Вилла в Италии - Эдмондсон Элизабет - Страница 52

• Предыдущая
• 52/89
• Следующая

— В отношении математики это совершенно верно, — подтвердил Джордж, наблюдавший за спором с самым искренним вниманием. — Вам не следует так уж нападать на подругу.

— Я не нападаю, просто имею право это высказать, потому что она моя подруга.

— Все мы совершаем ошибки, — проговорил Уайлд.

— Ты не нашла того, чем хочешь заниматься, и будешь несчастна, пока не найдешь, — заявила Воэн. — Налейте мне еще вина, Люциус.

— Пожалуй, с вас уже довольно, — предостерег Джордж.

— Нет, не довольно. Я чувствую себя, как та женщина из древнего мира… как ее звали? Та, что на фреске. Пророчица… а, вспомнила: сивилла. Однажды я пела сивиллу, но не могу вспомнить, где и в какой опере. И более того, мне на это наплевать!

— О, ради всего святого, оставь пророчества Марджори — бросила Джессика, все еще переживая из-за слов подруги.

— Не оставлю. Вы с Джорджем можете не соглашаться с моими словами, хотя это правда, но вот Марджори не может. Она была писательницей и хочет ею быть. Но только она не пишет, — следовательно, не делает того, что хочет. А вы, Люциус, хотите быть художником.

— Не совсем так, Делия. Нужно употребить прошедшее время. Все это дела давно минувших дней. Мальчишеская прихоть, не больше. А сейчас я взрослый успешный банкир, опрометчиво оторвавшийся от работы, чтобы приехать на «Виллу Данте». Вероятно, это вообще было ошибкой — учтивая, что скрывается в этой башне. Я, как и запланировал, поеду в Лондон, где пробуду несколько лет и заработаю кучу денег для себя и для банка. И кстати, я скоро женюсь.

Это заявление было встречено ошеломленным молчанием.

— На ком? — спросила Марджори. — Конечно, на ком-нибудь совершенно неподходящем. Готова поспорить.

— Напротив, Эльфрида — дочь английского банкира, главы торгового банка. Красива, хорошо воспитана, обворожительна — словом, обладает всем, что может желать мужчина от хорошей жены. Она не слышит голосов, не поет, не лентяйничает, и для меня будет большим облегчением вновь оказаться в ее компании.

— Эльфрида? — переспросила Воэн, внезапно встревожившись. — Это необычное имя. Она, случайно, не из Йоркшира?

Джессика смотрела на Люциуса с испуганным выражением на лице.

— Надеюсь, вы говорите не об Эльфриде Харрингтон-Ноулз?

— Именно о ней. Вы ее знаете?

— Знаем ли мы ее? — воскликнула Делия. — О да, мы ее хорошо знаем. Вместе учились в школе. Вы не можете жениться на Эльфриде. Послушайте, да ведь она…

— Делия, замолчи! — крикнула Джессика. — Если Люциус влюблен в Эльфриду и собирается на ней жениться, тогда ни слова больше. Нет! Ни слова! — Мелдон повернулась к американцу. — Мы знали Эльфриду только по школе. Никто из нас с тех пор с ней практически не сталкивался.

— Ты, может, и нет, а я…

— Делия, я сказала — замолчи!

— О, хорошо. — Та бросила потемневший взгляд на Люциуса. — Вы будете потом жалеть, только и всего. Это тоже часть той фальшивой, иллюзорной жизни, которую вы ведете. Хотите быть живописцем, но у вас не выходит по какой-то причине, и тогда вы изобретаете себе эту никчемную жизнь, чтобы чувствовать себя как можно более несчастным.

Черт, а ведь именно это произойдет, если он женится на Эльфриде. С таким же успехом можно пойти и запереться в той безысходно-трагической комнате в башне. Выйдет не намного хуже, чем быть банкиром, с Эльфридой в качестве жены.

Люциус выглядел скорее позабавленным, чем раздраженным, но Делия подозревала, что под беспечностью тона, каким он произнес: «Благодарю за совет», — вновь скрываются напряжение, паника и замешательство.

— Что ж, среди нас, похоже, вы одна сделали правильный выбор, — продолжал он. — Мы все неудачники или сбились с пути, тогда как вы наслаждаетесь успешной и полностью удовлетворяющей вас жизнью.

— Не говорите глупостей! Как вы можете быть столь слепы? Неужели я кажусь вам счастливой?

— А разве нет? — спросила Джессика.

По ее голосу Воэн поняла, что та боится, как бы она не начала рассказывать всем о чувствах к Тео. Чего она, конечно, делать не собиралась; не настолько уж много и выпито.

