Эгнор - Крабов Вадим - Страница 29
- Предыдущая
- 29/84
- Следующая
— Багаж к нам в номера, — распорядимся купец.
И мы пошли к входу в дом, над которым висела большая вывеска «Пансион «Гвоздика». Низкие цены, домашний уют». Вдруг мне сразу все разонравилось. Ужасно не хотелось входить в пансион, будто там толпа дворовых хулиганов собралась. Я невольно напрягся. Посмотрел на спутников — все были спокойные и с нетерпением предвкушали избавление от жары и многодневной грязи. Лицо Гранда просто лучилось довольством. А у меня словно будильник в голове звенел — не заходи! Еще раз посмотрел на Рона и хотел было рассказать о своих ощущениях, но тут угодливый слуга в богатой ливрее распахнул изнутри двери и сделал приглашающий жест:
— Здравствуйте, господа. Прошу вас, мы всегда рады гостям. Здравствуйте, господин Гранд, — произнес он торжественно и отошел в сторону.
В просторном холле никого не было, и я попытался успокоиться, но ничего не вышло, наоборот, рука еще сильнее стиснула рукоять меча, подготовил бросить силу в свернутые фаербол и огненную стену и вошел в просторный вестибюль вслед за Роном и Агной, так и не решившись ничего им сказать. За мной зашел Гранд. Вокруг было пусто, даже слуга остался на улице. Купец нахмурился и крикнул:
— Эй, кто там, почему не встречаете кузена хозяина!
Вдруг из боковых проходов полыхнули ярко-синие вспышки, и в нас полетели три синих плетения. Я мгновенно провалился в ускорение. Заклинания постепенно разворачивались в сети, Рон медленно опускался на пол, пытаясь уйти из зоны захвата, я поднял руку и ждал так медленно разворачивающийся фаербол, чтобы сжечь летящую в меня сеть. В голове вдруг что-то разорвалось, и меня выкинуло из ускорения. Фаербол все-таки сорвался, прожег сеть и ударился в стену, обитую резными дубовыми панелями, с жаром полыхнуло. Мои ноги подкосились, и я свалился на пол. Еще одна синяя вспышка, мелькнувшая сеть, и тело совсем перестало меня слушаться. Сознание постепенно угасало.
Словно сквозь вату слышались глухие крики: «Тушите пожар, мать вашу!» — и голос Гранда, подходящего к бессознательному охотнику: «Шустрый мальчик… я вам за что деньги заплатил? Если б я его сзади не огрел, пожег бы здесь все и вас заодно», и, уже подойдя к Рону: «Ты думал, я про Лайну просто так вспомнил? — Со злостью пнул его в лицо: — Жаль не слышишь и не чувствуешь. Эй, упаковывайте их, скоро стража приедет, заберет». И я окончательно провалился в небытие, успев подумать: «Почему амулет не сработал?»
Очнулся я в камере, лежа на жестких нарах, покрытых какой-то ветошью. Я был в штанах и рубашке, босиком. Болела голова, хотелось пить. Пошевелился. Все работает, не связан. Почувствовал дискомфорт на шее, потрогал — ошейник. На ощупь из металла с утолщением впереди. Сидит крепко, самому не снять. Выматерился. Сел на нары, голова немного покружилась и прошла. Потрогал голову — на темени здоровенная шишка, не страшно, пройдет. Саблей плашмя, наверное, приложил, гад. Почему же не сработал амулет? Проверяли ведь! Ну что за скотство! Только собрался зажить среди людей, обследовать загадочные руины — и на тебе! Ну купчишка, ну падла! Доберусь я до тебя, обязательно поквитаюсь! Как лохов нас развел! Сплюнул с досады. И сам виноват, надо было не стоять на месте, а двигаться, фиг бы кто меня достал тогда! Понадеялся на колдовство. Ну надо же, как обидно-то! Стукнул кулаком по нарам от бессилия. Ладно, осмотримся.
Камера представляла собой квадрат без окон. Нары одноярусные. Напротив — обитая железом дверь без ручек с зарешеченным окошком, из которого и лился тусклый неровный свет. Попытался сплести фаербол. Ничего. Стихия не отзывалась. Попробовал войти в транс разобраться — тоже бесполезно. Хороший ошейничек, я даже погладил его. Пригляделся… даже ауры не вижу! М-да… настроение опускалось все ниже и ниже, первоначальное возбуждение прошло бесследно. Попал так попал. Как, оказывается, я привык к своим способностям! Как без рук сейчас. Рон и Агна поди тоже по одиночкам сидят.
