Запретный плод - Джонсон Сьюзен - Страница 50

• Предыдущая
• 50/90
• Следующая

— Я не ищу виноватых, — сказал герцог. — Я слишком циничен, чтобы понимать, что со мной произошло. За этот брак и прошедшие после него двадцать лет мне, кроме себя, винить некого. Ты ни в чем не должна себя винить. А за нашу встречу у Аделаиды я должен благодарить богов, проявивших благосклонность ко мне, — улыбнулся он, дотрагиваясь пальцами босой ноги до ее маленьких белых туфель. — Не стоит быть такой серьезной. А что касается Шарля и развода, то Изабель может делать что угодно, я постараюсь обо всем позаботиться.

Интересно, подумала она, сколько же ему придется заботиться о ней? Как долго в обществе будут продолжаться разговоры о том, что она фатальная женщина, разрушившая двадцатилетний брак? Какую цену он должен заплатить, чтобы продолжать жить в обществе, в котором был рожден? Не устанет ли он от этого бремени? Этьен привык к жизни, где царят легкость, непринужденность, удобства. Сколько должно пройти времени, чтобы он устал от борьбы? На одних весах оказались: она, чужестранка, и его двадцатилетний брак.

— Я не хочу, чтобы обо мне заботились, — прошептала Дейзи.

На мгновение это озадачило его, но потом он вспомнил, что перед ним американка.

— Постоянно забываю о том, что ты не…

— Изабель?

— Нет, не такая, как все женщины, которых я до сих пор видел. Извини. — Улыбка осветила его лицо. — Но раз ты такая независимая, может, ты позаботишься обо мне?

Дейзи рассмеялась от мысли, что он просит ее взять на себя ответственность за самого безответственного в мире герцога.

— Нет, у меня недостаточно энергии, чтобы тащить на себе неисправимого человека, которого растили в убеждении, что он центр мироздания.

— Тогда, может, у тебя хватит энергии побыть со мной… хотя бы малую часть моей жизни? — спросил он с улыбкой.

— Мне, наверное, не полагается спрашивать, какую именно часть? — в свою очередь спросила она.

Господи, как ему всегда удавалось дать ей почувствовать, что она нужна ему.

— Вероятно, нет, — его пальцы двигались вдоль светлого шелка ее чулок. — Тебе в них не жарко?

— До сих пор не было…

— Я могу охладить тебя. — Она вскинула брови.

— Это чтото новенькое. — Он усмехнулся.

— Я имею в виду, что сниму с тебя чулки.

— Очень мило с твоей стороны.

— Мне всегда говорили, что я очень вежлив.

— Кто? — кокетливо спросила она.

— Моя мать, разумеется.

— Ну конечно, я могла бы и догадаться. Мои родители тоже восхищались моими манерами.

— До тех пор, пока мужчина не коснулся тебя? — герцог шутил, но только наполовину. Он не скрывал свою ревность, когда это касалось прошлого Дейзи.

— Зато ты, конечно, можешь убедить меня в своем монашеском поведении.

— Ты слишком требовательная женщина.

— Вот именно, — убежденно сказала Дейзи. Она никогда не позволила бы ему то, что позволяла Изабель. Скорее бы она не вышла за него замуж. Все ее попытки понять эту женщину были безнадежны. Как может существовать брак, лишенный любви и привязанности?

— Я рад этому, — сказал герцог.

Как долго он будет рад, подумала Дейзи.

— Я более ревнива, чем Изабель, — просто объяснила она свои чувства. — Я никогда не делила бы тебя с кемнибудь еще.

— Хорошо, — в одном этом слове заключалось обещание. — Кстати, о дележе: может, пойдем в дом? Иначе слугам придется разделять с нами радости наших занятий любовью. — Он примирительно улыбнулся. Невозможно уединиться в городе, когда любишь женщину, подумал он. Раньше он не был так осмотрителен. Но сейчас рядом с ним была любимая женщина.

Герцог внес Дейзи в дом вверх по лестнице на глазах у улыбающихся слуг.

— Они все знают, — прошептала Дейзи, румянец покрыл ее щеки, когда они прошли мимо служанки, несущей в вазе свежие цветы.

— Люди в Америке не занимаются любовью?

— Ну… конечно. То есть, я имею в виду…

— Не на глазах у прислуги?

— Ну… — Дейзи подумала о своем брате Трэе, у которого были такие же свободные взгляды в этом вопросе, как и у Этьена. — Ну, я никогда этого не делала.

