Волчья сила - Раткевич Элеонора Генриховна - Страница 2

Никогда нельзя предсказать, к кому нагрянет патруль и в какое время – то ли среди ночи спящих поднимут и пересчитывать станут, то ли к самому началу запретного времени подгадают, чтобы перехватить опоздавших. Нельзя Эйтье домой опаздывать – у него дедушка и сестренка. А у Ланны – родители. Неужели она совсем о них не думает? Да и о себе, если уж на то пошло, – ее ведь проверяющие наверняка дождутся и сцапают!

– Если домой опоздаем, а там проверка, можно еще отовраться как-нибудь, – покачала головой Ланна. – Ну, попробовать хотя бы отовраться. А вот если нас патруль с поличным застигнет, тогда нам крышка, и родным нашим тоже. Куда ты так торопишься, Эйтье?

Эттер пробурчал что-то неразборчивое, неохотно признавая ее правоту, и отвернулся.

Белый прямоугольник наклеенного на стену приказа отчетливо выделялся в подступающих сумерках.

Эйтье ссутулился и засунул руки в карманы, чтобы преодолеть искушение – они так и чесались сорвать проклятый листок. Раньше он это проделывал в мгновение ока: раз – и нет листка. Но эгеры так насобачились клеить свои писульки, что с приказом пришлось бы повозиться. Незаметно его не содрать.

Ну и пусть. Сегодня Эттер не будет ни срывать приказ, ни замазывать. Он придумал кое-что получше. Ну… если честно, это Ланна придумала, зато Эттер сообразил, чем ее придумку до ума довести. На его предложение согласились все.

– Патруль, – шепнула Ланна. – Давай…

– Нет, ну я так не согласен! – бойко зачастил Эттер, словно продолжая начавшийся ранее разговор. – Красная цена – три медяка, и никаких!

Уличная торговля была запрещена, но патрули смотрели на нее сквозь пальцы. Эгеры – потому что считали, что здешних варваров никакие законы не исправят, а таскать всех мелких нарушителей под арест – комендатура треснет. А патрули из местных перебежчиков – были и такие – предпочитали поживу аресту и охотно брали откуп. Конечно, всегда был риск нарваться, но до сих пор Ланне и Эйтье все сходило с рук.

Этот патруль был эгерским, и его не интересовало, могут ли дать на лапу тощая замурзанная девица с лотком всякой мелкой всячины и вихрастый мальчишка-покупатель.

– За три я тебе могу только обертку продать, – возразила Ланна. – Восемь, и дешевле не будет.

Эттер сделал вид, что только сейчас заметил патрульных, и быстро поклонился. Всякий раз, когда приходилось склоняться перед захватчиками, его мутило от ненависти. Ничего не поделаешь, надо. Врагу кланяться – голова не отвалится… а наоборот, целее будет. А вот за ваши головы, голубчики, я не только восьми медяков не дам, я за них и трех не дам, и даже одного. Ну и что же, что вы тут ходите, разговариваете, дышите? Все едино вы все покойники. Ох, как вы драпать будете, когда наши придут, – быстрей собственного визга понесетесь, а только никуда вам не уйти…

Ланна тоже поклонилась и даже сделала неуклюжий книксен. Старший патруля поморщился.

– Вот ведь шантрапа, – сказал он на эгери. – А тоже себя женщиной считает…

Двое других патрульных рассмеялись. Эттер сжал кулаки в карманах, глядя, как эти трое проходят мимо – сытые, лощеные, самоуверенные.

– Твари… – выдохнул он, когда патруль миновал их.

– Тише ты, – одернула его Ланна.

– Да что – тише? – Эйтье все же понизил голос. – Они же по-нашему ни бельмеса не понимают! Я же что угодно тут мог нести, когда они мимо шли! Хоть «валите домой, эгеры проклятые»! Они же все равно не поняли бы!

– А если бы поняли? Есть среди них и такие, что по-нашему немного говорят…

Эйтье мотнул головой, не желая снова признавать правоту Ланны – хотя она, несомненно, была права. Кое-кто из эгеров хоть на ломаном варнед, а говорит. Но вот читать на варнед они точно не умеют. Разве станет эгер учить какую-то там грамоту, кроме собственной? Да нипочем и никогда!

И ни один эгер не поймет, что висит на стенке вместо приказа комендатуры – прямо у него под носом!

