Расстаемся ненадолго - Кулаковский Алексей Николаевич - Страница 77

• Предыдущая
• 77/86
• Следующая

Жарский оставил мысль о школе, переживал, мучился и совсем не знал, куда кинуться, куда податься, к кому обратиться за советом, у кого просить помощи. Илья Ильич к концу лета возобновил свои хождения по деревням. Он пришел к убеждению, что, если бы не комендант, не его чудовищное вероломство, школы могли бы работать в местечке. Вся беда, гарнизон здесь большой, комендант попался никудышный, с черной душой. Там, где нет гарнизонов или поменьше они, не будет подобных помех.

И пошел Илья Ильич с этой убежденностью по школам, квартирам учителей. В неустанных скитаниях своих попал он и в хату лесника, где жил Генька Мухов.

Был уже вечер. Над хатой тихо шептался осинник, изредка сбрасывая на обросшую мохом крышу желтый лист. Поодаль тускло отсвечивал густой ольшаник, а еще дальше поднимался, закрывая горизонт с запада, молодой ельничек. Возле хаты ни души, хоть явно хозяйка где-то здесь: на огороде, что тянется в глубь леса, стоит корзина с молодой картошкой, рядом лежит лопата. Из хаты доносится капризный плач ребенка.

Илья Ильич толкнул дверь, но она оказалась на засове. Побренчал щеколдой, и детский плач утих. Но никто к двери не подошел. Может, в окно смотрели на пришельца? Илья Ильич постучал еще раз и хотел уже повернуть назад, как вдруг к ногам шмыгнула, поднялась на задние лапы огромная, с доброго волка, собака.

– Гол, гол! – закричал кто-то из леса, и собака присела, виновато высунув язык.

Илья Ильич обернулся. Из сосняка вышел с корзиной на локте молодой, до черноты загорелый человек в военной гимнастерке и в черных штатских брюках, забранных в сапоги. Головки сапог были влажны от росы.

– Неужели такой урожай на грибы? – удивился Илья Ильич, заглянув в корзину, словно человек этот знаком ему давным-давно.

– Грибов-то много, да собирать некому, – ответил Генька. – А вы к леснику?

– Нет… – Илья Ильич замялся. – Я, видите ли… Давайте сразу познакомимся, – он протянул полусогнутую руку, будто хотел что-то взять. – Я Переход, заслуженный учитель.

– Мухов, – назвался Генька.

– Товарищ Муха?

– Мухов, – повторил Генька.

– Ага, извините, тогда я, пожалуй, к вам.

– Лёдя! – крикнул парень в окно, и в тот же миг дверь в сенцы отворилась.

В хате Лёдя боязливо уставилась на незнакомца, но, узнав, что это не полицейский и не партизан, успокоилась. В белом легоньком сарафанчике, босая, смугленькая от загара, она чуточку напоминала куклу. Возле кровати висела люлька, прикрытая тонкой домотканой постилкой.

– Старики наши где-то загостились, – улыбаясь, сказал Генька, – вот мы и остались вдвоем.

– Втроем, – поправил Илья Ильич. – Это же ваша? – с умилением глянул он на люльку.

– Мой наследник, – с гордостью ответил Генька, а молоденькая мама свесила косички над люлькой, засмеялась, счастливая.

– У меня к вам чисто профессиональное дело, – начал Илья Ильич.

Генька слушал, чувствуя себя неловко: никогда никаким учителем себя не считал, хоть проучился три года в физкультурном институте.

– Будете преподавать физкультуру, – говорил ему Илья Ильич, а он понятия не имел, как это преподавать ее: учить детей играть в футбол или объяснять им, что такое спорт и для чего он нужен?

– Если не физкультуру, то военное дело, – продолжал Переход. – Теперь таких людей поискать…

Военное дело было Геньке больше по душе, только обидно даже думать, что придется детьми командовать.

Разговор, пожалуй, затянулся бы, но в хату вошел полицай, напился воды, кивнул хозяину, чтоб вышел.

– Это что за тип? – спросил он в сенях так, что и Илья Ильич услышал.

– Заведующий отделом народного образования, – ответил Мухов, – заслуженный учитель школы.

– Наплевать, что он заслуженный! – прохрипел полицай. – Документы проверял?

– Я и так ему верю! – раздраженно проговорил Генька. – Он мой гость.

– Смотри, а то голова в петлю гостить пойдет! – пригрозил полицай и грохнул дверью. В окно было видно, как хозяйская собака завиляла хвостом перед ним, не брехнула, не преградила дорогу, как обычно, когда кто-то из чужих выходил из хаты.