— Ну ктото же должен быть таким же толстокожим, как и я? — поддразнил он ее.

— Пожалуй, это можно сказать о моем брате до вступления в брак, — поспешно пояснила она. — О, дорогой, я не хотела бы быть пуританкой и ханжой… — слабым голосом проговорила она под ироническим взглядом Этьена.

— Раз ты так боишься быть застигнутой слугами, я, наверное, закрою дверь.

— Да неужели? — она вдруг поняла, какую образцовую жизнь вела до встречи с ним.

— Нет, не закрою, — пригрозил он. — Это нечестно, — нежно укорила она. Он поцеловал ее. Это слово напомнило ему о Изабель и Шарле, и он хотел побыстрее избавиться от воспоминаний о них. Они оказались в спальне. Он раздел Дейзи на кушетке, а она помогла ему стащить рубашку, глядя на него влюбленными глазами, когда он наклонился, чтобы разуться.

— Ты великолепен, — пробормотала она.

— В чем? — он взглянул на нее лукаво своими зелеными глазами.

— Во всем.

Боже, как я люблю его! — подумала Дейзи. Только с ним она полностью чувствовала себя женщиной.

— Я ничего не понимаю в кухне и не умею хорошо играть в бридж. Мои манеры ужасны, я бы даже сказал, они у меня просто отсутствуют. Я танцую, только когда вынуждают обстоятельства. Словом, у меня масса недостатков. И вообще у меня нет времени вести все эти скучные беседы, — он усмехнулся, — так как я обещал своей команде сегодня вечером играть с ними.

— Ты циник.

— Да, радость любить тебя у меня на первом месте.

— Какая удача!

— Обожаю умных женщин, — шутя он дотронулся до кончика ее носа.

— Вы можете поцеловать меня, герцог, — сказала Дейзи напыщенным тоном, но не выдержала и рассмеялась.

И он поцеловал ее…

На следующий день после полудня Дейзи вернулась от Аделаиды. Зная расписание его игр в поло, она знала, когда ожидать его возвращения. Она знала, как он будет выглядеть, улыбаться, удовлетворенный своей игрой и радостью видеть ее, и хотела быть в доме, ожидать его, приветствовать, как будто это был их дом. Она вошла в вестибюль, дружелюбно улыбнулась Берне, пребывая в блаженном, мечтательном настроении.

Берне не улыбнулося ей в ответ и не приветствовал дружелюбно, как обычно. Он, казалось, был чемто озабочен, брови были нахмурены.

— Герцог уже вернулся? — спросила Дейзи.

— Нет, мадемуазель, но я послал за ним.

Чтото было не так. Берне был великолепным дворецким и никогда не терялся. Этакий уравновешенный британский тип. В общем, образец дворецкого.

— Чтото случилось? — быстро спросила она. — Чтото с Гектором?

— Нет… нет… мадемуазель, — уверил он, — ни с кем ничего не случилось. Но для вас было бы лучше вернуться к принцессе Шанталь, пока господин герцог…

— Я ожидала вас, — перебил его холодный знакомый голос. Очевидно, ктото еще был знаком с расписанием Этьена.

Когда Дейзи обернулась на звук презрительного голоса, который она слышала в опере, Изабель стояла в дверном проеме палисандровой гостиной с таким видом, как будто это ей принадлежала резиденция, построенная и украшенная великим Бернини. Ее наряд и прическа были весьма продуманным воплощением женственности. Светлые волосы казались еще светлее в полутемном интерьере, И бриллианты де Веков светились в ее ушах. Не обращая внимания на моду, предписывающую днем носить меньше драгоценностей, чем вечером, она надевала большое количество дорогих украшений и носила их с королевской самоуверенностью.

— Мне жаль, мадемуазель, — мягко сказал Берне. Он был бессилен остановить визит жены хозяина. Дейзи понимала это и успокаивающе коснулась его руки.

— Все нормально, Берне — она улыбнулась, затем, повернувшись к Изабель, сказала спокойным, ровным тоном который часто использовала в суде: — Мы можем поговорить в гостиной. Желаете чтонибудь выпить?

— Это не светский визит, — Изабель намеренно не назвала ее по имени.

— Я, пожалуй, выпью чаю, Берне, — сказала Дейзи. — С шоколадным печеньем.

• Предыдущая
• 50/90
• Следующая