— Знаешь ли ты, чего мне это стоит — часами агонизировать на сцене и почти всегда в конце спектакля испускать последний вздох? Ненавижу это! Опера — это почти всегда трагедия, и от трагедий я сама чувствую себя невыносимо несчастной. Меня тошнит, мне тяжко петь эти роли. Есть голос, есть техника, есть подходящая для оперы внешность, выносливость, стойкость, упорство — я обладаю всем, что для этого требуется. Кроме одного — нужного темперамента.

— Это просто временное настроение, — заметил Джордж. — Приступ меланхолии, от которого страдают все артистические натуры. Это пройдет, обязательно.

— Настроение — может быть, но не роли. Вам когда-нибудь приходило в голову, что практически в каждой опере женская роль — это роль жертвы? В опере женщины переживают предательство, страдают от угнетения, обречены на смерть и страдания. — Воэн звонко ударила пальцем по пустому стакану и в тон этой ноте пропела долгое: — Обречены-ы! Ирония в том, что я билась за возможность стать оперной певицей. Я отстаивала свои права, видела себя сильной, независимой женщиной, отстранилась от своего отца, трудилась как собака — и добилась чего хотела…

— А я и понятия не имела, — потрясенно выдохнула Джессика. — Делия, почему ты мне ничего не сказала?

— Потому что тебе и своих проблем довольно, незачем было наваливать еще и мои.

— Разве не для этого существуют друзья?

— Не всегда. Порой друзьям лучше держать свои проблемы при себе.

— И давно ты ненавидишь то пение, которым занимаешься?

— Примерно столько же, сколько музыка — которую я люблю, это моя жизнь! — перестала быть радостью только для меня и сделалась долгом и обязанностью перед другими. Дело не в том, что музыка, которую я исполняю, недостаточно хороша для меня. Я ее обожаю. Во всяком случае, обожаю, когда нахожусь среди публики или по эту сторону репродуктора.

— Значит, уже давно, — подвела итог Джессика. — И не проронила ни слова.

— Я должна была сама во всем разобраться. И с тех пор как нахожусь здесь, все настойчивее чувствую потребность посмотреть правде в глаза — признать, что для меня это губительно, что я просто заболеваю.

Еще до того как на нее навалился бронхит, Делия чувствовала себя измученной и обессиленной после каждого спектакля, страдала желудком, часто простужалась. А люди, по мере ее восхождения по карьерной лестнице, твердили, как она талантлива, как ей повезло!

— Мне несказанно повезло: ведь в этом бизнесе, в опере, жестокая конкуренция — лишь один из тысячи, из десяти тысяч чего-то добивается. Нужен голос и хорошие педагоги, а больше всего — удача, умение оказаться в нужном месте в нужное время. У меня все это было. И после достигнутых успехов признать, что мне это не подходит, — значит, выбросить все старания на ветер, зарыть талант в землю. Это казалось предательством по отношению к тем людям, которые помогали мне подниматься к вершинам профессии.

Она подтолкнула Люциусу свой бокал.

— Вам уже хватит.

— Вы говорите прямо как мой отец. Разве что для него и чайная ложка алкоголя — это перебор.

На террасу вышла Бенедетта с серебряным подносом. На нем было пять маленьких рюмок, бутылка вина темно-золотистого цвета и блюдо с крохотными печеньицами.

— А это что за штуки? — спросила Марджори. — Похожи на сухарики с орехами.

— Бискотти, — пояснил Люциус. — Твердое, как кирпичи, сухое печенье; зубы поломаете, если попытаетесь откусить. Его надо окунать в вино — это десертное вино, очень сладкое, — и бискотти размягчатся. Тогда ешьте.

— Отлично. Дайте мне попробовать.

— Это вино гораздо крепче, чем то, что вы только что пили, — предостерег Делию Люциус. — У вас будет утром страшное похмелье.

— Но пока что ночь тепла и полна обещаний, небо в звездах, воздух благоухает ночными ароматами. Я пью не для того, чтобы утопить в вине свои печали.

Нет, сейчас она пила, чтобы отпраздновать то почти божественное откровение, что обрела здесь, на «Вилле Данте». Ее жизнь по-прежнему полна проблем, и утром, когда придется встретиться лицом к лицу с необходимостью принять решение, к которому подталкивало это откровение, все покажется еще тяжелее. Насколько иначе могло бы все быть, если бы они с Тео… Но она не намерена была говорить либо думать об этом — во всяком случае, не сейчас.

• Предыдущая
• 52/89
• Следующая