Вот и убежал от одной тюрьмы в другую, а здесь наверняка костер. Брр. И дорогих мне людей тоже, из-за меня! Глаза неприятно защипало. Я уткнулся лицом в ладони и застонал.
От самобичевания меня отвлек лязг отпираемой двери. В дверях стояли два упитанных высоченных типа в кожаных одеждах неопределенного цвета. На поясах висели деревянные на вид дубинки. В поднятой руке одного из них масляный фонарь.
— Ну что, господин чернокнижник, сами пойдете? — с издевкой спросил тот, который без фонаря. Голос был под стать внешности, глубокий бас.
— Куда? — с затаенным страхом спросил я в ответ.
— Куда поведем. Тут недалеко поленница есть.
Они переглянулись и дружно заржали.
— На допрос, куда же еще! Побыстрее, господин следователь не любит ждать.
Коридор показался длинным и, как водится, мрачным. Кое-где на стенах висели масляные светильники. Миновали стол, с сидящим за ним дежурным, и поднялись на два этажа вверх, минуя еще два поста и одну решетчатую дверь, которую, ворча, открыл очередной дежурный. Вели меня спокойно, без толчков, без угроз. Вообще молча. Видимо, хватило ржачки в камере. Один впереди, второй, с фонарем, сзади. Руки назад сложить не приказали, в отличие от наших тюрем.
Пройдя половину коридора с нормальными дверьми и окнами, правда в решетках, остановились возле очередной ничем не примечательной двери, и первый охранник постучал и крикнул через дверь:
— Заводить молодого, господин следователь?
— Заводи.
Меня завели в кабинет. Арочное окно с металлической решеткой, стол, заваленный бумагами, чернильница с пером и напротив стола стул. Не так. Стул из триллеров про маньяков. На подлокотниках металлические скобы, то же самое на ножках и высокой спинке. Все для полного обездвиживания! Как сказали бы в рекламе.
— Присаживайтесь, молодой человек, — сказал усталый, болезненно худой пожилой человек с совершенно седыми волосами и бородой.
Охранники подпихнули меня в сторону кресла. Я заупирался. Ужасно не хотелось садиться! Попытался стряхнуть конвоира приемом, но следователь сжал в руке какой-то предмет, и я повис у охраны на руках. По моим ощущениям, действительно повис: совершенно перестал чувствовать свое тело. Меня усадили, пристегнули, и следователь разжал кулак. Вернулись все чувства. Подергавшись, убедился, что зафиксирован на совесть.
— В первый раз в ошейнике? Понимаю вас. — Голос следака был бесконечно усталым и сочувствующим. — И колдовать поди пытались? На вас хороший ошейник, даже от астрала блокирует. Это, конечно, лишнее для вас, но подозрения уж больно тяжелые. Знаете, ваши более опытные коллеги активно общаются через астрал.
— Но я не чернокнижник!
— Охотно верю, но фактики-с. Ребята, — обратился он к охранникам, — совсем немножко, для профилактики.
«Ребята», кряхтя, опустились на пол с двух сторон, и по пальцам ног посыпались удары. Я заорал. Больно, блин! Не сравнить с тем, что было после инициации, но то было раньше, а бьют-то сейчас! Потом неожиданно накрыла злость. Холодная такая ярость, мол, придет еще мое время, попляшете. Хорошо, что перестали бить, а то бы следак заметил прекращение ора. А он в это время делал вид, что читает важную бумагу.
— Ошейничек, помимо всего, еще и искатель правды. Соврете, вот здесь вот, — он показал на артефакт, — загорится огонек, и вас тогда снова эти нехорошие люди побьют. Все ясно?
— Да.
— Имя.
— Егор.
— Род.
— Ор’Кравес. — И скосился на прибор. Ничего не горело. Может, на понт взял?
— Это где такое?
— Баронство Кравес в предгорьях Южных гор, рядом с герцогством Ривалон.
— Про герцогство слышал краем уха, а баронств там тьма, да демоны с ним. А что в наших краях, в такой дали делаете, заметьте, поближе к демонопоклонникам, они же рядом, за горами? — И показал рукой предположительно на север.
— Да при чем здесь демонопоклонники, — я медленно произнес это якобы трудное слово, которым редко называли чернокнижников, — я в охотники хочу.
- Предыдущая
- 29/84
- Следующая