Генька вернулся растерянный, глянул на гостя смущенно. Лёдя сделала вид, что перепеленывает ребенка, ни на что не обращая внимания.

– Что ему надо? – брезгливым тоном спросил Илья Ильич.

– А черт его, извините, знает! – ответил Генька. – Шныряют тут то одни, то другие. Минуты спокойной нет: сегодня полицаи, завтра партизаны. Дверь не закрывается, даром что место считается тихим, неприметным.

– И партизаны бывают? – заинтересовался Илья Ильич.

– Бывают, – продолжал Генька, – тут их лагерь неподалеку. Они и зимой наведывались. Командир отряда заезжал. Посидели, поговорили…

– Может, Сокольный? – глаза Ильи Ильича засветились любопытством.

– А? Что?.. – Генька будто язык прикусил. – Вы знаете Сокольного? Знакомы? Так?

– Наш учитель, – довольно и даже с оттенком гордости объяснил Переход. – В Красном Озере преподавал язык и литературу.

– Ах, вот как… Значит, он и заезжал. Мы с ним когда-то учились в одном городе, хотя и не были знакомы. Так? Потом встретились в воинской части в первые дни войны…

Мухов замолчал, как-то болезненно скорчился на табуретке, исподлобья посматривая на Лёдю.

– Меня весьма и весьма интересует этот человек, – доверительно заговорил Илья Ильич. – Был бы рад встретиться с ним. Некогда я посылал ему письмо, но ответ получил от райкома. Правда, не так скоро, но получил… Девочка одна передала…

И тоже замолчал, грустно-потерянно понурившись. И, наверное, уже в тысячный раз пред ним замаячила виселица возле школы, девочка, светлая, худенькая, та, которую когда-то носил на руках…

– Неприятным для меня было то письмо, – снова заговорил Илья Ильич, – весьма неприятным. Хотел даже отыскать райком, объясниться… Меня бы пропустили, меня тут все знают. Понимаете, обозвали авантюристом, чуть не провокатором! А разве это так? Я хочу добра людям, отдаю все, что у меня есть, а они говорят – партизанских детей учи, если хочешь заниматься педагогической деятельностью. Но какая разница?..

Начинало смеркаться. Во дворе кто-то прошмыгнул мимо окон – один раз, второй… Илья Ильич настороженно приподнялся, а Генька подошел к окну, уставился в полумрак. Долго смотрел.

– Нечистый их тут носит! – зло проговорил он и неуверенно вернулся на свою табуретку. Лёдя побледнела, дрожащими руками принялась укутывать ребенка.

– Кто там? – как мог спокойнее спросил Илья Ильич.

– Полицаи, сволочи!

– Что же они, каждый день тут?..

– Да не сказал бы, что каждый. Раньше побаивались лазить, если и приходил который, то тайными тропками, да и то на минуту. А сегодня что-то много их, давно торчат.

– Много? – Илья Ильич забеспокоился.

– Целая свора! – возмущенно продолжал Генька. – Залегли в кустарнике. Шел я сюда – останавливали. Осмелели, сволочи, так? Верно, что-то чуют… Вы оттуда? Правда ли, что идет большая сила на этот лес?

– Какая сила?

– Ну, немецкая, какая же еще!

– Не знаю, не слышал. – Илья Ильич хмуро поскреб подбородок. – Мне об этом не говорят, и я такими вещами не интересуюсь. Понимаете?

Мухов понурил голову.

– И я не очень-то интересуюсь, – вздохнув, пробормотал он. – Однако же куда денешься? На небо не прыгнешь на это время. Так? Лёдечка! – подошел к жене. – Ты обуйся на всякий случай и маленького одень.

– Значит, у них здесь засада, так я понимаю? – начал догадываться Илья Ильич. – На кого же?.. Ага, понятно, на кого… Товарищ Муха… Мухов! Может, нам не следует сидеть сложа руки? Может, мы должны… А? Товарищ Мухов!

– Что должны? – Генька судорожно поглаживал одной рукой косы жены, а другой помогал ей закутывать ребенка. – Что мы или, к примеру, вы должны?

– Ну, вы же сами… вы же сами говорили… – растерянно продолжал Илья Ильич. – Тут недалеко наши. На ваших и на моих глазах готовится что-то страшное… А как же мы?..

• Предыдущая
• 77/86
• Следующая