Скопировать печать было делом несложным – Домар вырезал ее за полдня, благо образчиков хватало: сорванных приказов накопилось предостаточно. Оттиск получился не совсем четким – ну так к утру и настоящий приказ, пропитавшись росой, выглядел бы точь-в-точь как этот. Главное, что почерк похож.

Да, Эттер – шпана и шкодник. И в его еженедельной нотате постоянно красовались учительские замечания. И если не хочешь получить дома взбучку от родителей, приходится проявить смекалку. Эйтье в совершенстве научился подражать почерку учителя Дейгена.

Сейчас-то Эттер согласился бы на любую взбучку, лишь бы родители были живы…

Это раньше Эйтье был дурак. А теперь он умный. И теперь он знает, на что годится его умение. Эгерам головы дурить, вот на что. Это Дейген перед ними выслуживается. В переводчики подался, гад. Ничего, придет время, спросят и с Дейгена.

А может, эгеры его сами в расход пустят? Вот бы здорово! Ну, когда поймут, что висит на месте их поганого приказа…

Они ведь не читают на варнед. Так что поймут не сразу – листок на месте, и печать на нем, как полагается. И почерк тот же самый. Другой почерк их бы сразу насторожил – но если с виду он тот же самый, то с какой стати им приглядываться? Мимо пройдут и не заметят ничего. И покуда местные прихвостни не приметят, будет вместо приказа на стене висеть воззвание! Пусть эгеры почешут свои задницы, пусть поломают головы, откуда оно взялось!

Может, они и правда подумают, что его Дейген написал? Что он только с виду такой весь из себя переводчик?

Навряд ли. Сообразят ведь, что своим почерком он бы воззвание писать не стал. А жаль… хорошо бы они сами его замели, да ведь не станут…

– Держи. – Ланна сунула в руки Эттера листок, уже щедро намазанный клейким варом.

Эйтье еще раз огляделся для верности – нет, везде чисто, – подошел к стене и аккуратно налепил листок с воззванием поверх приказа.

Моллег тяжело вздохнул, достал из кармана платок в сине-желтую крупную клетку и утер вспотевший лоб. Путь предстоял неблизкий. И все же дело того стоило.

Совсем эгеры ошалели со своими реквизициями. Повадились выгребать все подчистую – и то им отдай, и это отдай… а самому что делать, лапу сосать, что ли, как медведю? Сейчас, летом, когда лес кормит, и то невмоготу – а зимой так и вовсе с голоду пухнуть остается. Да еще и поди выберись в тот лес. Эгеры нынче пуганые, им варнаэ за каждым кустом мерещатся, под каждой кочкой – да не просто варнаэ, а непременно летучие отряды! Хоть и далеко линия фронта, а покоя эгерам нет и до зимы не предвидится. Королевский приказ – даже отступая, регулярная армия обязана оставлять во вражеском тылу летучие отряды. Оказалось, урону эгерам от этих отрядов едва ли не больше, чем от самой армии. И ловить их – морока еще та. Сколько уже облав было, да все без толку. Вроде и выследят отряд, и обложат со всех сторон – а добыча как сквозь пальцы просочилась. Вот тут и думай, за грибами ли деревенская старушонка в лес наладилась – или же летучему отряду весточку передать. Не жизнь, а морока сплошная: самочинно по грибы, по ягоды в лес – ни-ни. Попадешься, так или расстреляют, или повесят. А припрет тебя с голодухи за грибами сходить, так и ступай, милый, не в лес, а в комендатуру. Разрешение выправлять. Пропуск. Чтобы от сих и до сих, и попробуй только время просрочить! Еще и на лапу дать изволь, чтобы тебе этот пропуск выправили, а не домой несолоно хлебавши завернули: мол, иди, человече, и спасибо скажи, что тебя никто к стенке не припер и выспрашивать не стал этак душевно, на кой это ляд тебе в лес понадобилось да не растут ли твои грибы у летучего отряда в лагере! Набегаешься этак по писарям, ноги намозолишь, и все ради кузовка-другого грибов. Так у тебя ж еще и половину тех грибов отберут – на нужды фронта, мол. Самого же и сушить заставят. И опять же спасибо скажи, что половину, а не все отберут. А попробуешь утаить хоть малость, если и не вздернут, то горячих всыплют уж наверняка, до зимы забудешь, как на задницу садиться. Зимой-то оно, к слову сказать, все едино поспокойней будет – хоть отряды и летучие, а ходят они по земле и след за собой оставляют. Вот и придется им сразу по первоснежью по укрытиям забиваться, пересиживать. Тогда и эгеры лютовать перестанут.