, скорее щекотно, но так неожиданно, что конь вздрогнул. Безобидная забава рыбёшек напугала его. Поднимая фонтаны брызг, он шумно ринулся к берегу…

Ольшаник послушно расступился, выпуская его из воды, и он грузно и грустно отправился назад по чуть заметной тропинке, полагаясь в темноте больше на иух и чутьё, чем на глаза. Через некоторое время он снова оказался на пушистой полянке. Дальше конь не пошёл. Куда?.. Кто его там ждёт?..

Со всех сторон полянку окружал лес. Чужой, до вершин залитый ночной чернотой… населённый незнакомыми запахами, шорохами и прочими страхами…

Конь остановился, тяжело вздохнул и, словно смирившись с судьбой, низко опустил голову. И замер так – на всю ночь…

Спать хотелось ужасно.

Всем известно, что здоровые, полные сил лошади спят стоя. Старому, уставшему от жизни коню простоять всю ночь на ногах было совсем не просто. Он бы с удовольствием лёг, но разве тут ляжешь? Разве тут поспишь?..

…Вот хлопнули чьи-то крылья…

Что это?

…А этот шорох? …А там кто – в кустах?.. Безобидный ёж – или..?

Никого…

Сколько раз за эту ночь Паффи резко вскидывал шею, испуганно оглядывался вокруг и опять замирал. Проходило время, и голова поникала, шея вновь опускалась, глаза прикрывались…

И снова конь в ужасе вздрагивал – как тогда, когда над поляной, бросаясь из стороны в сторону, бесформенной тенью пронеслась большая летучая мышь…

Веки опускаются, опускаются…

…Резкий вскрик ночной птицы!

…Хрустнула веточка… Что это?.. Кто?!

И так – без конца…

Старику уже стало казаться, что эта жуткая ночь не кончится никогда. Но веки вновь тяжелели… Наливались густой озёрной водой…

Конь не заметил, как сначала поблекли звёзды, как непроглядно-чёрная чаща стала понемногу делаться серовато-прозрачной…

А потом сделалось мучительно холодно.

Предрассветный туман прядями и волокнами выползал на полянку. Конь погрузился в него сперва по запястья, потом по грудь… и наконец не стало видно даже верхушек деревьев – всё поглотило сплошное белое молоко.

Лес затих. Замер в ожидании утра… Даже злющие комары исчезли куда-то, наверно, отправились отдыхать после ночи трудов…

Паффи так и не двинулся с места. Стоял, смутно видимый сквозь клубы плотного утреннего тумана.. похожий на кем-то забытое в лесу, но всё ещё прекрасное изваяние…

Часа через три наконец-то чиркнули по верхушкам деревьев первые лучики солнца. Сначала робко, по-том всё уверенней и громче запели, загомонили ранние птицы. И лес сразу ожил, стал наполняться звуками.

Мирными и нестрашными звуками, совсем не такими, как ночью.

А конь все стоял и стоял неподвижно, низко опустив шею…

Через час солнце поднялось уже достаточно высоко, его яркий свет и ещё слабое утреннее тепло наконец достигли полянки. Туман окончательно рассеялся. И насквозь промёрзшему за ночь старику показалось, будто его шёрстку тронули ласковые, знакомые, тёплые руки…

Как хорошо и покойно…

Конь приоткрыл глаза и заново осмотрелся.

Если бы он умел улыбаться, он бы улыбнулся сейчас. Но он лишь вытянул шею, сморщив и раскрыв губы, и легонько принялся гонять воздух туда-сюда ноздрями, пробуя и смакуя запахи летнего утра.

Яркий солнечный свет немножко резал глаза, но отворачиваться от него не хотелось. И лес, такой страшный в ночи, выглядел вполне дружелюбным. Такого – весёлого, согретого утренними лучами – конь его уже не боялся.

Он до того вымотался за ночь, что усталость отогнала даже страх. А может, просто начал привыкать понемногу…

Паффи наклонился, захватил губами изрядный пучок сочной травы, обильно пропитанной утренней росой. Неспешно принялся есть. Затем со вздохом подогнул ноги и грузно, всем телом опустился на мягкий зеленый покров. Ещё несколько раз, уже лежа, он отщипнул травки. Благо она была рядом и было её множество. вяло начал жевать, но стало так трудно держать голову на весу… Веки окончательно наползли на глаза… конь глубоко заснул, пригретый набирающим силу утренним солнцем, убаюканный ласковым шорохом листвы.

Когда ноздри коснулись земли, окружающее для него уже не существовало…

Следующий звонок, сделанный в эту ночь Василием Никифоровичем, был в Санкт-Петербург. Но не Сергею. Цыбуля звонил генерал-лейтенанту Олегу Павловичу, которого знавал когда-то ещё полковником КГБ. Теперь Олег Павлович сидел в так называемом Большом доме и был много круче, к примеру, заместителя начальника местного УВД. Фамилия генерала была Дегтярёв…

• Предыдущая
• 36/117
• Следующая